Рубикон. Триумф и трагедия Римской республики - Том Холланд

Что бы Цезарь ни думал о своем родителе — молчание источников не позволяет нам высказать определенного мнения, — несомненно одно: перед его глазами был куда более впечатляющий образчик карьеры. Проведя год в качестве претора, отец Цезаря был назначен на пост наместника Азии — самое доходное место. Устроить такое назначение можно было, только дергая за самые главные из натянутых за сценой веревок. Митридат еще только готовился к вторжению, однако Марий уже устраивал себе нечто вроде генерального командования на востоке. Внезапное возвышение свояка попахивает участием полководца. Когда сперва восстание италиков, а потом гражданская война охватили Римскую Республику, Марий продолжал являться патроном своих родственников Юлиев. Перед самой своей смертью, во время кровавого седьмого консульства, он намеревался возвести молодого Цезаря в жрецы Юпитера, место которого оставалось вакантным после вынужденного самоубийства предшественника, и его мог занимать только патриций. Цезарю тогда было всего тринадцать, и место это было уготовано для мальчика, который тут же был втянут в водоворот гражданской войны.

В 84 г. отец Цезаря скончался — по неизвестной нам причине. В том же самом году Цезарь сам снял с себя буллу, задрапировал тело тяжелыми складками тоги взрослого человека и официально обрел статус совершеннолетнего. Консул Цинна, являвшийся после смерти Мария влиятельным человеком в Риме, медлить не стал. Цезарь был официально возведен в жреческое достоинство. Шестнадцатилетний юноша, должно быть, сделался заметной фигурой, поскольку Цинна также предложил ему руку своей дочери Корнелии. Цезарь уже был помолвлен, однако ни один разумный молодой человек не упустит возможности породниться с первым лицом Республики. Римский брак обыкновенно являлся предприятием несентиментальным. Любовь здесь была ни при чем, все определяла политика. Женщина из высших слоев общества, особенно оказавшаяся плодовитой, была призовой ставкой в азартной игре возвышения. Поскольку от девочек при рождении избавлялись чаще, чем от мальчиков, в обществе всегда существовал недостаток подходящих невест. Как и слову «младенец», в латинском языке нет эквивалента понятию «старая дева». Отцы настолько рьяно торговали браками своих дочерей, что девочки обыкновенно признавались взрослыми в возрасте более раннем — на три-четыре года, чем их братья. Отпраздновав свой двенадцатый день рождения, девочка вполне могла тут же оказаться под традиционной шафрановой вуалью невесты. Если жена оставалась на попечении отца — как большинство состоятельных женщин, — тогда верность ее мужу в лучшем случае являлась видимостью. Браки складывались и распадались с головокружительной скоростью, ибо внезапное изменение какого-либо альянса могло потребовать столь же внезапного развода. Пока Корнелия оставалась женой Цезаря, он мог быть уверен в благосклонности Цинны. Мужу незачем любить свою жену, когда можно просто ценить ее.

Но когда Цинна пал от рук взбунтовавшихся солдат, Корнелия должна была вдруг превратиться в бремя. После того как Сулла истребил сторонников Мария и уничтожил последние остатки режима Цинны, она превратилась в нечто еще более худшее. Будучи племянником Мария и зятем Цинны, Цезарь едва ли мог предлагать свои услуги новому диктатору. Однако при всем том имя его не появилось в первом из проскрипционных списков. Будучи протеже марианцев, Цезарь также сохранял тесные связи с Суллой. Причудливый характер общества Римской Республики часто порождал весьма противоречивые связи. Мирок аристократии, в частности, был невелик, а сложная паутина брачных альянсов могла связать вместе даже самых непримиримых соперников. Мать Цезаря была родом из семейства, давшего Сулле нескольких наиболее влиятельных сторонников. Это и спасло жизнь молодого человека.

Вместо того, чтобы приказать убить Цезаря, Сулла удовлетворился лишением его жреческого сана и потребовал развестись с Корнелией. Удивительно, что Цезарь отказался это сделать. Столь самоубийственный акт неповиновения заставил его бежать из Рима; за голову его была назначена цена. В итоге лишь новое заступничество родственников Аврелии заставило Суллу простить зарвавшегося юнца. Диктатор сдался, отстраненно пожав плечами и промолвив, что в душе этого парня уместится не один Марий. Но если Цезарь кого-то и напоминал, так только не Мария. Отказ от развода с Корнелией требовал от него не только отваги, но и верности, а также существенной доли патрицианского высокомерия и готовности довериться собственной удаче. Таковые качества Сулла, единственный из всех людей, бесспорно, мог оценить — оценить и исполниться недоверия.

Цезарь, безусловно, понимал, что не сможет ощущать себя в полной безопасности, пока жив Сулла, и он решил оставить Италию. Но решение это было вынужденной ссылкой. Теперь, когда быстрый путь к политической власти закрылся перед ним, Цезарю было необходимо заслужить блестящее имя более простыми методами. В качестве жреца Юпитера он не имел права ездить верхом на лошади, видеть вооруженное войско и даже оставлять Рим более чем на два дня кряду. Подобные архаические табу тяготили такого человека, как Цезарь, — великолепного всадника, регулярно упражнявшегося с оружием на Марсовых полях, полного жизненных сил и энергии. Само воспитание приучило его видеть в славе нечто, принадлежащее ему по праву. И теперь, благодаря Сулле, он получил шанс исполнить свои желания.

Они повели его в Азию. Цезарь отправился туда в качестве штабного офицера. Римлянин не имел никаких перспектив на политическую карьеру, если не служил в армии, причем в действующей. Восток сулил Цезарю великолепные перспективы. Великий боец Митридат зализывал раны и восстанавливал свою власть. Город Митилена, находившийся на эгейском острове Лесбос, все еще держался, не сдаваясь на предложенные Суллой жестокие условия мира. Повсюду царило военное и дипломатическое смятении — ситуация, прямо-таки созданная для молодого человека, созидающего свою жизнь.

Похоже, что Цезарь сразу произвел впечатление. Только что в Риме его сверхмодное одеяние заставило Суллу скептически приподнять брови и неодобрительно высказаться о манере этого молодого человека слишком свободно подпоясываться. Однако при дворах восточных царей модники имели успех, и власти провинции скоро осознали, что этот патриций и «денди» идеально подходит для дипломатических миссий. И Цезаря отправили к царю Вифинии Никомеду, которого римский гость действительно очаровал. Быть может даже слишком. Говорили, что Никомед продемонстрировал свою симпатию к Цезарю, взяв его в любовники; скандал этот не одно десятилетие давал благодатную почву для сплетен врагам Цезаря. Но как бы и что бы там ни было, миссия его увенчалась успехом. Цезарь не только ублажил норов Никомеда, но и сумел взять у него взаймы — существенную долю флота. Отправившись с кораблями на Лесбос, Цезарь присоединился к осаждавшим Митилену, где проявил незаурядную отвагу. За спасение многих сограждан в бою он заслужил особую почесть, гражданский венец — сплетенный из дубовых листьев венок, служивший в глазах общества свидетельством доблести. Отныне всякий раз, когда Цезарь входил в Цирк, чтобы присутствовать на играх, даже сенаторы обязаны были вставать с места, приветствуя его. Отличие это делало Цезаря известным всему народу. О деянии его будут трубить на улицах Рима. О такой почести всякий гражданин мог только мечтать.

Однако если даже военная слава и является самым надежным средством завоевания людских сердец, Цезарь был человеком слишком дальновидным, чтобы полагать ее единственным условием для возвышения. Несмотря на то что шел 80 г. до Р.Х. и Сулла уже сложил с себя диктаторские полномочия, Цезарь не стал торопиться в Рим, чтобы насладиться там одобрением Цирка. Он предпочел остаться на Востоке на армейской службе, изучая на практике устройство провинциальной администрации и зарабатывая среди начальства репутацию надежного человека. Лишь в 78 г., удостоверившись в смерти Суллы, он наконец вернулся в Рим. В сером городе, еще скованном ужасом перед тенью почившего диктатора, Цезарь уподобился яркому красочному пятну. «Он обладал умением нравиться в удивительной степени для столь молодого человека, и, будучи человеком легким, созданным для общения с народом, обрел огромную популярность среди простых граждан».[90] Однако при всем бесспорном обаянии Цезаря подобная оценка явным образом свидетельствовала о политических намерениях. Политики, занятые ублажением толпы, определяли себя как популяры. Таким был Марий, таким был Сульпиций. Вся политическая программа Суллы являлась попыткой выкорчевать традицию популизма — традицию, наследником которой считал себя Цезарь. Он не стал долго ждать, чтобы объявить об этом публично. В первый же год после своего возвращения с Востока он затеял смелый процесс против одного их прежних офицеров Суллы. Сторонники диктатора прочно держали еще власть в своих руках, и офицер вполне предсказуемым образом был оправдан; однако выступление Цезаря оказалось настолько эффектным, что за одну ночь он сделался едва ли не самым знаменитым оратором Рима. Герой войны, человек, сведущий в практике дипломатии и провинциальной политики, Цезарь стал видной фигурой. Ему еще не исполнилось и двадцати четырех лет.