Железная роза - Николай Ключарев

Ожидавшие сигнала люди побросали работу. Выйдя за ворота, они слились в одно шествие, заполняя огромную площадь перед домом заводчика.

Еще накануне, узнав через соглядатаев о готовящемся выступлении работных, Баташев услал вершного в Муром за подмогой, приказав ему скакать во весь опор, и теперь нервно расхаживал по кабинету. Привыкнув к молчаливой покорности людей, он не ожидал такого.

«Сучье племя! — зло думал он, глядя, как площадь все более заполняется народом. — Ужо узнаете, как работу бросать!»

Высланный к толпе Мотря безуспешно старался уговорить собравшихся разойтись.

— Барина хотим видеть! Пускай выйдет!

В первых рядах стоявших перед домом людей виднелось похудевшее лицо Рощина. Здесь же был и Павел Ястребов. Нестройный вначале шум голосов все усиливался. Задние напирали на передних. Деревянные решетки, ограждавшие клумбы с цветами перед домом, с треском сломались. Видя, что еще несколько минут, и люди могут ворваться внутрь здания, Баташев решил выйти на балкон. Увидев его, толпа стихла.

— Бунтовать, скоты, вздумали? — Голос заводчика, как кнутом, резнул толпу.

— Землю давай!

— С голоду дохнуть?!

— По справедливости надо!

Баташев поднял руку. Крики замолкли.

— Я своей государыни верный слуга и ее приказа отменять не волен. Добром прошу: разойдитесь по домам. Подумайте: в какое время бунтуете? Наши пушки на войне нужны…

— На войне, — прервал Баташева Рощин, — наши братья головы кладут, а мы здесь погибать должны?

Андрей Родионович снова поднял руку. И в наступившей тишине ясно послышался идущий со стороны Нижнего завода треск барабанов. Не понимая, что это такое, люди поворачивали головы к приближающимся звукам. Баташев криво усмехнулся.

— Сейчас будет вам и хлеб, и земля! — Повернувшись, он ушел.

— Солдаты!

Толпа дрогнула и подалась назад.

— Спокойно! — раздался голос Рощина. — Поворачивай лицом к конторе. Не пустим.

— Не пуска-ай! — понеслось по рядам.

— Стой крепче! Назад оборотят!

— Пускай вертаются, отколь пришли!

Под зловеще-мерный треск барабанов, ощетинясь штыками, солдаты медленно приближались к толпе мастеровых.

— Идут? — спросил молодой, тщедушного вида парень, приподнимаясь на носки, чтобы разглядеть, что делается впереди.

— Уйти бы от греха, — словно отвечая, сказал стоявший рядом с ним мужик.

— Что, кум, в кусты?

— Хуже не было бы.

Стиснутый со всех сторон Рощин, услыхав этот разговор, собрав силы, рванулся вперед, пытаясь пробиться в ту сторону, откуда приближались солдаты, но людская стена была столь плотной, что ему не удалось сделать и шагу. Теперь, когда люди повернулись лицом к грозившей им опасности, само собой получилось так, что впереди очутились шедшие сзади, менее решительные, и очень важно было, чтобы в критическую минуту с ними находился кто-либо, кто сумел бы поддержать их. Василий еще раз попытался пробиться вперед, но его снова оттеснили на прежнее место.

— Устоят ли? Только бы устояли!

Меж тем расстояние между солдатами и мастеровыми все сокращалось. Не доходя шагов пятидесяти, колонна остановилась. Ведущий ее офицер вышел вперед.

— Расходись! Стрелять буду!

— Пугаи-ит!

— Мы своего требуем!

В это время на балконе дома снова появился Баташев. Увидя его, офицер поднял шашку над головой. Тот взмахнул платком и скрылся в своих покоях.

— Приказываю разойтись! — еще раз прокричал офицер.

— Стой, ребята, не пускай их, окаянных!

Офицер вернулся к солдатам и подал им какую-то команду. Передний ряд гренадер опустился на колени, и из длинных стволов ружей блеснул огонь.

Толпа дрогнула и подалась.

— Стреляют!

— Не бойсь, холостыми!

Раздался еще залп, на этот раз уже не холостыми: с десяток людей, сраженных пулями, со стоном повалились на землю. Охваченная ужасом, толпа забурлила, как огромный водоворот. Толкаясь и давя друг друга, люди метнулись назад.

— Братцы, убивают!

— Спасайся‑я!

Люди бежали, ничего не видя перед собой, думая только о том, как бы укрыться от пуль. Рощин попробовал было остановить бегущих, но людской поток подхватил и понес его с собой. Миновав заводской тын, работные, стараясь держаться поодиночке, бросились к лесу.

— Васька! Василий! Сюда скорей!

Оглянувшись на голос, Рощин увидел Ястребова и еще кого-то, укрывавшихся за плотиной.

— Пропало все!

— Айда за пруд, там спрячемся!

Карабкаясь по скату плотины, они двинулись в сторону от места страшной расправы. Добравшись до водосброса, поднялись наверх. Из-за будки плотинного выглянул Митька Коршунов.

— И вы сюда? Вот здорово!

— Давай, давай, не задерживайся! — торопил Ястребов.

Через несколько минут все трое были уже на другой стороне пруда. Добежав до кустов, Васька рухнул наземь: силы оставили его.

— Ты что, Василий?

Тот не отвечал. Подхватив его под руки, Ястребов с Митькой тронулись дальше.

— Ну, теперь, я думаю, не скоро найдут, — сказал, запыхавшись, Павел. — Можно и передохнуть! Ты побудь с ним, а я к берегу выйду, посмотрю: нет ли погони.

Положив Рощина на землю, Митька стал тормошить его, стараясь привести в чувство, но тот, несмотря на Митькины усилия, не приходил в себя.

— Не помер бы. Ну как? — спросил Митька возвращавшегося Ястребова.

— Тихо, никого будто нет. Не очнулся все?

— Нету.

— Давай его к бережку перенесем да водицей сбрызнем.

Набрав в пригоршню воды, Павел плеснул в лицо Ваське. Тот сначала тихо застонал, потом приоткрыл глаза. Вспомнив, что произошло, Рощин попытался вскочить на ноги.

— Лежи, лежи! — удержал его Ястребов. — Никого нет.

Издали поселок казался вымершим, только около господского дома виднелись люди. Просидев в лесу до вечера, Павел решил пробраться домой, посмотреть, все ли там в порядке, успокоить жену и мать. Напрасно Василий с Митькой уговаривали его подождать, Ястребов стоял на своем.

— В обход пруда пойду, кругом. В случае — скажу: в лесу был, не знаю ничего. Все благополучно будет — дам вам знать. Утром ждите!

Но ни утром, ни днем Ястребов не вернулся: видать, с ним что-то произошло. Парни начали чувствовать голод.

— Эх, теперь бы щец похлебать! — сказал Митька, лежа на животе и поглядывая в сторону поселка.

— А ты меньше думай об этом. Не помрем!

— Зачем умирать!

Но к концу дня Митька не выдержал.

— Пойду разведаю, как там дела!

— Выждать надо, пока солдаты уйдут.

— Я сторонкой. Не бойсь, не попадусь!

Часа через три Коршунов вернулся.

— Беда, Василий! Похватали всех!

— А Ястребов?

— Не бывал у него, боязно: солдаты да рунты кругом с ружьями. Хлебушком вот разжился, да и назад. Говорят, в воскресенье расправу чинить будут.

— В воскресенье? От кого слыхал?

— Лука сказывал.

— А он как?

— Его не тронули.

Подошел воскресный день. Рунты с утра ходили по домам, сгоняли народ на площадь глядеть, как будут казнить зачинщиков бунта.

На площади, рядом с «козой», стояла «ширманка» — переносный горн с лежавшими в нем щипцами. Один из рунтов ногой качал мех, над горном змеилось синеватое пламя огня. Народ молча толпился, глядя на приготовления к расправе.

Первым вывели Башилова. Могучего телосложения кузнец шел со связанными назад руками. Остановившись, он глянул на собравшихся, и люди потупили головы перед его взглядом.

Офицер, сидевший на балконе господского дома рядом с Баташевым, спросил, нагнувшись, что-то у заводчика. Тот утвердительно кивнул головой.

— Начинай! — крикнул офицер. Двое солдат развязали руки Башилову и потащили к «козе». Почуяв свободу, тот было рванулся, но на него насело еще несколько человек. Над распростертым на «козе» обнаженным телом взвилась плеть ката.

— Десять, двадцать, пятьдесят, — отсчитывали про себя удары в толпе. Башилов лежал молча. Сильное тело его вначале вздрагивало под ударами плети, затем смякло. После сотого удара на потерявшего сознание кузнеца вылили ушат холодной воды, поставили на ноги, снова крепко скрутив руки. Кат выхватил раскаленные щипцы, и из вырванных ноздрей Башилова струей хлынула кровь.

По толпе пробежала дрожь. Солдаты угрожающе вскинули ружья. Кузнец зашатался и рухнул на землю. Подхватив под руки, рунты поволокли его в сторону.

Одного мастерового за другим бросали солдаты на «козу», и кат проделывал над ними то же самое. В толпе народа слышались всхлипывания и тихие причитания баб.

Пятнадцатым вывели Ястребова. Похудевшее лицо его казалось спокойным. Отстранив рукой рунта, он сам лег на «козу». Стоявшая недвижимо толпа пришла в какое-то движение: раздвигая людей, кто-то пробирался вперед. Взяв новую плеть, кат отвел руку назад, приноравливаясь, как лучше ударить.