Воронка - Яна Розова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через две недели ему, действительно, позвонили.
Глава 15. Дело дрянь!
… «Утро добрым не бывает!» Эта истина заново открылась Седову, едва рассвет проник в окна его маленькой квартиры. Словно петух, встречающий первый луч солнца, заголосил телефон. С трудом открывая мутные свои глаза, Пашка проклинал мерзавца Белла за все хорошее, что тому удалось сделать для человечества. Телефон продолжал названивать и пара недобрых пожеланий была отнесена на счет настойчивого звонаря. Однако, вместе с разбуженным сознанием, проснулось и глубоко запрятанное вчерашнее потрясение: Ника.
— А… — первая попытка произнести короткое слово была неудачной. Пересохшее горло не желало издавать звуков. Кашлянув, Паша попробовал еще раз и вышло лучше: — Алло!
Но он опоздал. Проклинаемый звонивший потерял терпение и отсоединился. В трубке щелкнуло, раздались гудки отбоя. Пашка выругался так, что сам окончательно проснулся. Подождав немного повторного звонка, он натужно зевнул, пытаясь вызвать желание сна и, не добившись ничего похожего, отправился на кухню. Там он дождался пока закипит чайник, налил себе кофе и только тогда позволил воспоминаниям напасть на себя.
— …Мы с Никой потому и сошлись, что противоположности притягиваются, — говорил всхлипывающий Роман на обратном пути от злосчастного хутора Березового. Седов сам сел за руль его «Тойоты», позволив хозяину машины выпустить свои эмоции. Он и выпускал: — я восхищался ею: вся такая живая, такая активная! У меня совсем другой склад характера — я такой рациональный, такой разумный. Если что — уступаю. Промолчу, уйду. А она — вся огонь! Рядом с ней никогда не было пусто или скучно. Заводная, на спор пройдется по верху двухметрового каменного забора или угонит машину с охраняемой стоянки. Да, и такое могла провернуть! Я боялся неприятностей, а Ника только смеялась. Мне бы вечером в компьютер поиграть и ничего не надо, а она маялась, если сидела дома хотя бы один вечер, ей постоянно не хватало адреналина, драйва. Я весь свой адреналин из леталок и стрелялок получал. Ей же настоящие эмоции нужны были. Видно получила она свой адреналин… Ох, ну что мне стоило увезти ее в другой город, в другую жизнь! Но это сейчас все выглядит таким ясным, а еще вчера мне казалось, будто выхода нет.
Они уже выехали на трассу, ведущую в Гродин. Смываться из Башни Ужаса пришлось с невероятной скоростью, потому что чуткий Седов во-время услышал в тишине деревенской ночи слабый рокот мотора подъезжающего автомобиля. Вначале он собирался увезти с собой и тело Ники. Эту чертову секту надо душить к такой-то матери, а труп — улика что надо. Но появление «Фольксвагена» переиграло все первоначальные планы: Пашка рассчитанной оплеухой спешно привел Романа в чувство и потащил к окну. Слава создателю, «Тойота» пряталась вне зоны видимости для водителя микроавтобуса.
С Романом расставались у Пашиного подъезда.
Я больше здесь не могу оставаться, — сказал вдовец на прощание. — Продам бизнес партнеру и уеду. Боюсь, что сектанты теперь за меня возьмутся.
— И наследили мы в башне, — с сожалением добавил Пашка. — Они будут искать, кто у них в гостях побывал.
— Вот именно. — подтвердил толстяк. — К тому же, я не верю, что Ника сама по себе решила меня убить. Скорее всего, это они ее научили.
— Зачем же им тебя убивать?
— Ну, из-за денег, например. Деньги остались бы Нике, а потом секта бы их получила.
— Похоже, Нику как-то бессмысленно прикончили! — резюмировал Седов. Роман заметно вздрогнул от этого циничного «прикончили». Но Седов этого не заметил, поскольку устал, хотел выпить, хотел забытья. Все кончено. Все в прошлом. Ситуация кармически повторилась.
— Что же, прощай, Паша!
Павел пожал протянутую руку и вышел из машины. Он остановился на пороге своего подъезда, глядя как Роман неловко пересаживает свое неуклюжее тело с пассажирского сидения за руль. «Тойота» медленно покатила прочь, свернула за угол и, только проводив машину глазами, Седов стал подниматься по ступенькам.
…Можно было бы начать напиваться прямо сейчас. Паша достал заветную свою заначку, поставил на стол, нашел в шкафчике рюмку, налил. Каждое действие он пытался наполнить предвкушением счастливейшего мига — первого легкого хмеля, который любил особенно. Он старался в красках вообразить опьяняюще легкое головокружение и то, как дивно розовеют самые черные мысли в смоченной алкоголем головушке. Он припоминал звуки и ощущения, сопутствующие желанному моменту, старался вообразить этот легкий звон, эту очаровательную теплоту ко всему вокруг себя. Преображение унылого жилища в уютный маленький рай, где есть все необходимое для счастья: напиток истинной радости, гарантированная уединенность, пачка пельменей в холодильнике, продавленный диван у стены.
Седов поднес стакан ко рту, ощутил прикосновение к чувствительным обонятельным рецепторам водочных флюидов и… поставил рюмку на стол. Тут над домом напротив Пашиного высунулся первый луч солнца. Седов прикрыл рукой покрасневшие от недосыпа глаза.
— Э! — протянул он с пониманием. В словарном эквиваленте сей звук означал: «Все хуже, чем я думал! Если и пить не могу — точно дело дрянь!».
А можно ли сейчас просто влить в себя пол литра этой осточертевшей, если говорить начистоту, дряни, и упасть на свой диван? Неужели отступит воспоминание о вспоротой груди нежнейшей из женщин, бывавших в Пашиной постели? Неужто он сможет не представлять себе, содрогаясь, ее последний миг? И не вспомнит, что слышал предсмертный вопль девушки со светлыми волосами, и не ужаснется, представив, как стоял всего в нескольких метрах от места расправы?
Но кошмарные события — только эпизод из жизни секты, и если попытаться додумать свою мысль до конца, то получится, что эпизодов этих может быть больше, чем один… Руководители секты убивают людей, причем, вполне вероятно, что они исполняют какой-то дикий свой обряд, обряд требующий новых жертв, новой крови. Когда-то Павел был профессионалом, поэтому он все же смог отбросить эмоции и разглядеть, что из груди Ники было вырезано сердце. Именно сердце! Он не смог понять, стало ли извлечение сердца причиной смерти его бывшей любовницы, но на данный момент это не являлось самым главным.
А вот если взглянуть с другой стороны, так сказать, более масштабно, то становится совсем уж страшно. Вчера (а, кажется, будто это было Бог весть когда!) на собрании секты Пашка убедился своими глазами — чем-то Учитель безмерно привлекателен для гродинцев, чем-то он их очаровал. Только про Учителя разговоры и ведутся.
Раньше, к простому примеру, в очереди у любимого ларька Седов слышал как ругают Горбачева, смеются над Ельциным, проклинают Чубайса или моют кости Хакамаде. Иногда, если очередь была уж очень длиной из-за приемки товара или перекура продавщицы, вспоминали кого-нибудь из пресловутых олигархов. К денежным мешкам гродинцы относились со смешанным чувством зависти и восхищения, поскольку богатый человек не прав не бывает. А если он нажился, облапошив нас с вами, так это ему просто повезло. Кто бы повел себя иначе, подвернись ему такой случай?!
А вот вчера те же самые граждане, у того же самого ларька говорят совершенно о другом. Вот у Петровича жена болела и уже, вроде, врачи велели на кладбище место ей забивать, но пошла она к Учителю, он ее на здоровье благословил, она амулет его купила и — на тебе! — выздоровела и даже девочку в пятьдесят лет родила. Катенькой назвали. К слову, тут же другой очередник вспоминал про своего кума, который спился уже было, но вот попал к Учителю и пить бросил. (Тут подошла очередь рассказчика, он отвлекся по делу, а, сложив в пакет три бутыли с легендарным «Портвейном», продолжил свою сагу про кума). Ага, бросил он пить, значит, ну и купил место на оптовом рынке, стал джинсами торговать. Учитель его на дело благословил и теперь у него своя машина, дом строит.
Просто палочка-выручалочка, а не Учитель! И как он делает это? Может, приносит человеческие жертвы своим богам, а те и рады стараться за кровь человеческую?
Хотелось поговорить с кем-нибудь, кто был бы сведущ в делах такого рода, но на память нужное имя пришло не сразу. Оно будто бы вилось вокруг рыжей головы давно, но не могло пробиться в эту голову, потому что Седов старался пореже вспоминать такие значимые имена. От имени отца Сергия протянется цепочка к другим именам и образам, а от этого затеплится огонек воспоминаний, разгорится в пожар и запылает однажды обожженная душа, а это больно, этого не хочется! Но имя уже проросло в мозгу, делать было нечего.
Паша достал из секретера старый блокнот в красной дерматиновой обложке, нашел номер телефона священника и набрал его. Отец Сергий узнал Пашу сразу, будто бы звонок Седова был ответом на его сокровенное желание поговорить с бывшим другом. Пашка в подробности вдаваться не стал, попросил о встрече, получил согласие и отсоединился.