Янтарный след - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта мысль несколько успокоила Снефрид – отдать дивокамень назад было далеко не так обидно, как потерять его по невнимательности. Но до конца тревога не отступала. Если завтра погода наладится, они уплывут с этого острова, и она, быть может, так никогда и не узнает…
Вслушиваясь в шум ветра над шатром, Снефрид заснула… а потом проснулась… или нет…
* * *
Асгард, Башня Врат
…Когда я вошла, он играл со своими псами – бросал кость, они мчались за нею наперегонки и дрались за право принести ее назад хозяину. Сегодня он принял вид мужчины лет тридцати с небольшим – безупречно правильные черты лица, глубоко посаженные карие глаза под черными бровями. Каштановые волосы, длиной чуть ниже плеч, красиво вьются над прямоугольным лбом, такая же бородка одевает твердую, даже угловатую нижнюю челюсть. Загорелый торс, сужающийся к поясу, широченные плечи, увитые узловатыми мускулами – он ждал меня и сотворил то, что, как он думал должно мне понравиться. Облегающие штаны так спущены, что видно тазовые кости и дорожку из волос, убегающую в низ живота, но грудь гладкая – чтобы растительность не мешала различать каждый выпуклый мускул так ясно, будто на нем нет кожи.
А меня попрекают, будто я готова продаться за украшения. Что такое вот этот его облик, как не украшение, пусть для этого он не одевается, а наоборот, раздевается?
Но главное, что притягивало взгляд – огромный шрам от копья на его груди. Тот самый, который он получил, когда висел на дереве, жертва сам себе. От вида этого шрама я содрогалась – это был зримый, неизгладимый знак его сути и его сил, давших ему возможность соперничать со мной и понемногу забирать себе все больше власти в Асгарде. Это был знак его первоначального звания среди асов – звание бога посвящений, бога, через страдания тела уводящего дух к высшей мудрости. Этот шрам всегда имеет такой вид, будто он еще свежий, багровый, и он не заживет никогда. Я думаю, он всегда испытывает боль – это источник его силы и плата за нее. То, что держит его между землей и небом, между жизнью и смертью, кружит голову и наполняет вдохновением, давшим ему имя.
По первому же взгляду, который он на меня бросил – многозначительному, торжествующему, – я поняла, что явилась не напрасно.
– Он у тебя? – сразу спросила я.
– О чем ты? – Он выразительно изогнул бровь, изображая недоумение – но не слишком старательно.
Он сидел на нижней ступеньке своего престола, одной рукой держался за поднесенную псом кость, расставив колени – поза самая изящная и непринужденная. Даже он, обладатель самого изощренного ума во вселенной, не может не раздвигать колени, увидев меня, но сам этого не осознает.
– О моем поясе. Он у тебя. – Теперь я уже не спрашивала.
– Да нет, зачем мне твой пояс? – Он выпустил кость, отряхнул руки, поднялся по ступенькам своего сидения и уселся, так что мне приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо. – Зачем мне твой пояс? Я ведь не женщина и рожать не собираюсь.
Он даже засмеялся такому нелепому предположению.
– Зато сотни и тысячи женщин – собираются. Отдай мне пояс, если не хочешь стать их убийцей. Воевать с рожающими женщинами! Тебе самому не стыдно, до чего ты докатился? Это вот так ты пытаешься завладеть всем миром? Сам будешь ходить к роженицам? И забирать их младенцев еще до того, как они испустят первый крик? Этого ты хочешь?
– Сколько вопросов! – Он поднял руку, заслоняя лицо, будто от дыма. – Ты будто жена, у которой муж не ночевал дома!
– Я хотя бы не лезу в чужие дела! Мы же с тобой договорились. – Я старалась взять себя в руки и говорить спокойно, но меня трясло от ярости, и я сжала кулаки. – Мы заключили договор: ты получаешь тех мужчин, что посвящают себя тебе, а я – остальных. Против всякого договора ты переманил к себе почти всех валькирий, у меня теперь живут только дисы…
– Я не виноват, если девушкам у меня больше нравится, – он улыбнулся так обольстительно, что у любой земной женщины дрогнуло бы сердце. Его нынешний облик был пронзительно хорош, и он рассчитывал на это. Вот только шрам все портил – разве что Хель он мог бы внушить страсть. – У меня им веселее. Чего хорошего сидеть среди баб за прялками, когда можно слушать рассказы о подвигах и наблюдать сражения, в которых мужчины являют свою доблесть! А при девушках и мужчины сильнее стараются один другого превзойти. Ты сама можешь убедиться. Сколько раз я тебя приглашал к нам на пир! Зайди хоть один раз, может, тебе понравится!
И подмигнул мне. В чем ему не откажешь, так это в упорстве. Истинно великаньем…
– Ты зря ломаешься, – он понизил голос и даже слегка наклонился ко мне со своего престола. – Все убеждены, что ты давным-давно моя – и в Асгарде, и в Мидгарде, и где угодно.
– Я знаю, кто разнес эти слухи, – я старалась говорить спокойно, но презрение против воли кривило мне губы и сказывалось в голосе. – И кто ему приказал это сделать.
– Ты уже ничего не потеряешь, если будешь со мной поприветливее. Зато очень много приобретешь.
– Пока я хочу приобрести одно – мой пояс. И если ты сейчас же мне его не отдашь, я пущу слух, – я прищурилась, – что ты по ночам переодеваешься в платье жены, надеваешь мой «пояс рожениц» и в таком виде пляшешь перед своими друзьями. Твое любимое оружие ведь можно обратить и против тебя!
Он расхохотался – так искренне и самозабвенно, что даже откинулся на спинку престола и раскинул руки. Но я хорошо знаю мужчин, – кто сможет в этом со мной тягаться, даже из их числа, – и ясно слышала в его смехе принужденность. Ему было не так весело, как он хотел показать.
– Никто тебе не поверит! – Отсмеявшись, он выпрямился, и его нежно-карие глаза приобрели холодное, жесткое выражение.
– Неважно, – я улыбнулась. – Такой рассказ всех позабавит, все будут передавать его из уст в уста и вот так же громко смеяться! Локи первый постарается разнести его по всем девяти мирам.
– Будут передавать, – он почти перебил меня, – что за глупости придумала Фрейя, из обиды, что я не обращаю на нее никакого внимания!
– И пусть! Сначала они будут говорить, мол,