Затерянный остров - Джон Пристли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром, однако, все неожиданно изменилось. Уильям не выспался, а вставать пришлось рано. Около восьми утра поезд прибывал в Окленд, конечную станцию с переправой на Сан-Франциско. Уильяму и его товарищам по зеленым шторкам пришлось покинуть койки гораздо раньше обычного, а дальше началась привычная толкотня с умыванием, одеванием и сборами в тесном купе. Тем не менее Уильям чувствовал перемены. Поезд стремительно спускался в долину, словно намереваясь броситься с разбегу в Тихий океан. От вчерашних голых земель не осталось и следа — все вокруг благоухало, цвело и блестело капельками росы, сквозь буйство зелени уже поблескивали первые солнечные лучи. Здесь — под сенью лесов и раскинувшихся на холмах садов — несложно было обрести счастье, и Уильям почувствовал на языке медовый привкус. Усталость и тоску сняло как рукой. Он снова жаждал приключений и ту же тягу замечал у большинства своих попутчиков. Наверняка они все приехали сюда, в Калифорнию, на поиски золота. Может быть, они его уже ищут и даже кое-что нашли. Здесь, среди плодородных холмов и благоухающих заливов, золота хватало на всех — тут еще продолжался золотой век, где не наблюдали часов философы и влюбленные, как когда-то в Арденнском лесу. Уильям с растущим воодушевлением приник к окну, и когда поезд прибыл в Окленд, в числе первых перешел на паром до Сан-Франциско. Шагая по длинной платформе, он пил душистый воздух, как первосортный аперитив, чувствуя просыпающийся с каждой секундой вкус к жизни.
2
Действительность настигла Уильяма на пароме от Окленда до Сан-Франциско. Нахлынула волной непонятных эмоций. Стоило ему шагнуть на палубу большого парома вместе с толпой бизнесменов и стенографов, добирающихся через залив до своих городских контор, и его словно отпустило. Он вновь стал путешественником и наслаждался всем, что видел вокруг. Глядя на расстилающуюся впереди голубую гладь, которую тут и там бороздили паромы, Уильям с восторгом напомнил себе: это ведь Тихий океан! Утро сияло, как новенькая монета, свежий соленый воздух бодрил не хуже магического эликсира. Он готов был зааплодировать чайкам, выписывающим каллиграфические петли в воздухе, и проникся дружеской симпатией ко всем попутчикам по этому короткому радостному вояжу. Вокруг были такие же незнакомцы, как и в поезде, однако теперь Уильям воспринимал американцев просто как жителей другого государства, а не строптивых англичан-колонистов, назло прежней родине упорствующих в сомнительных манерах и диалекте. Теперь он признал в них иноземцев. Даже внешне они отличались: мужчины — лицами, широкоскулыми, гладко выбритыми, покрытыми ровным золотистым загаром, а девушки (на пароме их было много, одна красивее другой, склонившихся над книгами и журналами, пронзительно щебечущих) — какой-то экзотической изюминкой, которую нельзя было объяснить лишь элегантностью одежды и броским оранжево-алым макияжем. Здесь, сказал себе Уильям, возникла новая раса, невиданный прежде тип людей, порожденный невероятными приключениями покорителей новых земель и золотой лихорадкой, страстью и любовью, причудливыми комбинациями черт более старых народов. Уже одна эта мысль вызывала упоение. Он потянулся душой к своим попутчикам и, отбросив привычную скованность, легко откликнулся бы сейчас на доброе слово или улыбку. Не будь все так поглощены чтением и беседами, Уильям рискнул бы заговорить с кем-то из соседей — на подобное он был способен лишь на грани легкого опьянения. Таким открытым, таким окрыленным он не ощущал себя давным-давно.
Береговая линия Сан-Франциско засияла над синими водами залива. Очертания города напомнили Уильяму Нью-Йорк зубцами пронзающих небо башен, однако различия больше бросались в глаза, чем сходство. Здешняя панорама была не величественной и мрачной, а веселой и приветливой, и за сверкающими башнями виднелся остальной город, раскинувшийся на холмах. Уильям сразу почувствовал, что этот город создан для наслаждения жизнью — без примеси порока и безумства. Он знал, что полюбит Сан-Франциско, а тот непременно оправдает свою романтическую славу. Город расположился у воды, словно великий оперный тенор, златовласый Вальтер или Зигфрид, готовый исполнить арию. При виде большой башни с часами на морском вокзале Уильям замер — сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Откинув все сомнения, он решительно попрощался со своим бантингемским прошлым. Путешествие из другого полушария на встречу с совершенно незнакомым человеком, чтобы узнать координаты острова, не обозначенного ни на одной карте, теперь казалось совершенно разумным и правильным. Ради более прозаичной цели к этому городу и приближаться не стоило. Уильям не понимал, что на него сейчас так действует — соленый голубоватый воздух, яркое прохладное солнце, приключенческий дух города или его романтическая слава. Он не знал и не хотел знать. Главное, что камень каким-то чудом свалился с души, и казавшееся в Суффолке безумным бредом здесь стало воплощением здравого смысла, а сердце в кои-то веки поет.
Радостное настроение не развеялось, пока Уильям ехал от морского вокзала в гостиницу. Город, насколько мог, держал заявленную береговой панорамой марку. Он не был похож ни на один из виденных Уильямом ранее, хотя и взял что-то неуловимое от многих других. В нем перемешались Америка, Средиземноморье и Китай, но таких невероятных холмов, прохладного прозрачного солнечного света, резких теней, тротуаров в обрамлении буйно цветущей зелени не было нигде. Восторг не проходил. За окном такси мелькнул уголок Пекина с драконами и фонариками, а потом фиолетовый автомобиль с шашечками на двери, немного поплутав и покружив, благополучно доставил Уильяма к приличному во всех отношениях входу в гостиницу. «Приехали, шеф!» — объявил шофер радостно.
Отель «Клифт» встретил гостя не менее радушно. Было что-то непривычно умиротворяющее в его обстановке — просторных прохладных интерьерах, американских, но с примесью таинственной экзотики, напоминающей о романтических дальних странах с марионеточными революциями. Номер Уильяму достался на самой верхотуре, и за окном, к которому он подошел первым делом, виднелся спускающийся террасами с холма город, свежий, как только что отпечатанный газетный лист. Меблировка тоже радовала глаз. На маленьком столике посреди комнаты стояла целая корзина фруктов — «комплимент от управляющего». Никогда в жизни Уильям не видел таких апельсинов, яблок и груш. Он осторожно потрогал спелый бок, словно опасаясь, что волшебство растает прямо у него на глазах. Фрукты из райского сада… Уильям торжественно налил себе полный бокал ледяной воды из круглобокого термоса и поднял его за здоровье города. Вода пришлась как нельзя кстати, потому что в горле першило с раннего утра. Душа ликовала, и багаж, против обыкновения, распаковывался бессистемно. Уильям вынимал сорочку, пару воротников, описывал круг по номеру, подходил к окну, читал гостиничные памятки, снова заглядывался на корзину райских фруктов, в которой, кроме апельсинов, яблок и груш, оказались еще мандарины, инжир и орехи. Но все же ему удалось распаковать вещи, необходимые для главного сегодняшнего дела — встречи с мистером П.Т. Райли.