Расписной - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не исключено, – ответил Расписной. – А как ты узнал?
– Да все говорят…
– Ладно, замяли. Ты лучше вот что, наш разговор про деньги помнишь?
Яков Семенович кивнул:
– Конечно, разве я неблагодарный человек? Разве я забуду, чем тебе обязан?
– Тогда слушай…
* * *Через день ремонтная бригада стала перекладывать канализационные трубы. Волосюк был в ней газорезчиком и по вечерам в курилке рассказывал приглушенным шепотом:
– Широченный коридор, прямо за забор выходит, в озеро. Там, правда, решетка поперек стоит. Это после того, как десять лет назад трое ушли, до сих пор ищут…
Разговоры такого рода в любой зоне вызывают живейший интерес, даже у тех, кто и не помышляет о побеге.
– Да, если решетку подпилить, а потом спрятаться, то можно…
– Как ты спрячешься, если при съеме с рабочей зоны перекликают всех. Заметят недостачу – начнут искать по всем углам…
– А я бы ломанулся внаглую, будь что будет!
Вольф несколько раз приходил к ремонтникам, вроде для того, чтобы переговорить с Волосюком, однажды спустился в люк и походил по темному смрадному коридору, который на самом деле не был ни широким, ни высоким – обычная вонючая кротовая нора. В двадцати шагах его и в самом деле перегораживала решетка. Вольф покачал ее, осмотрел, как прутья вделаны в стену, потом поджег кусок газеты и долго вглядывался через квадраты арматуры в разгоняемую желтыми сполохами темноту.
Вначале рассмотреть ничего не удавалось, но когда газета погасла, коридор осветился призрачным зеленым светом, будто на глазах оказался прибор ночного видения с небывало мощным инфракрасным лучом. Отчетливо различались трещины и куски отколовшегося бетона на стенах, грязный пол, серые комочки прячущихся по углам крыс. В мгновение ока луч достиг конца коридора, высветив огромный, наполненный нечистотами бассейн. Вольф понимал, что невозможно в темноте и на таком расстоянии рассмотреть все это, но факт остается фактом: вот валяющиеся кирпичи, вот старые, сбитые из полусгнивших досок козлы… Он инстинктивно закрыл лицо ладонями, но и коридор, и крысы, и козлы, и бассейн не исчезли. Их видели вытатуированные под ключицами, широко распахнутые синие глаза с огромными зрачками! Черт! Сквозь рубашку, куртку и телогрейку! Как это может быть? И вообще, как могут видеть ненастоящие глаза? Но прислоненная к стене лестница, корыто со следами цемента, две лопаты – это что, галлюцинация?
«Не вздумай тащить нас туда, – сказал пират. – Там тупик».
«Точно, – поддержал его кот. – Не выберемся».
Вольф отшатнулся от решетки, его качнуло. Явные галлюцинации. Причем со временем они усиливаются. Это верный путь в психбольницу!
– Ты чего, Расписной? – спросил сзади Волосюк.
– Там что, лестница стоит? – спросил Вольф. – И козлы? И корыто из-под цемента?
– Ну и что? – лениво ответил Волосюк. – Мы там стены и полы цементировали. Только они далеко, как ты рассмотрел? А чего ты такой бледный, еле на ногах стоишь?
– Видать, поплохело, – хихикнул его напарник.
– Щас в грязь ляжет! – добавил второй.
– Воздуха нет, как вы тут пашете! – Вольф выругался и полез на свет божий.
Ремонтники с превосходством смеялись. Можно было с уверенностью предположить, что уже сегодня и майор Климов, и Иоганн Фогель узнают, чем интересовался Расписной.
Так и получилось. После отбоя его позвал председатель правления.
– Имей в виду, на моей памяти через тот люк еще никто не ушел, – без предисловий начал он. – Это болтовня, ерунда.
– Значит, я буду первым, – уверенно ответил Вольф. – Я всегда делаю, что задумал. И всегда все получалось.
– Как знаешь, – голос железного дяди Иоганна дрогнул. – Я буду желать тебе удачи. Но не представляю, как ты ее добьешься. На воле беглому долго не погулять…
– Ничего. Кое-какие каналы остались, сделаю забугорный паспорт и свалю. Вначале в Италию, а потом… Посмотрим.
– А деньги?
Вольф щелкнул языком:
– Тут действительно закавыка. Шнитман обещал на первое время, но этого мало. Надо думать…
Наступила тишина. Были слышны только храп, вскрики, беспокойное бормотание спящих людей. В зонах обычно снятся дурные сны.
– Дядя Иоганн… А может, вы мне займете? – неожиданно спросил Вольф.
– Откуда, – устало ответил тот. – Вот все мои капиталы: рубашка да штаны. И на лицевом счете кой-какие копейки.
– Если я отберу ваши деньги у того хмыря, можно мне взять в долг?
– Хм, неожиданный оборот. Почему нет? Только как ты думаешь это сделать?
– Да очень просто. Найду гада и предъявлю ему факты. Никуда не денется!
– Неужели ты обладаешь таким даром убеждения?
– Очень большим! – зловеще сказал Расписной.
– А откуда у тебя факты? – после паузы спросил Фогель. В голосе проскользнули нотки настороженности.
– У меня их нет. Но если вы посылаете меня за деньгами, то должны рассказать все об этой крысе.
– В общем-то… Не я посылаю тебя за деньгами. Это твое предложение.
Очевидно, конспирация растворена у Фогеля в крови.
– Не будьте занудой, дядя Иоганн, и не цепляйтесь к словам. Я на ваши бабки не рассчитывал, могу и без них обойтись. Грохну кого-нибудь по заказу – и все дела!
– Что за разговоры, Вольдемар! Ты же хочешь начать новую жизнь, тогда следует забывать о старой! Я и не думал к тебе цепляться. Просто я всегда точен в словах и оценках. Конечно, я расскажу все, что тебе надо знать.
Фогель снова замолчал.
– Я знаю, о чем ты думаешь, дядя Иоганн. Ты думаешь, что я присвою твои деньги!
– Совсем нет, Вольдемар. То есть нет в том смысле, что это не мои деньги. Это деньги движения. А такие опасения у меня и в самом деле имеются. Я гоню их, но ничего не могу с собой поделать. Ведь ты же всегда очень вольно обращался с чужой собственностью…
Вольф усмехнулся:
– Красть у чужих – это одно, а красть у своих – это совсем-совсем другое! Тут даже сравнивать нечего!
– Извини, но я не очень знаю ваши законы. И… не очень им доверяю.
– Дело твое. Дня три-четыре у тебя есть.
– Ладно, не обижайся, – дядя Иоганн примирительно похлопал старого друга по плечу.
– Я никогда не обижаюсь. Обиженных через шконку перегибают. Я огорчаюсь.
– Что?
– Ничего. Тебе этого не понять.
– Я знаю, Вольдемар. У тебя своя жизнь, у меня своя. И у каждого найдется много непонятного для другого.
– Вот именно!
– Но мне не надо думать три дня. Я крайне рациональный человек. Наши деньги украдены, их нет. Нельзя второй раз украсть то, чего нет. Даже если это случится, мы ничего не потеряем. А эта сволочь потеряет и потрепет себе нервы. Это уже выигрыш для меня. К тому же остается шанс, что ты вернешь нашу собственность. Поэтому я все тебе расскажу!
– Только тихо, никто не должен слышать…
Вольф нагнулся, вслушиваясь в горячечный шепот дяди Иоганна.
– Этот человек работал в американском посольстве. Его фамилия Сокольски. Через него я держал связь с Западом, а он кормил меня обещаниями материальной поддержки. Он жил на широкую ногу: покупал антикварные картины, иконы, старинное серебро, содержал дорогих любовниц, был завсегдатаем в «Метрополе», «Национале», «Арагви». Я удивлялся, как на все это хватает посольской зарплаты, а он смеялся: дескать, Америка – богатая страна! – Фогель хмыкнул. – А потом я узнал, что наш казначей подделывал мои подписи на расписках, по которым я якобы получил полмиллиона!
– Он жив? – перебил Вольф.
– Кто? Сокольски? Да, благополучно уехал в свою Америку.
– Казначей жив?
– Мерзавец! За копейки и кучу обещаний этот гад помог ограбить великую идею…
– Он жив?!
– Да, его даже не посадили. Уехал из Москвы и затаился где-то… Говорят, его видели в Свердловске.
– Хорошо, – кивнул Вольф. – Только пока это слова, а как любят говорить следаки, нужны «доказы»[80]. Давай имена и факты. Фамилии казначея, любовниц, продавцов антиквариата. Короче, тех, кто мог бы это все подтвердить.
– Кому подтвердить?
– Сходке. Или вору.
– О чем ты говоришь, Вольдемар? Какие сходки?
– Тьфу! Это я по привычке. Просто, чтобы прижать крысу к стенке, мне надо ее напугать. Конкретно базарить, короче. Понял?
Фогель помолчал.
– Ну, слушай…
То, что он рассказал в последующие полчаса, и составляло конечную цель операции «Старый друг». Когда Вольф лег в постель, мозг по всем правилам мнемоники напряженно сортировал и фиксировал полученную информацию. Но когда работа была окончена, он заснул глубоким и спокойным сном, каким еще ни разу не спал за решеткой.
* * *Генерал Вострецов об успехе Вольфа не знал. Напротив, все злоключения прапорщика он воспринимал с раздражением, как неумение работать. А чего ждать от неумехи? Только одного – неминуемого и сокрушительного краха в виде провала всей операции. Но он не собирался разделять ответственность за этот крах. Потому что неумех много, а он, Вострецов, один. А провал операции пахнет тем, что с него снимут генеральские погоны и отправят на пенсию влачить жалкое существование обычного, не облеченного властью и полномочиями человека.
