Морпехи - Натаниэль Фик

16

НЕЗАДОЛГО ДО РОЖДЕСТВА каждый диалог начинался с шепота. Главы Аль-Каиды, возможно, включая самого Усаму Бен Ладена, удерживались в пещерах рядом с Тора-Бора. Ходили слухи о том, что нас пошлют захватить его «живым или мертвым», как выразился президент Буш. Через три дня после засады на «Шоссе-1» оперативная группа «Кувалда» вернулась в Рино. Кандагар был разрушен, вместе с ним пал Талибан. Теперь внимание Америки было сосредоточено только на Аль-Каиде.

Операция «Тора-Бора» должна быть секретной, но говорили о ней все.

— Ты думаешь, нас наградят, если мы поймаем Бен Ладена?

По прошествии недели водоворота слухов я начал подозревать: мысли о данном задании были навеяны старшими по званию, которые всегда хотели иметь в нашей игре роль побольше.

22 декабря я проснулся весь в инее. Обильная роса и температура ниже нуля превратили мой спальный мешок в довольно твердую конструкцию. «Тора-Бора» — уже какое утро подряд это была моя первая сознательная мысль после пробуждения. Я встал и, прихрамывая, от того что отлежал себе ногу, пошел в оперативный центр. Капитан Уитмер был там, он тщательно изучал карту.

Мы откорректировали план. Сначала полетим в Баграм, а затем — в Джелалабад.

С каждым часом наша долгожданная операция переходила из статуса «вероятной» в статус «возможной».

Канун Рождества я провел с Патриком на мессе около взлетно-посадочной полосы. Почти стемнело, около двух дюжин солдат стояли вокруг импровизированного алтаря. Он был сделан из ящиков с патронами и накрыт пончо.

— Полагаю, что многие из вас более грешны, чем мои обычные прихожане, но в данных обстоятельствах это не имеет никакого значения, правильно?

Мы пели «Silent Night»{20} и «O Come, All Ye Faithful».{21} Я закрыл глаза и мысленно отправился за десять тысяч километров отсюда, домой. Я представил, как моя семья тоже сейчас поет со мной эти псалмы. Потом все пойдут в китайский ресторанчик — это наша старая традиция, а затем на вечеринку — больше чем двадцать лет подряд мы встречали Рождество именно таким образом.

Месса закончилась. Было темно. Мы с Патриком вместе пошли обратно. Все время мы были так поглощены операциями и взводами, что редко находили время для простых разговоров.

— Как ты?

Он сказал фразу, как будто хотел получить нормальный ответ, а не какую-нибудь стандартную реплику типа «отвяжись».

— Я весь разбитый, чувак.

Я рассказал про все, что у меня накипело на душе, про всю сдерживаемую обиду: рассказал про то, как меня раздражает сидение и ничегонеделание, рассказал, что мне совсем не понравилось, как мы убегали от команд с реактивными гранатами, что мне не понравилось, как командир оперативного отдела обошелся с моим взводом, постоянное недосыпание, неразбериха с миссией в Тора-Боpa. Я носил маску мужества на лице перед взводом и капитаном Уитмером так много недель, и было таким облегчением рассказать Патрику про все, что меня гнетет.

— Сейчас лучше себя чувствуешь? — спросил он с улыбкой, хотя отлично знал ответ.

Мы пожали руки, пожелали друг другу счастливого Рождества и пошли к своим взводам.

Рождественский восход был ясным и холодным.

Конфеты и мини-бутылки «Табаско» из индивидуальных пайков свисали с ветвей. Даже подарки были. Всю предшествующую неделю морские пехотинцы откладывали из своих пайков кто сыр, кто круглый фунтовый кекс. Минометная секция с пышной церемонией вручила мне потрепанный порножурнал. Я тоже пришел не с пустыми руками и вложил в руки штаб-сержанта две банки табака «Копенгаген».

Когда я вернулся в башню, Джим стоял с коробкой в руках и в его взгляде читалось отвращение. К коробке была прикреплена рождественская открытка от командира ВМФ США на Среднем Востоке. Она была адресована «Взводу морских пехотинцев США, лагерь Рино, Афганистан». В коробке лежали две дюжины поп-корна для микроволновки, электрический вентилятор и романы Джекки Коллинз с названиями типа «Голливудские мужья» и «Мир полон женатых мужчин».

— Брат, — сказал он, увидев, что я поднимаюсь по лестнице, — у тебя когда-нибудь возникало чувство, что никто понятия не имеет, чем мы тут занимаемся?

На следующее утро меня вызвали в оперативный центр на инструктаж. Наша миссия в «Тора-Бора» была отменена. Американские войска не будут принимать в ней участия, ею займутся наши афганские союзники.

Вернулся в башню. Рассказал Джиму новость, он бил кулаками о стену от досады.

— Черт, трусливое решение. Человеческие потери? А что тогда, на хрен, произошло 11 сентября? Это наш шанс добраться до ублюдков.

Я был с ним полностью согласен, и штаб-сержант думал так же. Он слышал, как мы орали в башне, и пришел выяснить, что случилось.

— Афганские союзники? У нас нет афганских союзников. У нас есть афганцы, которые сделают то, что мы им скажем, если это принесет им выгоду и если мы им за это заплатим. Бен Ладен пожертвует им козла и убежит.

Нам сказали готовиться к возвращению на корабль.

Первой покинула лагерь рота «Чарли», затем «Альфа», разведка и разведка с малых высот. К 3 января 2002 года Рино практически опустел, осталась одна рота «Браво».

Капитан Уитмер дал нам с Джимом указание оставаться в башне и не снимать минометчиков с караула, пока самолет не опустится на землю. Мы сканировали горизонт во всех направлениях — никаких движений.

— Это место мертво, как хренов ад, — сказал Джим и выкинул маленькую бутылку от «Табаско» в песок.

— Ну, не скажи, было бы здорово вернуться как-нибудь и взорвать тут все к чертовой матери, — ответил я, — как было в Нормандии и Монте Кассино.

— Хрен им, я вернусь сюда, только если здесь будет поле для игры в гольф, отель «Хилтон» и прямой рейс из Нашвилла. А до тех пор пусть сами тут сосут друг у друга.

Когда из темноты возник C-130, мы с Джимом надели на плечи наши рюкзаки, в последний раз посмотрели на Рино и спустились по спиральной лестнице. Двор нашего лагеря, еще недавно набитый солдатами, сейчас был пуст. Мы вышли в ворота и закрыли их за собой. Я опустил задвижку. Посмотрев в последний раз вовнутрь, подумал, что теперь знаю чувства астронавтов, покидающих Луну. Я никогда сюда не вернусь.

Джим спросил:

— Как ты думаешь, когда здесь появятся плохие парни?

— Думаю, завтра, еще до заката они будут рыться в нашем мусоре.

По прибытии на «Дубьюк» нас раздели и провели дезинсектирование.

Горячая вода смывала глубоко въевшуюся грязь с моего лица, бриться пришлось дважды. В итоге, посмотрев в зеркало, я наконец-то смог увидеть свои скулы. Цвет глаз был более голубым, чем обычно, но сами глаза больше спрятались в глазницы. Я сбросил семнадцать фунтов.

И что странно, когда лег в постель, то не смог уснуть.

Я также обнаружил, что не могу оставаться в закрытом пространстве больше нескольких часов. Именно поэтому в понедельник, 7 января, я стоял у перил корабля, в тумане, и смотрел на очертания Кувейта.

«Дубьюк» медленно плыл в гавань, но наша стоянка была недолгой. Террористическая угроза подрыва американских кораблей в Персидском заливе вынудила нас уже через несколько часов выйти в открытое море.

Мы с Патриком собирались вечером на палубе и болтали под шум шуршащих на ветру флагов.

— Я все еще пытаюсь понять, участвовали мы в бою или нет, — сказал Патрик. Он не подстриг волосы, и они казались мне очень длинными, а лицо его — потрескавшимся от пустынного ветра.

— Если мы спрашиваем друг друга об этом, тогда, вероятно, ответ отрицательный, — отреагировал я.

— Да, но где тогда мы были и что тогда мы делали… — его голос стих. — Там же было опасно. Бомбы, мины и реактивные снаряды.

— Официальная оценка — что-то типа: боевые действия наземных войск в условиях угрозы жизни людей.

Патрик вздохнул.

— Это означает, что американцы больше никогда не будут участвовать в настоящем бою? Всё будут делать бомбы со спутниковым наведением JDAM, лазеры, бомбы с лазерным наведением и ракеты «Томагавк»? А что насчет парней на земле, делающих высокотехнологичную подготовительную работу?

«Дубьюк» взял курс на Америку. Домой. Нам предстояло длинное путешествие, с пикником на стальном пляже.

Весь день полетная палуба трансформировалась в большой двор для барбекю. Матросы переворачивали котлетки и жарили на гриле куриные грудки.

Из громкоговорителей доносилась музыка Брюса Спрингстина, «Ю-ту» и Джонни Кэша. Две команды морских пехотинцев превратили корму в футбольное поле. Не знаю, через сколько часов они бы устали играть в футбол, но чей-то длинный пас вскоре отправил мяч в Индийский океан. Самым лучшим угощением в тот вечер было пиво. По две банки на каждого. Я взял в каждую руку по пиву и несколько минут наслаждался видом капель воды на холодной банке. Когда я сидел на солнце, пил пиво и слушал музыку в стереозвучании, холодные ночи неподалеку от Кандагара казались ушедшими далеко в прошлое. Воспоминания уже тускнели.