Запертый - Руслан Алексеевич Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Уу-у-у-у-у-ухх… К-ха… к-ха…
— Ты вдохнул что ли при глотке?
— К-кха… к-ха… ну да… к-ха… а что? Не надо было? На выдохе надо было?
— Нет!
— Так на вдохе?
— Нет!
— А как?
— Что ж такой убогий, что даже не знаешь как спирт правильно пить?
— К-ха… к-ха… не настолько убогий как ваши шутки… к-ха… — прокашлял я, мудро пятясь от старикана, что в свои лет семьдесят выглядел раз в пять круче меня. Интересно, если он мне в морду врежет — она окончательно форму потеряет? Буду ходить с задницей вместо лица и сипящим обожженным спиртом горлом…
К моему удивлению, старик с места не двинулся, но снова сверкнул в усмешке стальными зубами:
— Вот же гаденыш…
— С-спасибо…
— Да я одобряя.
— Ну да…
— Наслышан о тебе, Амос.
— Ну теперь точно все уже знают — обреченно вздохнул я, переставая пятиться.
— А ты как хотел? Такой знатный самоубийца как ты не каждый день встретится… Слышал, ты уже и Охранку своим языком колючим зацепить пару раз успел?
— Ну…
Презрительным словом «Охранка» мало кто рисковал называть службу Внутренней Охраны, но не раз награжденному ветерану Красных Скаутов явно было на них плевать. А нашивок у него на комбезе немало. И штук пять среди них «кровяных».
— Вы чего-то хотели? — спросил я, вдруг ощутив невероятной силы надежды, что вот прямо сейчас дедушка ласково похлопает меня по плечу и скажет — пойдем, парниша, буду учить тебя всем своим убойным прием и своей мудрости, а пока учу — ни одна гадина здешняя тебя не тронет.
— Да просто на рожу твою глянуть хотел — буркнул старик, убирая флягу в карман и выуживая оттуда предмет куда меньше — В глаза твои вглядеться хотелось. Может спятил просто?
— Может и спятил — улыбнулся я, в то время как во мне жгучей болью полыхало разочарование.
— Лови. Дарю.
Я попытался. И почти уловил сверкнувший в свете лампы предмет. Почти… он со звоном упал на бетонный пол и в тот же момент я узнал его и робко замер в смешной пзе.
— Это же…
— Монета…
— Серебряная монета — уточнил я — Десятка обычными. Зачем?
— А на лекарства — проворчал старик и удивительно легкой походкой пошел прочь — Молодец, парень. Ты дебил конченный и может уже покойник, если не сумеешь примириться со всем растревоженным тобой говном, но… умеешь ты до конца идти, этого не отнять. До доски гробовой…
— Да я не сам… это дурость внутри меня. И ведь не было ее раньше…
— Может то твоя гордость наконец из жопы вылезла и башке твоей поселилась, где ей самой место? Когда рот разеваешь говном не пахнет?
— Э… да вроде…
— Удачи на следующую неделю.
— Почему именно на…
— А если еще будешь жить и не в каталажке приговора ждать — будет тебе от меня еще одна монета.
— Вам то это зачем?
— А скучно мне. И еще парочке таких как я. Вот и балуемся ставками… с бонусами для рысака подстреленного.
— Рысака? Это я что ли?…
— Скучно — повторил Булл Ньютон — А тут прямо драма… индийская…
— Почему индийская-то? Это как в наших фильмотеках?
Старый ветеран отмахнулся и ушел. А я, постояв чуть в растерянности, подобрал серебряную монету и пошел дальше, все пытаясь понять, чего от меня он хотел и чем я его там заинтересовал. Смотрел я те индийские драмы. Они там танцуют и улыбаются, танцуют и улыбаются… Там у них может дом полыхать за спинами родной, а они танцуют и улыбаются…
Может попробовать?
Я растянул рот в улыбке и тут же замычал от боли в порванных губах. Следом проснулся кашель обожженного спиртом голоса и дальше я шагал, согнувшись и закрывая рот ладонью. Вот ведь, а…
На завтрак я выбрал выблеванное ранее меню.
Два фирменных сурвдога с полным набором добавок. Яичница глазунья на гусином жирке — четыре яйца. Двойной американо с двойным молоком и тройным сахаром. Литр подкисленной лимонным соком питьевой воды. Девять динеро исчезли как не бывало. Но серебряный динеро я приберег, спрятав в кармане. Он напоминал мне о странной беседе и доказывал, что она не была порождением моего ушибленного и страдающего бессонницей воображения.
Дежурящий в кафешке молодой сурвер мне лично был незнаком, а вот меня он явно узнал. Старательно улыбался, ограничился коротким «здрасте», «уже готовится» и «приятного аппетита». Ну еще сообщил стоимость моего пиршества.
А ведь я все слопал. Прямо все. Голова опять болела, причем сильно, шею вообще согнуть невозможно было, она вроде как даже опухла, в плече что-то похрустывало, ребра отдавали болевой вспышкой при каждой попытке наклониться или хотя бы протянуть руку за чем-нибудь, но на моем аппетите это ровным счетом никак не сказалось. Да тут я даже привираю сам себе — никогда я раньше вот так в три горла не жрал. Я с детства жестко приучен не нажираться и ограничивать себя во всем. Мы с мамой выживали как могли, и я рано пошел работать чернорабочим…
Даже сейчас, жадно жуя сурвдоги, давя на языке подсоленные жидкие желтки яичницы, прихлебывая горячий кофе, я костерил себя как мог, осуждая за такое мотовство. При большой необходимости я на девять динеро могу неделю протянуть. А всей имеющейся у меня суммы как раз хватило бы, чтобы накупить воды и запаса еды, взять в библиотеке толстенную стопку книг, еще разок хорошенько вымыться и постираться, а затем наконец забиться в свою квартирку и затаиться скажем недельки хотя бы на две… За четырнадцать, а может и за двадцать дней тут все поуляжется, огорченные и пораненные мной успокоятся, чуть охолонут, с ними проведут правильные беседы наши мудрые старейшины и просто весовые люди и… можно выбираться из своей норки и жить как жил, ходя опустив глаза к полу и не раскрывая рта… Может даже извиняться ни перед кем не придется.
Ведь главное кредо сурвера — выживание. Выживание любой ценой. Мы осуждаем тех, кто тупо прет на рожон и не опасается неизведанного. Иначе мы бы давным-давно покинули Хуракан, предпочтя жить в радиоактивных бесплодных пустошах над нами. Но мы все еще сидим под землей и терпеливо ждем, поколение за поколением… Пусть не мы — но на поверхность выйдут другие.
