Бремя империи - Александр Маркьянов

Оставалось выбирать среди германских и американских образцов. Выбор германского оружия был на славу — Эрма, Маузер, Вальтер, Хенль — только самое распространенное. В большом количестве лежал Маузер — как знаменитые на весь мир снайперские винтовки, состоявшие на вооружении и в Германской и в Российской империи — так и образцы лицензионного производства. [Эрма — примерно соответствует нынешнему Heckler-Koch, Вальтер — собственного изобретения штурмовые и автоматические винтовки, не совсем удачные кстати. Маузер — производила, помимо знаменитых пистолетов и снайперских винтовок, по лицензии штурмовые и автоматические винтовки Калашникова, Драгунова, Токарева под патроны калибра 7,92 немецкого стандарта. В Германской империи гражданам было запрещено иметь на руках любое оружие, состоящее на вооружении армии, поэтому Эрма работала только на армию и полицию, а Маузер и Вальтер — на частных лиц. Почти все немцы, ехавшие в Африку, вооружались именно русско-германскими Маузерами. ] Просто великолепное снайперское оружие — и именно поэтому оно отпадало. Стоит только найти на месте акции снайперскую винтовку Маузера — и сразу станет понятно, "откуда ноги растут".

Оставалось американское оружие, лежавшее в самом дальнем, плохо освещенном стеллаже — снайперские винтовки стояли вертикально в держателях, и к каждой была прикреплена рукописная табличка с ценой. Медленно пройдя мимо стеллажа туда-сюда, я выбрал два варианта, к которым следовало бы присмотреться поподробнее…

Первый — отличался каким-то… показным уродством, он больше походил даже не на оружие в общепринятом его представлении, а на инструмент. Зачерненная сталь, прямые линии, рукоятка как у автомата Кольт, принятого на снабжение армии САСШ и славящегося своей ненадежностью — видимо, чтобы у солдата под рукой было что-то привычное и не приходилось переучивать. Для снайперской винтовки — спорное решение — но тем не менее. Остальное же внушало уважение — длинный, толстый ствол, оканчивающийся внушительным, многокамерным дульным тормозом, удобный затвор, армейский прицел Leupold установленный в каркасе со стандартными планками — чтобы можно было дополнительно поставить прицел ночного видения или тепловизор.

Второй образец больше походил на винтовку — черный пластиковый приклад как на обычной винтовке — но складывающийся и с регулируемой щекой. Такой же толстый ствол, дульный тормоз поменьше, чем на первой. Оптический прицел — переменной кратности в отличие от первого. Поверх ствола — широкая противомиражная лента. Прицел — германский Zeiss, такой же, как и в нашей армии, с переменной кратностью 4-16.

Быстро осмотрел обе винтовки. Обе под мощнейший патрон.338 Lapua, который армия САСШ без стеснения совести украла у нас, мотивировав тем, что он изготовлен на базе гильзы их патрона. Впрочем, у нас на «Стреле» был еще более мощный патрон, 338 на вооружение армии не был принят и использовался частными стрелками. Первая — Армалайт-30, стандартная снайперская винтовка армии САСШ, совсем новая даже со следами консервационной смазки и явно не пристрелянная. Вторая, МакМиллан — уже бывшая в употреблении, но если я что понимаю в оружии — из нее отстреляли максимум пятьдесят патронов, не больше. Стволы обеих — в идеальном состоянии, а это самое главное…

— Почем?

— Армалайт — за тысячу восемьсот отдам, МакМиллан — за две тысячи двести…

Однако… Ломили неслабо… Две магазинные цены.

— А почему МакМиллан дороже, он же в употреблении был?

— Так пристрелян же. Уважаемым господам не придется пристреливать самим.

Общаться приходилось через Али, немного сложнее…

— Полторы за Армалайт — и договорились…

— Здесь не торгуются, уважаемый господин…

Вот это новости — на базаре — да и не торгуются…

— Али… Передай уважаемому господину Муртади, что патроны я могу и не у него купить…

Али о чем-то заспорил с хозяином лавки — горячо, эмоционально, как это и принято на Востоке.

— Тысячу семьсот если купите сто патронов к ней…

— Тысячу семьсот и пятьдесят — твердо объявил я — и прицел я хочу именно Цейсс вместо того, что на ней установлен.

— Тогда еще триста рублей вдобавок.

— Двести.

Что мне, бой что ли с ней вести? А патроны тут — явно недешевые. И прицел лучше иметь знакомый, и так винтовка незнакомая, приноравливаться к ней придется

После минутного молчания, хозяин лавки протянул руку — договорились…

Мар-Мусса. 16 июня 1992 года

Винтовку надо было пристрелять — и с этим возникали проблемы. Армейское или полицейское стрельбище использовать было нельзя, в тире "Александра Колчака" пристреливать — бред полный. А пристрелять надо было минимум на тысячу метров. Проблему решили просто — упаковали винтовку с патронами, положили ее в багажник и двинули через перевал — в долину Бекаа и дальше. По долине были разбросаны поселения казаков, там можно было договориться и пострелять за совершенно разумную плату…

Подходящее стрельбище удалось найти только у селения Маар-Мусса — с директрисой аж на тысячу двести метров. Плодородная земля здесь была на вес золота, ни один дурак не стал бы устраивать стрельбище там, где можно выращивать фрукты или виноград — тем более что орошение проводили за казенный счет, [дабы арабские феллахи, да и другие жители восточных территорий были пристроены к делу, за счет казны проводились огромные работы по облагораживанию территорий. Например, огромные средства были вложены в Междуречье (современный Ирак) — все болота осушили, завезли чернозем — и Междуречье снова стало эдемским садом как несколько тысяч лет назад. В Ливане и окрестностях наоборот — подводили воду и завозили землю, превращая каменистые склоны в террасы, на которых можно было круглый год выращивать фрукты. Надо сказать, что не меньшие средства вкладывались в Сибирь — там развивалась деревообработка и добыча полезных ископаемых. Каждая территория занималась тем, что на ней получалось лучше всего. ] а климат позволял собирать по три-четыре урожая в год. Но здесь почему — то пока не протянули оросительную ветку — и это дало возможность построить здесь длинное стрельбище — им приезжали пользоваться со всех окрестных территорий…

У казаков все было по-простому. Уплатив смотрителю стрельбища — здоровенному усатому казачине, на котором по случаю жары из одежды были лишь старые засаленные штаны, полрубля серебром, мы получили номер стрелковой позиции на три часа и краткую лекцию по поводу того, чего делать на стрельбище было нельзя. Убедительности лекции добавляло то, что во время ее проведения казак лениво похлопывал по сапогу нагайкой. Весьма известное средство убеждения для разгильдяев…

Наша стрелковая позиция была на самом краю стрелкового поля и позволяла стрельбу на максимальную дальность — одна тысяча двести метров. Таких позиций было всего три, и стоили они немного дороже. Две соседние пустовали.

Отстреляться в тишине и покое нам, конечно не удалось. Было лето, в гимназиях были каникулы — и поэтому детвора с поселения, и со всех местных хуторов либо уехала на море, либо собралась здесь, на стрельбище, восторженно наблюдая за стреляющими. "Дядь дай пострелять" никто не канючил, видимо не раз ученые ремнем за это дело — но смотрели они на стрелков и на оружие с вполне понятным детским изумлением и азартом, обмениваясь восторженными репликами на страшной смеси русского и арабского…

Они смотрели на меня — а я потихоньку приглядывал за ними. Их было много — несколько сбитых кучек, от пяти лет и до двенадцати. Чернявые, загорелые, перемазанные с ног до головы, босые — они мало чем отличались друг от друга, дети арабов и дети живущих здесь казаков. Четвертое, а то и пятое поколение родившихся после войны, они дружили между собой не обращая внимание на то, кто русский, а кто араб, они вместе бегали в гимназию, на стрельбище, вместе совершали ночные налеты на виноградники и фруктовые сады и вместе получали за это ремнем. Русские пацаны свободно лопотали по-арабски, а арабчата знали русский — но между собой они переговаривались на дикой смеси того и другого, язык русского поселенца с Восточных территорий в России иногда просто не понимали.

Наконец то оно росло. Единое поколение, для которого Российская Империя — родина, а не оккупант, как твердят иностранные газеты. Поколение, которое не нужно искусственно ассимилировать, которое само добьется своего. Поколение, живущее в стране, занимающей без малого одну четвертую всей территории Земли. Поколение выросшее на новом Ближнем Востоке — где гиблые болота и бесплодные горы уступили место садам и виноградникам, где один за другим поднимаются обновленные города и новые заводы, где межплеменной и межнациональной ненависти просто нет места.