Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты. - Светлана Бондаренко

— Совершенно с тобой согласен, — сказал Астроном, — в том, что судить об обитаемости той или иной планеты с наши ми наличными средствами и данными пока еще не представляется возможным. Во всяком случае, судить наверняка. Но вопрос о наличии жизни где-нибудь на других мирах в бесконечной Вселенной уже решен.

— А, — насмешливо проговорил Археолог. — Конечно… Я так и знал. Когда не хватает конкретных знаний, всегда обращаются к умствованию. «В противоположность идеализму, утверждающему…» и так далее. Так?

— И так тоже, — согласился Астроном. — Но я имел в виду как раз конкретные знания.

Археолог со страдальческим видом махнул рукой, а Писатель, сонно смотревший на свой стакан с вином, встрепенулся.

— Что-нибудь новенькое, э? — спросил он.

— Пожа-а-алуй, — протянул Астроном. — Ну, не совсем новенькое, но все же… Понимаете, если Магомет не может добраться до горы, то достаточно, если гора придет к Магомету, не так ли?

— Ого! — произнес Писатель, а Археолог насмешливо прищурился:

— Последние новости! Марсиане высадились на Красной Площади!

— Видишь, ты уже понял меня. — Астроном взял бутылку, покачал ее и снова поставил на стол. — Пусто… Так вот, дорогие мои слушатели. Для того, чтобы вопрос о жизни на других мирах был решен положительно, достаточно, чтобы кто-нибудь из обитателей этих миров высадился где-нибудь на Земле, и мы бы увидели их, не так ли?

— А вопрос о жизни на других мирах? — сказал Писатель. Сколько споров, сколько бумаги!

Астроном быстро взглянул на него, но промолчал и снова углубился в рассматривание почерневшего металлического обруча, подаренного Археологом.

— Да, взять хотя бы вопрос о жизни на других мирах, — с солидным видом кивнул Андрей Андреевич. — Опять-таки, с точки зрения философии…

— Чепуха! — резко сказал Археолог. У него было узкое темное лицо с высоким лбом и всего два пальца на левой руке. Он курил большую черную трубку. — С точки зрения философии нельзя установить ни одного конкретного факта. Вернее, можно доказать все, что угодно.

Андрей Андреевич побагровел.

— Однако, вы не будете отрицать…

— Буду. Вы хотите сказать, что с точки зрения философской в пресловутой Бесконечной Вселенной непременно существуют обитаемые миры. Так?

— Так. И вы не можете…

— Правильно, я не могу это опровергнуть. С другой стороны, я буду вам доказывать — тоже философски, как вы это называете, что нигде, кроме нашей Земли, жизни нет. И вы меня не опровергнете.

— Послушайте…

— Одну минуту. Дело совсем не в этом.

— А жизнь на других мирах? — сказал Писатель. — Сколько споров, сколько бумаги! И ничего не доказано.

— Довольно естественно, — сказал Археолог. — То, что труд но доказать, всегда требует много споров и много бумаги.

Археолог был молод. У него было узкое загорелое лицо с высоким лбом и всего два пальца на правой руке. Он курил большую черную трубку.

— Собственно, что вы хотите доказать? — спросил Философ. — Мы можем считать вполне доказанным, что жизнь существует во многих других местах во Вселенной, помимо нашей Земли. В бесконечном множестве солнечных систем хотя бы только в нашей Галактике непременно должны быть миры, условия на которых сходны с теми, которые мы имеем на Земле. А раз так — непременно и жизнь.

— Вот оно, доказательство философа. — Археолог вынул изо рта трубку и жестко засмеялся. — Те же самые приемы, которыми пользовались его предки, когда считали, сколько ангелов поместится на кончике иглы. Никакого прогресса.

Писатель рассмеялся. Философ нахмурился.

— Можете говорить что угодно, господин насмешник, но это так. Это логика. И кое-кому из присутствующих не мешало бы основательно поучиться ей…[23]

— Знаю, знаю. — Археолог отмахнулся нарочито расслабленным движением руки. — Безграмотные насмешки над праматерью всех наук, опасные аналогии и все такое… Остается только напомнить этому кое-кому о том, что за такие взгляды еще два десятка лет назад ссылали на Колыму. Но согласитесь, дорогой товарищ, что это все же не доказательство.

— Это, конечно, не доказательство, — подтвердил Писатель, с любопытством глядя на Философа.

— Больше того, — продолжал Археолог. — Вы, философы, всегда до крайности непоследовательны. Когда вы беретесь за конкретный вопрос и начинаете его обрабатывать философски, из этого почти никогда не выходит ничего путного. Вы по очереди хватаете одно и то же философское положение и дубасите им друг друга по голове, и в конце концов побеждает — заметьте, побеждает, а не доказывает — тот, у кого крепче глотка… или голова. И это было бы еще полбеды, если бы вы ограничивались рукоприкладством в своем узком кругу. Нет, вы при всем своем круглом невежестве в конкретных вопросах науки вламываетесь в самую гущу подлинно научного спора, нормальной научной дискуссии и лупите направо и налево людей, ученых, которые, занимаясь конкретными научными проблемами, не сочли нужным или просто не успели освоиться в области логики, гносеологии и других философских пустынь.

— Ну-ну-ну! — пробормотал Писатель.

— Да, да! Сбиваете их с толку, объявляете их пособниками идеализма, запугиваете их и отбиваете у них охоту к настоящей работе. Хуже того, многие из ученых вообще бросают научную работу, основанную на правильной постановке вопроса, кропотливых исследованиях и поисках практических доказательств. Они ныряют в омут умствований и занимаются бессодержательной болтовней вместо работы. Хотите доказательств? Сколько угодно… Да вот, хотя бы по нашему вопросу о жизни на других мирах.

В рукописях есть даже перечень действующих лиц этого спора (Астроном, Археолог, Писатель, Андрей Андреевич, Я) и план, по которому должна вестись беседа:[24]

1) Проблема.

2) Опозоривание философии.[25]

3) Общий взгляд на возможность жизни.

4) Однако, это одни пустяки, доказательств нет.

5) Пока не слетаем, не увидим.

6) Или пока они не прилетят.

7) Если бы было, давно бы прилетели.

8) Не обязательно за 20–30 тыс. лет истории.

9) Возможность прилета еще при ящерах.

10) Может быть, уже и на нашей истории.

11) Есть косвенные доказательства: мифы (боги спускаются с неба), драконы и т. д.

12) Это допускает множество толкований.

13) Возможно, и в наше время. — Чушь!

14) Не думаю, что их прилет произвел бы много шуму: сели в Сахаре, в океане, в Амазонке, в деревне, во льдах…

15) Рассказы жителей о-вов о том, как прибило стальную сигару со странными людьми. Их засосало в песках. Один выбрался; его съели собаки (пауки, скорпионы).

16) Странно было бы, если бы только в нецивилизованных областях.

17) Было, что и в цивилизованных. Есть один совершенно достоверный случай и много непроверенных.

18) Чушь!

19) Это так. Только нельзя быть уверенным… В общем, судите сами.

Но далее Стругацкие не пошли. Объяснительная часть оказалась незатребованной. Куда интереснее писать о приключениях, чем объяснять недалекому читателю причины, породившие эти приключения. «Отказаться от каких-либо объяснений» — на это они решатся только гораздо позднее, в «Попытке к бегству», но первая «попытка» вырваться из стандартной в то время фантастики, из канонов ее, осуществилась уже здесь.

Можно только досадовать на реалии того времени, на запрет на все яркое, необычное, нестандартное… Массовые (катастрофические или юмористические) приключения не поощрялись. А какой бы яркий, запоминающийся рассказ мы бы получили! Можно дать волю своему воображению и представить ненаписанное (что-нибудь типа «Роковых яиц» Булгакова), прочитав еще один вариант начала повести:

Около двух часов ночи с двенадцатого на тринадцатое февраля на квартире командира отдельного учебного зенитно-артиллерийского дивизиона зазвонил телефон. Звонки были непривычно громкие и длинные, и полковник, оставив безуспешные попытки нашарить в темноте под кроватью теплые домашние туфли, поспешил в кабинет босиком.

— Слушаю, — хрипло буркнул он в трубку.

— Докладывает второй. Товарищ полковник, звонят из города, секретарь райкома.

— Давайте.

Пол был холодный. Полковник переступил с ноги на ногу, затем кряхтя забрался на кресло и сел на стол. Где-то над потолком или в неплотно прикрытой печке выл и свистел ветер. Пурга мириадами колючих сухих снежинок стучала в окна. Зябко поеживаясь, командир дивизиона с недоумением и тревогой подумал о том, какие причины могли заставить хозяина района, всегда такого сдержанного и спокойного, звонить к нему в это неурочное время. В трубке трещало и посвистывало.