Илоты безумия - Николай Чергинец

— Саиб! Саиб! Не думайте обо мне плохо. Я даже не предполагал, что такое может случиться. Видит Аллах, я совершенно не виноват…

— Тогда поясните, уважаемый, почему вы отошли от машины задолго до нашей встречи? Чем это вызвано? Только честно.

— Саиб, я бегал к знакомому духанщику, чтобы забрать долг.

— А это нельзя было сделать после того, как вы передали бы пленных?

Майер резко повернулся и зашагал вдоль дувала к улице, где стояла его машина. Мирзокарим поспешил за ним. Он обогнал Майера и неожиданно упал на колени:

— Саиб, выслушайте меня. Не говорите Рахматулло о моей ошибке. Клянусь, я буду вам предан всю жизнь! Вы можете распоряжаться мной. Умоляю, не губите! Рахматулло убьет и меня, и мою семью!

Майер обошел его и бросил:

— Встаньте. На вас смотрят ваши подчиненные. Кстати, не я, так они сообщат Рахматулло о вашей промашке.

Мирзокарима словно током ударило. Он вскочил на ноги и, опешив от слов Майера, долго смотрел в сторону своих товарищей.

«Еще поубивает их сдуру! — подумал Майер. — Хотя это его дело».

— Я сделаю так, чтобы они молчали. Охранника сегодня, сейчас же направлю в отряд. Шофер — мой человек, и его не надо опасаться. Если вы, саиб, дадите мне слово, что не скажете моему господину, то все остальное я улажу.

Майер сделал вид, что колеблется, не знает, как ему поступить.

— Да, а как же с этими русскими? Я же вчера уже сообщил своим, что они у меня в руках.

— Саиб, я вас умоляю, пожалейте меня. Я всю жизнь буду обязан вам. Лучшего слуги вам не найти.

— Скажите, Мирзокарим, выходит, что опять в ваши дела вмешивается Керим? Неужели он так хорошо осведомлен о деятельности афганской оппозиции?

— Этого нельзя отрицать, саиб, но, поверьте, и я немало знаю о них.

— Получается, что, забрав русских, они объявили войну и мне?

— Да, да, саиб, вы совершенно правы, — Мирзокарим цеплялся за соломинку, которую тонко подсовывал ему Майер.

— Если я соглашусь не говорить Рахматулло о вашем провале, вы поможете мне вернуть этих пленных солдат? Как говорится, услуга за услугу?

— Я согласен, я сделаю все, чтобы разыскать их.

— Да, теперь я сам вижу, что Керим заслуживает наказания. Хорошо, Мирзокарим, я сдержу свое слово, теперь ваш ход. Разбирайтесь со своими людьми, и через два часа встречаемся у центральной мечети. Там и решим, как действовать дальше.

Майер был рад. Советские парни — вне опасности.

Глава 11

После длительного перелета через весь континент Мельников и Полещук наконец прибыли в какой-то город. Ричард Эршад на грубый вопрос Бугчина о названии города ответил:

— Идите отдыхать, завтра все, что нужно, скажут, — и, попрощавшись, исчез из здания аэропорта.

Четверо мужчин молча посадили прибывших в микроавтобус, и через час они оказались в двухэтажном доме, где их покормили и сразу же расселили по отдельным комнатам.

Утром их разбудили, дав на туалет не более двадцати минут, позвали к завтраку. В десять всем троим разрешили побыть с полчаса во дворе, отгороженном от внешнего мира высоким каменным забором. По доносившимся из-за забора звукам автомашин можно было определить, что там проходит довольно оживленная улица. А внутри двора густые кустарники, пальмы создавали уют и покой. Мельников и Полещук хотели уединиться и поговорить. Но, увы, Бугчин, словно специально приставленный, а может, так оно и было, тут же бесцеремонно присоединился к ним:

— Не пойму я этих людей. Даже не хотят сказать, куда нас привезли. Дебилы, неужели не понимают, что нам нетрудно будет узнать название города, — он откровенно, по-хамски помочился на пальму и громко, словно лошадь, сделал непристойность.

Парни поморщились. Мельников проворчал:

— Ты бы вел себя по-человечески. Вон из окна на втором этаже на нас смотрят.

— Ну и хрен с ними, пусть смотрят, я и на них могу…

Правда, этот маленький инцидент позволил Мельникову отвести Полещука в сторону и тихо сказать:

— Если нас разлучат, каждый четверг нас будут ждать на центральной улице у дома номер семь. Если нет такого дома, то надо искать семнадцатый, если и такого нет, то двадцать седьмой. Запомни время: утром с 9 до 10, в обед с 12 до 13 и вечером с 18 до 19 часов. К нам подойдут сами. Пароль: «Сколько будет дважды два?» Ответ: «Семь». Тот, кто подойдет, должен после этого обязательно добавить: «Вы ошибаетесь, будет пять». Этому человеку надо верить и делать все, что он скажет…

Подошел Бугчин:

— Интересно, по сколько они нам отвалят?

— Чего? — не понял Полещук.

— Чего, чего, чьими зарплату нам платить будут? Лучше бы зелененькими, американскими. Они мне больше всего подходят. Ох, люблю я их!

Он хотел еще что-то сказать, но на аллее появился чернокожий парень и на ломаном русском языке пригласил «господ» следовать за ним. Проходя по аккуратной аллее мимо злополучной пальмы, негр не смог скрыть отвращения…

На первом этаже в большой комнате им предложили кресла и попросили подождать. Первым пригласили Бугчина, но не прошло и минуты, как в другую комнату позвали Мельникова.

Капитан оказался в небольшой комнате, где за столами, расположенными справа и слева от двери, сидели двое мужчин. Прямо на середине комнаты стоял стул. Мельникову предложили присесть, и тут же мужчина, сидевший слева, спросил:

— Ваша фамилия?

— Мельников.

— Имя, отчество?

— Виктор Петрович.

— Место рождения?

— Город Смоленск.

— Где находится этот город?

— В России.

— В какой части России?

— В западной.

Затем последовали вопросы о родителях, где учился, кем служил в армии. Дотошно допытывались об обстоятельствах, при которых Мельников попал в плен, почему раньше не называл себя. Сидевший справа спросил:

— Как фамилия контрразведчика вашего полка?

— Не знаю, даже не уверен, что он был у нас в полку.

— А кто тогда с вами встречался, перед тем как вы оказались в плену?

— Никто со мной не встречался.

— Это точно?

— Послушайте, вы что, хотите сказать, что даже мое ранение было запланировано? Не порите чепуху!

Допрос, а иначе эту беседу и не назовешь, длился более трех часов. Часто вопросы повторялись или задавались в другом варианте. Порой они были просто-напросто глупыми, и у Мельникова, кроме раздражения, ничего не вызывали.

Наконец отпустили, и когда он вышел в большую комнату, там уже сидел Бугчин. Вскоре появился и Полещук. Их тут же позвали обедать, а затем привели обратно в то же помещение. Высокий, крупный араб лет пятидесяти беседовал с ними через переводчика: