Пташка Мэй среди звёзд - Джоди Андерсон

Спираль уходила все ниже, ниже и ниже. Верхний мир становился все дальше, а они все плыли и плыли мимо угрюмых деревушек и пещер, похожих на черные пасти, откуда слышалось жутковатое бормотание. Над рекой змеями вились мосты, такие дряхлые и гнилые, что казалось, они вот-вот рухнут в воду.

На пятом витке Мэй и Пессимист проплыли мимо болота. Над черной бурлящей жижей летели стоны и завывания. Покосившийся знак сообщил, что перед ними «БОЛОТО ПРОГЛОЧЕННЫХ ДУШ». Вскоре после этого на берегу показался громадный особняк, окруженный живой изгородью из черных кустов, подстриженных в форме горгулий. За высокими окнами лежала тьма, крыши ощетинились башенками, громадные двери главного входа охраняли две колонны. На широкой лужайке перед замком раскинулся лабиринт со стенами из кустарника.

Затем путешественники увидели поле, на котором, в тени утеса, сидела толпа нечисти. На вершине скалы сияла лиловая дуга вывески: «ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ФАНТАЗМЫ».

Перед восхищенными зрителями по полю расхаживал большущий, как дом, гуль. Его лапа махнула прямо над плотом, и Мэй, вскрикнув, пригнулась. Она подняла голову, желая разглядеть, куда подевалось чудовище, и ахнула: оказалось, это всего лишь голограмма.

Лежа на плоту, Мэй и Пессимист смотрели на картины, которые демонстрировали прямо в воздухе.

Это был немой трехмерный фильм. Перед зрителями по берегу моря шагали два задумчивых гуля. В толпе зафыркали. Мелодия, сопровождавшая фильм, напомнила Мэй «Ветер в моих крыльях», любимую мамину песню.

Течение уносило плот по излучине. Мэй бросила последний взгляд на сборище гулей и вздрогнула.

В толпе ходили туда-сюда пленники. Они подавали баночки с хлюп-газировкой в жадные, загребущие лапы гулей. А среди рабов был он. Изможденный, какой-то… высохший, тонкий, блеклый. Совсем не такой ослепительный, каким его запомнила Мэй. Его спина горбилась, голова поникла. В движениях не было ни тени юного задора, а во всем теле — ни отблеска света.

Он погас. Но все же это был он. Люциус.

Эллен Берд не поверила своим глазам.

В просвет между колючими кустами она разглядела то, чего никогда не видела в засушливых землях Болотных Дебрей. Впереди лежало озеро.

Женщина медленно отвела в сторону последние ветки. Под сапогами чавкнула мягкая, влажная земля. Эллен посмотрела в сумрачное, но чистое небо.

Раздался громкий щелчок, точно щелкнул огромный выключатель. Озеро вспыхнуло.

Эллен вздрогнула и попятилась к зарослям.

— Ай! — Она снова шагнула вперед и огляделась.

Кругом все было по-прежнему, только водоем светился, будто экран телевизора.

Нервно сжав руки, Эллен осторожно подошла к самой воде, наклонилась и заглянула в озеро.

Глава двадцать восьмая

Спасение Люциуса

Плот заплыл в пещеру, вдоль стен которой тянулись узенькие тропки. Мэй обернулась на широкую пасть входа. За ней простиралась фиолетовая мгла. Девочка разделила челку на две части, убрав ее со лба, посмотрела на Пессимиста и вдруг сунула руки в воду и принялась изо всех сил грести. Кот уставился на нее как на сумасшедшую. Как только плот оказался достаточно близко к стене, девочка вытянула руку и попробовала просунуть пальцы в какую-нибудь щель. Однако течение было слишком быстрым. Наконец Мэй смогла замедлить плот, но его уже утащило на другой конец пещеры. Подхватив кота, девочка прыгнула на утоптанную дорожку.

Приземлившись, она подумала, что неплохо было бы привязать к чему-нибудь плот, но было поздно — поток быстро уносил его прочь.

Мэй сглотнула. Они с Пессимистом зашагали обратно, к свету.

У выхода из пещеры девочка и кот остановились, выглянули наружу и осмотрели берег. Люциуса нигде не было видно. Мэй взбежала по склону, кот неохотно последовал за ней, и они спрятались за каким-то валуном.

Впереди мерцал голографический фильм. Гули болтали, шикали друг на друга и потягивали газировку. Девочка оглядела толпу и нашла глазами Люциуса. Он пролетал мимо вагончика с напитками и закусками. Как бы привлечь его внимание?

Прежде чем Мэй успела придумать какой-нибудь способ, кино закончилось. Свет погас, и гули начали вставать с мест, потягиваясь и сморкаясь.

Размахивая лапами и громко рыча, к пленникам подошли два гуля. Рабы — а с ними и Люциус — побрели прочь. Мэй и Пессимист направились за ними.

Гули и пленники скрылись в пещере. Прячась в лиловых тенях, Мэй и Пессимист влетели туда, точно мухи в зевающий рот.

Вглубь уходили извилистые тоннели. Гули часто останавливались поболтать, и Мэй с Пессимистом ныряли в темные уголки и ниши. Люциус ни разу не обернулся и даже головы не поднял. Мэй уже начала сомневаться, он ли это. Они уходили от реки все дальше, сворачивали то влево, то вправо.

Вскоре пленники вышли на открытое место и остановились.

Гули с воплями погнали рабов вперед.

Мэй и Пессимист выждали, пока группа не уйдет подальше, а потом залезли в нишу слева и оглядели невероятный вид, который открылся перед ними.

В огромной пещере вдоль стен стояло множество большущих острых камней. С них капала вонючая черная вода. Высокий свод терялся в пелене серого тумана. Со скал свисали черные, склизкие нити водорослей. Повсюду, в углублениях и нишах, сидели гоблины — не меньше тысячи. Одни спали, другие собрались в кружки послушать музыку или поглазеть в теневизор, кто-то делал маникюр, а кто-то демонстрировал новые одежки. Гоблины улыбались друг другу, обнажая невероятно длинные клыки, потом вдруг начинали пихаться, толкать соседа вниз. Иногда кому-то из них это удавалось. Жертва падала на камни и начинала медленно карабкаться наверх. С притворным смехом, будто шутка пришлась ему по душе, гоблин хватал обидчика за лапу и пытался ее отгрызть.

Несколько гоблинов висели на канатах под сводом, выделывая цирковые трюки.

Повсюду валялся мусор: бумажные пакеты, грязные носки, старая одежда и диадемы. Пленники разошлись по пещере и начали собирать хлам в большие черные мешки.

Сердце Мэй отчаянно колотилось. Она не сводила глаз с Люциуса, но тот по-прежнему стоял к ней спиной. Мальчик равнодушно поднял вонючий носок. У него не осталось сил даже на отвращение. Бросив тряпку в мешок, он повернулся к другой куче мусора.

Мэй посмотрела на Пессимиста, раздумывая, как бы привлечь внимание мальчика. Но кот уже понял, чего она хочет. Недолго думая, он повернулся мордочкой к стене, высунул из пещеры хвост и помахал им. Заметив движение, Люциус посмотрел в их сторону. В его погасшем взгляде мелькнуло любопытство. Он покосился на гоблинов. Те играли в карты.

Девочка и кот забились поглубже в нишу и затаили дыхание. В проеме показалась рука и подобрала с пола розовое боа. Люциус украдкой заглянул в пещеру и прищурился. Мальчик вытаращил глаза, и в их глубине затеплился слабенький огонек.

Медлить было нельзя. Мэй подскочила к Люциусу, схватила за голубую куртку, зажала ему рот и втащила внутрь.

Люциус хотел было завопить, но Пессимист прыгнул ему на грудь, выгнул спинку, и крик замер у мальчика на губах.

Он лежал на спине и смотрел на Мэй. Широкая, озорная улыбка скользнула по губам, но что-то ее спугнуло. Мальчишка стал мрачнее грозовой тучи.

— Ты что делаешь? — прошипел он, стряхнул Пессимиста, встал и гневно уставился на Мэй.

Она прижала палец к губам:

— Тише! Спасаю тебя.

Мальчишка помедлил и яростно замотал головой:

— Нетушки! Спасибо. Хватит мне твоего участия.

Кот, стоявший на страже у входа в пещерку, с раздражением глянул на них, и оба примолкли. Люциус прислонился к стене. На нем лица не было. Мальчик не знал, бежать ему или остаться.

Мэй смотрела на вход, пока не почувствовала на себе пристальный взгляд Люциуса. Щеки у нее загорелись.

— Ты какая-то другая, — наконец шепнул он.

— Мертвей, чем раньше, — с досадой пробормотала девочка.

Мэй никогда не говорила Люциусу, что на самом деле она живая, и сейчас тоже не собиралась этого делать.

Люциус подумал немного и пожал плечами:

— Не хочу, чтобы меня спасала девчонка. Неважно, мертвая она совсем или наполовину. Особенно та, из-за кого я попал в нижний мир на вечные муки.

Мэй вытаращила глаза. Мальчишка отвернулся. У него были все те же спутанные золотые волосы, голубые глаза и румяные щеки. Он так и остался выше нее и старше. Не хватало только улыбки.

Девочка смягчилась. Ведь он был прав.

— Особенно такая растяпа, как ты.

Мэй скрестила руки. Она даже не знала, что это за слово такое.

— Сам ты — растяпа!

Пессимист опять обернулся и с упреком взглянул на них.

— Прости, — шепнула ему девочка.