Казино смерти - Дин Кунц

— Я не путешествую, — ответил я.

— Меня приглашали несколько раз. Если планеты расположены соответствующим образом и гости должного уровня, можно услышать голоса мертвых, раздающиеся из их могил под полом и в стенах. Похищенные дети умоляют сохранить им жизнь, словно не знают, что они уже умерли, плачут, просят их освободить. Незабываемые впечатления, как тебе хорошо известно.

Андре стоял, Роберт сидел, первый смотрел на грозу, второй — на свечи, возможно, обоих зачаровал голос удивительный Датуры. Ни один еще не произнес ни слова. Они были на удивление молчаливыми. Да и обходились без лишних движений.

— Сюда я заловила тридцать, — указала она.

— Вы что-то такое сказали по телефону. Тридцать… тридцать чего-то в амулете.

— Ты знаешь, что я сказала. Тридцать ti bon ange.

— Как я понимаю, на это ушло время. Собрать целых тридцать.

— Ты можешь их увидеть. — Она поднесла камень к моим глазам. — Другие не могут, а ты, я уверена, можешь.

— Какие милые малютки, — сказал я.

— Твое притворство многим может показаться убедительным, но меня ты не проведешь. С тридцатью я непобедима.

— Вы это уже говорили. Я уверен, это так приятно — быть непобедимой.

— Мне нужен еще один ti bon ange, и этот должен быть особенным. Он должен быть твоим.

— Я польщен.

— Как ты знаешь, я могу добыть его двумя способами. — Она вновь засунула камень между грудей. Долила в стакан вина. — Я могу взять его у тебя через водяной ритуал. Это безболезненный метод извлечения.

— Рад слышать.

— Или Андре и Роберт могут заставить тебя проглотить камень. Тогда я вспорю тебе живот, как рыбе, и заберу его из твоего дымящегося желудка, когда ты будешь умирать.

Если два ее коня и слышали, что она говорит, то совершенно не удивились. Оставались такими же неподвижными, как свернувшиеся клубком змеи.

— Если ты покажешь мне призраков, я возьму твоего ti bon ange безболезненным методом. Если будешь настаивать на том, что ничего не знаешь и не ведаешь, этот день станет для тебя очень плохим. Тебя будет ждать крайне мучительная агония, которая выпадала на долю буквально нескольких человек.

Глава 33

Мир сошел с ума. С этим можно было поспорить лет двадцать тому назад, но если вы спорите в наше время, значит, живете иллюзиями.

В сумасшедшем мире на поверхность поднимаются такие, как Датура, сливки безумия. Поднимаются не за свои достоинства, а благодаря силе воли.

Если общество всеми силами старается отвергнуть Истину старого мира, тогда те, кто ее отвергает, начинают выискивать собственные истины. Эти истины крайне редко являются истиной; обычно это набор предпочтений и предрассудков индивидуума.

И чем мельче система истин, тем с большей пылкостью последователи отстаивают ее. А наиболее крикливыми, наиболее фанатичными являются те, чья вера не имеет под собой прочного основания, базируется на зыбучем песке.

Я мог бы высказаться в том духе, что озвученный способ добычи чьего-то ti bon ange (что бы под этим ни подразумевалось), при котором человека заставляют проглотить некий камень, после чего вытаскивают его из вспоротого живота, однозначно указывает, что добытчик — фанатик, психически неустойчив, его действия более не укладываются в рамки психологии Запада, а потому, если этот добытчик — женщина, она не может участвовать в конкурсе «Мисс Америка».

Разумеется, поскольку эта сексуальная вивисекторша толковала о моем животе, вы можете почувствовать некоторую предвзятость моего анализа. Это так легко — обвинять в предвзятости, если живот собираются вспороть не тебе, а другому человеку.

Датура нашла свою истину в мешанине оккультизма. Ее красота, яростное желание властвовать, безжалостность притягивали к ней других, таких, как Андре и Роберт, которые особо и не вникали в то, что она говорила, потому что молились на саму Датуру.

Наблюдая за женщиной, которая без устали кружила по комнате, я задавался вопросом, как много сотрудников ее деловых предприятий (порнографического интернет-магазина, службы «Секс по телефону») со временем уступили место истинно верующим. Остальных же, с пустыми сердцами, она обратила в свою веру.

Я задавался вопросом, сколь много мужчин, похожих на эту парочку, она убедила убить во имя нее. Я подозревал, что эти двое, пусть и странные, не были уникумами.

А какими могли быть женщины, отличающиеся от Андре и Роберта только половыми признаками? Вы бы хотели оставить с ними своих детей, если бы они работали в детском саду?

Если бы мне представилась возможность бежать, обезвредить бомбу, вытащить Дэнни из этого места и сдать Датуру полиции, меня бы возненавидели преданные ей фанатики. Если их круг был небольшим, он бы распался, каждый нашел бы себе веру по вкусу или вернулся к исходному нигилизму, и я никогда бы о них не услышал.

С другой стороны, если ее прибыльные предприятия служили финансовой основой некоего культа, мне пришлось бы принять более серьезные меры предосторожности, чем переезд на новую квартиру и смену фамилии на Смит.

Словно зарядившись энергией от молний, которые рассекали небо, Датура вытащила из одной вазы несколько роз с длинными стеблями и продолжила кружение, размахивая ими, рассказывая о все новых встречах со сверхъестественным.

— В Париже, в sous-sol дома, в котором немцы, захватив Париж после падения Франции, разместили полицейский участок, гестаповский офицер по фамилии Гессель изнасиловал по ходу допроса множество молодых женщин. Порол их плеткой, а некоторых убивал ради удовольствия.

Алые лепестки летели на пол, подчеркивая жестокость Гесселя.

— Одна из жертв решилась на ответный удар — вцепилась зубами ему в шею, порвала сонную артерию. Гессель умер на собственной скотобойне, и его призрак остается там по сей день.

Растрепанный цветок оторвался от стебля и приземлился мне на колени. От неожиданности я смахнул его на пол, как тарантула.

— По приглашению нынешнего владельца дома я посетила этот подвал. Он двухэтажный, и Гессель вел допросы на нижнем этаже. Если женщина раздевается там и предлагает себя… Я почувствовала руки Гесселя на своем теле, жадные, смелые, требовательные. Он вошел в меня. Но я не смогла его увидеть. А мне обещали, что я его увижу, полностью увижу этого призрака, с головы до ног.

Охваченная внезапной злостью, она отбросила розы и растоптала каблуком один из цветков.

— Я хотела увидеть Гесселя. Я могла его чувствовать. Исходящую от него силу. Требовательность. Ярость. Но не могла видеть. И вот это последнее, самое важное доказательство существования признаков мне по-прежнему недоступно!

Учащенно дыша, с раскрасневшимся лицом, разозленная донельзя, она подошла к Роберту, который сидел за столом напротив меня, и протянула ему правую руку.

Он поднес ее ладонь ко рту. На мгновение я подумал, что он целует ей руку, что было бы очень странно для таких дикарей, как эти парни.

Но потом раздались чмокающие звуки.

Стоявший у окна Андре отвернулся от грозы, которая до сего момента полностью держала его в состоянии транса. Пляшущие огоньки свечей осветили его лицо, но не смогли смягчить грубые черты.

Как движущаяся гора, он подошел к столу. Встал рядом со стулом Роберта.

Когда Датура выхватила из вазы три розы и зажала стебли в кулаке, шипы вонзились в ее ладонь. Размахивая рукой с зажатыми в ней розами, она не выказывала боли, но теперь из ранок текла кровь.

Роберт мог бы лизать их, пока кровотечение не прекратилось бы. С его губ срывались вздохи глубокой удовлетворенности.

При всем этом я сомневался, что это была та самая «потребность», о которой упоминала Датура. Скорее всего, речь шла о чем-то куда более жутком.

Но богиня не могла ублажить одного своего коня, оставив неудовлетворенным другого. Поэтому она убрала руку от губ Роберта и предложила причаститься Андре.

Я старался смотреть на окно, за которым бушевала гроза, но боковым зрением все-таки видел, что происходило по другую сторону стола.

Гигант наклонился к ладони Датуры. Лакал с нее, словно котенок, и красная жидкость была для него чем-то большим, чем кровь, чем-то мне неизвестным и нечестивым.

И пока Cheval Андре слизывал кровь с ладони своей госпожи, Cheval Роберт не отрывал глаз от этого действа. И на его лице отражалось страстное желание оказаться на месте Андре.

Не раз и не два после того, как я вошел в номер 1203, сладкий запах Клио-Мей становился отвратительным. А теперь он сгустился настолько, что к горлу начала подкатывать тошнота.

И пока я боролся с рвотным рефлексом, у меня возникло ощущение, которое не следовало понимать буквально, скорее как метафору, но легче от этого не становилось.

Во время ритуала разделения крови Датура более не казалась женщиной, лишилась отличий одного из полов, превратилась в представителя неких обоеполых существ, каждое из которых сочетало в себе признаки двух полов, стала чуть ли не насекомым. И если бы молния подсветила ее, я ожидал увидеть, как сквозь ширму человеческого тела проявится ее многоножечная сердцевина.