Книга убийств - Джонатан Келлерман

Когда мы добрались до моего дома, Майло по-прежнему был не в настроении разговаривать, но я все равно сказал:

— Я все время думаю про Кэролайн Коссак.

— Почему?

— Знаешь, отравить собаку — это не невинная шуточка. Про ее братьев в газетах полно всякой дребедени, а про нее ни слова. Ее мать организовала бал для девушек — ну там, первый выход в свет и все такое, — так вот, Кэролайн в списках не значилась. Она даже на похоронах матери не присутствовала, по крайней мере ее имя не упомянуто. Если бы ты не рассказал мне историю про собаку, я бы вообще не знал, что она существует. Такое ощущение, будто семья ее просто вышвырнула и забыла. Вполне возможно, что у них имелись веские причины.

— Соседка — сумасшедшая старая докторша Шварцман — вполне могла все придумать. Она не слишком жаловала Коссаков.

— Но хуже всего относилась к Кэролайн.

Майло даже не пошевелился, чтобы выйти из машины.

— Девушка, прибегающая к помощи яда, что тут необычного? Яд не требует физических усилий, поэтому большинство отравителей — женщины. Думаю, тебе не нужно говорить, что психически больные убийцы начинают с животных, но, как правило, это мужчины, которых возбуждает вид крови. То, что юная девушка совершила такой поступок, должно было стать для ее родных предупреждением. Я бы не удивился, если бы оказалось, что все эти годы она провела в каком-нибудь заведении для душевнобольных. Возможно, из-за гораздо более серьезного преступления, чем убийство собаки.

— Или она умерла.

— Должно быть свидетельство о смерти. Майло потер глаза и посмотрел на мой дом.

— Яд — тайное оружие. То, что сотворили с Джейни, было слишком откровенным. Вспомни, как ее тело бросили у дороги. Девушка на такое не способна физически.

— А я и не говорю, что Кэролайн сама убила Джейни, но она могла быть соучастницей — например, заманила Джейни к тому, кто ее зарезал. Многие убийцы использовали женщин в качестве приманки. Вспомни, например, Чарли Мэн-сона. Кэролайн могла стать отличной приманкой для Джейни и Мелинды — их ровесница, не представляющая никакой опасности, симпатичная, богатая. А потом Кэролайн стояла и наблюдала, как кто-то другой делал грязную работу, или участвовала в развлечении, как подружки Мэнсона. Может, их была целая группа, как в деле Мэнсона, а дальше все пошло наперекосяк. Женщины обладают сильно развитым стадным чувством — даже убийцы. В группе они гораздо чаще склонны забывать о моральных запретах.

— Сахар и перец, — заметил Майло. — Родители узнали, заставили управление замять дело, а ненормальную Кэролайн заперли в какой-нибудь клинике — вот вам и скелет в шкафу.

— Большие деньги могут сделать этот шкаф весьма уютным местом.

Майло вошел со мной в дом, я занялся почтой, а он стал названивать в службу социального обеспечения и в архив округа. Свидетельства о смерти Кэролайн Коссак не было; а также она не получала водительских прав и не имела номера социального обеспечения.

Мелинда Уотерс получила карточку в возрасте восемнадцати лет, но никогда не водила машину в Калифорнии, не работала, не платила налогов. Что неудивительно, если она умерла молодой. Но свидетельства о ее смерти тоже не было.

— Она исчезла, — заметил я. — Наверное, Мелинда умерла той же ночью. Кэролайн либо надежно спрятана, либо тоже умерла, а ее семья все замяла.

— Спрятана в том смысле, что госпитализирована?

— Или за ней тщательно присматривают. Она же из богатой семьи, у нее наверняка есть собственный доверительный фонд, вот она и живет на вилле где-нибудь в Средиземном море, где ее охраняют двадцать четыре часа в сутки.

Майло начал расхаживать по комнате.

— Маленькая Мисс Неизвестность… но ведь до определенного момента, когда она была ребенком, у нее имелась собственная личность. Интересно установить, когда она ее потеряла.

— Школа, — сказал я. — Поскольку они жили в Бель-Эйр, ее могли отдать в «Палисейдс» или школу при университете, если, конечно, Коссаки выбрали государственную школу. Беверли, если они сообщили фальшивый адрес. Если же Кэролайн училась в частной школе, тогда, возможно, «Гарвард-Уэстлейк» — которая в те времена называлась «Уэст-лейк», — «Мальборо», «Бакли», «Джон Томас Дай» или «Кросс-роудс».

Майло открыл блокнот и что-то записал.

— Или, — добавил я, — школа для трудных детей.

— Ты имеешь в виду какую-нибудь определенную?

— Я как раз тогда проходил практику и могу вспомнить три очень дорогих заведения. Одно находилось в западном Лос-Анджелесе, два других — в Санта-Монике и в Долине, Северный Голливуд.

— А как они назывались?

Я ответил, и Майло вернулся к телефону. Школа в Санта-Монике закрылась, но «Школа успеха» в Шевиот-Хиллз и Учебная академия в Северном Голливуде продолжали работать. Он дозвонился до обеих школ, но довольно быстро повесил трубку.

— Они не желают со мной разговаривать. Конфиденциальность и все такое.

— На школы не распространяется закон о конфиденциальности, — сказал я.

— А ты имел дело с каким-нибудь из этих заведений? — спросил Майло.

— Один раз был в «Школе успеха», — ответил я. — Родители мальчика, с которым я работал, постоянно угрожали, что отправят его туда. «Если ты не исправишься, мы отдадим тебя в "Школу успеха"». Мне показалось, такая перспектива его пугает, и потому я решил посмотреть, в чем дело. Поговорил с социальным работником, и мне устроили пятиминутную экскурсию. Школа размещалась в бывшем жилом доме и была очень маленькой — там жили двадцать пять или тридцать учеников. Значит, обучение стоило целое состояние. Никаких карцеров и ничего такого я не видел. Позже я поговорил со своим пациентом и выяснил, что его беспокоило клеймо «сумасшедшего неудачника», которое он мог получить.

— У «Школы успеха» такая плохая репутация?

— Он считал, что любое специальное заведение имеет плохую репутацию.

— Его туда отправили?

— Нет, он убежал, и его не видели много лет.

— О! — выдохнул Майло.

— Ты, наверное, хотел сказать: «Понятно», — улыбнувшись, заметил я.

Он расхохотался. Налил себе грейпфрутового сока, открыл холодильник, посмотрел на водку, но передумал.

— Убежал. Твоя версия проблемы, не решенной до конца.

— В те времена у меня их было полно, — сказал я. — Цена интересной работы. Кстати, у того мальчишки жизнь сложилась просто прекрасно.

— Он поддерживал с тобой связь?

— Позвонил после того, как у него родился второй ребенок. Якобы чтобы спросить, как справиться с ревностью старшего, когда появился маленький. Потом принялся извиняться за то, что оказался трудным подростком. Я ответил, что ему не стоит извиняться. Ведь в конце концов от его матери я узнал всю правду. Старший брат обижал мальчика с тех пор, как ему исполнилось пять лет.

Лицо Майло стало суровым.

— Семейные ценности.

Он еще немного походил по комнате, допил сок, вымыл стакан, снова сел к телефону. Сначала связался с «Пали-сейдс», университетом и средними школами Беверли-Хиллз, затем с частными школами. Майло включил на полную мощь все свое обаяние, сказал, что собирает информацию о выпускниках для «Кто есть кто».

Ни в одной из школ не значилось имя Кэролайн Коссак. «Маленькая Мисс Неизвестность». Майло немного поговорил о том, что умывает руки и не намерен больше заниматься делом Джейни Инголлс, но щеки у него раскраснелись и плечи были напряжены, как у охотника, решившего непременно поймать свою жертву.

— Я тебе не сказал, — признался он, — но вчера я побывал в Паркеровском центре и попытался найти дело Джейни. Оно исчезло. Его не оказалось ни в «Метро», ни в архиве, ни у медэкспертов. Нет даже пометки, что оно не раскрыто или передано в другой отдел. Ни клочка бумаги, на котором говорилось бы, что такое дело вообще было заведено. А я знаю, что оно было заведено, поскольку сам это сделал. Швинн перекладывал на меня бумажную работу. Я заполнил формы, переписал свои заметки, сделанные на месте, где мы нашли Джейни, — в общем, все как полагается.

— Даже у медэкспертов ничего нет. Вот вам и научные методы, — заявил я. — А когда ты видел дело в последний раз?

— Утром, перед тем как меня допрашивали Брусард и тот швед. После того как они меня измочалили, я был в таком состоянии, что не стал возвращаться наверх, просто уехал из управления. На следующий день я получил письмо о переводе на новое место службы, а мой стол освободили от моих вещей.

Он откинулся на стуле, вытянул перед собой ноги и вдруг как будто расслабился.

— Знаешь, дружище, я слишком много работаю. Может быть, как раз в этом мне следует взять пример со старого мистера Умиротворение. Пришла пора остановиться и понюхать навоз.

Неожиданно широкая улыбка промелькнула на его губах. Он несколько раз повертел головой, словно она затекла, убрал с лица черную прядь. А потом вскочил на ноги.