Древние боги славян - Дмитрий Гаврилов

Мы полагаем, что Свентовит, Див/Дый и Сварог славян соотносятся друг с другом приблизительно так, как ведические Савитар, Дьяус и Тваштар (см. ниже раздел «Семейство Сварога»). В ряде гимнов Ригведы Савитар и Тваштар сближаются. Имя Савитара используется в качестве эпитета, и не для одного Тваштара. Но именно Тваштар выковывает Савитару золотые руки. Это разные боги. Хотя не исключено дублирование функций в разные времена и эпохи, у разных племён общего индоевропейского языкового корня.

Тваштар — творческий аспект неба, как и Дьяус, он именуется отцом Агни, как и Дьяус — он отец бога грома (правда — Индры).

Сварог — отец Огня и Солнца, а балтский Диевас — отец Перкунаса (наследника й Индры, и Парджанья), не исключено, что по заданию Диеваса кузнец Телявель выковывает солнце. Перкунас нередко и сам выступает как кузнец Диевса. Устойчивыми в языке Литвы стали выражения «Перкунас — старый кузнец», «Когда гремит гром, это кузнец Брузгулис (эпитет Перкунаса) из пушек стреляет чертей».

Восточнославянский Дый, скорее, наследие балто-славянства, осмысленное затем в духе эллинизма. Дело в том, что у Зевса нет жены с именем того же корня, тогда как у Дыя/Дива есть Дива, а у балтского Диеваса — Дэйве, так у Бога есть Богиня.

ДИВИЯ/ДИВА

Гой, земля еси сырая,Земля матерая,Матери нам еси Родная!Всех еси нас породила,И угодьем наделила;Ради нас, своих детей,Зелий еси народилаИ злак всякой напоила…Заговор при собирании целебных трав{32}

Имя Дый имело форму женского рода. Супруга Дыя, вероятно, богиня земли: «Ов требоу створи на стауденьци, джда искы от него, забыв яко Бог с небес дждь даеть. Ов несущим Богом жьреть, и Бога створьшаго небо и землю раздружаеть. Ов реку богыну нарицаеть, и зверь живущь в ней, яако бога нарицая, требу творить. Ов Дыю жьреть, а дроугыи Диви. А ин град чьтеть. Ов же дьрьн вскроущь, на главе покладая, присягу творить; ов присягы костьми чловечами творить. Ов кобени птить смотрить. Ов сретения сумьниться. Ов мущьн скот, творя убиваеть. Ов в неделю и в святыя дни делаеть, прибыт к себе, творя свою погыбель, да елико в сею неделею сделаеть, тем дьньмь погоубить. Ов на мащьх лжю присязаеть» (Слово св. Григория, Беседа св. Григория Феолога об избиении града — Аничков, 1914, с. 93).

Так как практически во всех индоевропейских мифологических системах существует симметрия «женского и мужского», пара «земля — небо», естественно предположить, что Див (Дый) и Дива (Дия) являются именно такой парой. Что Див соотносится с небом (Верхним миром) этимологически и сюжетно, видно хотя бы из «Слова о полку Игореве»: «Збися Див, кличет верху древа — велит послушати земли незнаеме» (не имеется ли в виду Мировое древо?); «Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда на волю; уже вержеся Дивь на землю».

По мнению того же Галысовского, до греческих книжников у славян никогда не было такой богини — Дивы. Однако рискнём предположить, что богиня всё-таки была, просто её стали называть на греческий лад. Или же Дивия — имя собственное, которое восходит к индоевропейскому корню. Напомним, что в литовской мифологии известно о супружестве высшего мужского божества Диеваса и протобогини Дейве.

Дейве, или Жемину, латыши называют Zemes mate — Мать Земля. Диевс — её супруг. Иначе говоря, Дива, Дивия, и есть богиня Мать Сыра Земля, славянская Гея, которая оплодотворяется небесными водами Дыя-Дива.

Протестуя против водворяемого среди них христианства, пруссы говорят своим миссионерам, что из-за них (поскольку они пришли со своими, чуждыми обрядами) земля прусская перестанет давать жатву, деревья — плоды, животные — приплод (Лаввис, 1897).

Снова обратимся к поучению «Слово святаго Григория изобретено в толцех о том, какое пьрвое погани суще языци кланяшеся идолом и требы им клали», где, как нам представляется, имя Дивы также упомянуто:

«…Иже бесятся жроуще матери бесовьстеи афродите богыни. Короуне. короуна же боудеть и антихрисця мати. и артемиДе. проклятеи. диомисее. стегноражанию и недоношеныи породъ. и бог муже-женъ… тем же богомъ требоу кладоуть и творять. и словеньскыи языкъ. виламъ. мокошьи. диве, пероуноу. хърсоу. родоу. и рожаници…»

При переводе с какой-то стати Диву пишут часто как деву, хотя между девицей и дивицей, равно как и между девой и Дивой разница существенная, магическая, мы бы даже сказали. И получается у таких переводчиков типа «Мокоши-деве», а это не лезет ни в какие ворота. При этом исследователи, даже самые зашоренные, сходятся в том, что культ Макоши/Мокоши перевоплотился в православии в почитание Параскевы Пятницы. Эта святая, конечно, не мальчик, но и не дева, представляется она весьма почтенной матроной.

Мы склонны считать культ почитания Земли общим для индоевропейцев.

«Всё в природе обладает своими собственными неповторимыми свойствами, которые могут быть познаны теми, кто готов их искать. Превыше прочего в Северной Традиции — глубокое уважение к земле, предстающей в облике богини, Матери-Земли. Эта идея одинакова во всех вариантах веры, хотя богиню могут называть по-разному. Она — олицетворение Земли, рассматриваемой как священная сущность, а не как огромный неживой камень, и является основой мировоззрения. Как следствие все проявления мира природы должны быть почитаемы, как и места силы — места, где присутствуют боги… Северная Традиция видит в планете Земля не неодушевлённое (космическое тело), но живую сущность, обладающую духом, önd, который проявляется в различных формах, соответствующих фундаментальным качествам элементов, которым он принадлежит» (Pennick, 1989).

Приветствуем тебя, о мать-земля,Смертных пристанище,Будь цветущей и плодороднойПо милости богов,Полной пищи,Что кормит наш народ.

Заклинание бесплодной земли в старой доброй Англии совершали, взявши семена и положив их на плуг:

Эрке, Эрке, Эрке,матерь земная,да подарит тебя всеподатель,государь предвечный,угодиями богатыми,лугами цветущими,нивами плодоносными,многородящими, многодатными,просом возросшим,зерном хорошим,ячменным тожезерном отменным,тоже пшеничнымзерном пригожим.Да подаст он,государь предвечный,и его угодники,горные жители,землям хозяйскимот разора защиту,полю и пашнеот напасти спасенье,от злого слова,от земного заклятья.Огради, всеподатель,Создатель мира,от жены злословной,от зловластного мужа, —речь моя крепкойда прочной будет.

Языческая самобытность раннего Средневековья на Руси также обнаруживается как культ Земли.

Он, как и культ Рода, по мнению того же В. Л. Комаровича, «был в ту эпоху не только уделом бытового или личного суеверия отдельных „невегласов“, но и довольно грозной еще общественной силой. Причастность его, как и культа Рода, междукняжеским отношеньям не подлежит сомнению. Оба культа тесно соприкасались в воззрении и переживании своих адептов. Обличение против верящих в рождение детей землей касается одновременно и их веры в Род. Другие обличения, менее определенно говорящие о Роде, неизменно называют, однако, с ним рядом рожаниц или, как читается в наиболее древних списках памятников, Рожаницу (в единственном числе)…» (Комарович, 1960, с. 103–104)

Автор делает небесспорное предположение, «что „Род“ и „Рожаница“ наших обличительных памятников будут в точности соответствовать столь же прочно сближенным в самой древнерусской жизни языческим культам Рода и Земли». С учётом отождествления в поучениях против язычества одной из Рожениц с Артемидой, именно такая роженица вряд ли соотносима с родящей Землёй, хотя, несомненно, и исполняет повивальные функции.

Но если построения В. Л. Комаровича и не вполне корректны, он прав в следующем: «Если просмотреть все те места летописи, где в уста отдельным князьям вложены более или менее устойчивые формулы их обычного права, то и здесь везде мы встретимся с теми же двумя понятиями и даже терминами: род и земля. В частности культ земли с княжеским владетельным правом связан уж был через древнерусское обычное право на землевладение вообще. Обратившая на себя в этом последнем внимание Павлова-Сильванского клятва землей обличается в качестве запретного пережитка язычества уже в том же „Слове како погани суще язьщи кланялися идолом“ (XI в.): „Ов же, дерн воскрушь (выкроенный) на главе покладая, присягу творить“. О долгом господстве этого обычая говорят и многочисленные его позднейшие пережитки, собранные Смирновым{33}. Языческий культ земли явственно проступает и в некоторых уцелевших чертах собственно княжеского быта и властвованья. У Рюрика Смоленского родился, например, сын, — на пути из Новгорода, в городе Лучине; в крещеньи ему дали „дедке имя Михайло, а княже Ростислав, дедне же имя“; что означало присвоение деднего имени — мы уж отчасти знаем; но мало этого: там, где княгиню застали роды, „поставиша на том месте церковь святого Михаила, кде ся родил“. Почему непременно „на том месте“, а не где-нибудь рядом, — что было бы, разумеется, легче и проще, — выясняется опять-таки из международных данных о почитании матери-земли: как умирающих клали непременно на землю „ut extremum spiritum redderent terrae“ в убеждении, что душа как раз там, где положен умирающий, возвратится в материнское земляное лоно, так ровно обратный переход к новорожденному души умершего предка, — чаще всего как раз деда, — из-под земли представляли себе возможным опять-таки только там, где состоялись роды.