Статуя сексуальной свободы - Елена Логунова

— Юная девушка? — хмыкнула я. — Да Петрачковой было почти тридцать лет, и какое-то время из них она была замужем!

Мне самой совсем недавно стукнуло тридцать. Правда, я еще не была замужем и, видимо, поэтому ощущала себя гораздо моложе.

— Ну и трепло этот Изрядный! — с отвращением сказала мамуля, дочитав статью.

— Может, потребовать от газеты опровержение? — задумалась Алка.

— И что они напишут? — скривилась мамуля.

К нынешним газетам она относится без уважения. Считает, что в них вранья больше, чем в ее ужастиках.

— Пусть напишут, что писательницу Кузнецову история о привидениях в бассейне ничуть не интересует, — предложила Алка.

— Но ведь я обзвонила с полдюжины людей с вопросом: «Кто видел, кто знает второй труп?»! — напомнила мамуля.

— Ну и что? — вступила в разговор я. — Почему нас вообще должна волновать эта глупая писанина? Конечно, мамуля, я понимаю, тебя беспокоит, что общественность с подачи доктора Пряникова и этого гада Изрядного может решить, будто ты психически неуравновешенная личность…

— Да ерунда! — широко отмахнулась она, заодно сметя за стола пустую миску из-под оладьев.

Та грохнулась на пол с густым малиновым звоном, но возвысившая голос мамуля его запросто заглушила:

— Меня гораздо больше беспокоило то, что я на самом деле могу оказаться психически неуравновешенной личностью!

— А разве эта опасность уже миновала? — осторожно поинтересовалась Трошкина, в ожидании мамулиного ответа благоразумно задержавшись под столом, куда она полезла за упавшей миской.

— А, ты же не знаешь наших новостей! — оживилась я. — Мы с мамулей пришли к выводу, что второго трупа в раздевалке не было!

— И как же это реабилитирует Варвару Петровну? — спросила Алка, вынырнув из-под скатерки и послав насупившейся мамуле извиняющуюся улыбку.

— Это реабилитирует ее полностью! — заявила я, приобняв родительницу, чтобы поддержать ее и ободрить. — Теперь мы склонны думать, что в шкафчике сидел не труп, а живой голый мужик!

— Живой голый мужик в женской раздевалке? Странно! — удивилась Алка. — Но что он там делал?

— Странно, Аллочка, то, что присутствие в женской раздевалке мертвого голого мужика не казалось тебе таким удивительным! — ехидно, но справедливо заметила мамуля.

Кажется, она немного обиделась на Трошкину за то, что та легко готова была записать ее в сумасшедшие.

— Я думаю, что живой голый мужик в женской раздевалке делал вот что: превращал в мертвое тело живую голую Петрачкову! — ответила я немного путано, но строго по существу вопроса.

— Думаешь, ложным трупом прикинулся ее любовник-инструктор? — Трошкина моментально ухватила нить.

— Инструктор? — я вопросительно посмотрела на мамулю.

— Я не знаю, — зарделась она. — Мне трудно сравнивать, я инструктора-то голым не видела!

— Убери из своего голоса нотки сожаления, — машинально посоветовала я, мысленно уже простраивая ретроспективу событий. — А ведь это вполне мог быть именно он! Предположим, Петрачкова по заведенному обыкновению встретилась с любовником в служебном помещении при тренажерном зале, а потом пошла в раздевалку, чтобы привести себя в порядок. Сбегала в душевую, голая и мокрая вернулась в раздевалку, а там он! Пришел следом за подругой из тренажерного зала, это же в двух шагах, в отсутствие свидетелей задушил любимую и затолкал тело в шкафчик. И тут приходит мамуля! Инструктор-убийца шаги услышал и от безысходности спрятался в пустом шкафчике. Мамуля его случайно обнаружила, приняла за покойника, убежала звать на помощь, а лжетруп в это время преспокойно убежал!

— Неплохая версия, — внимательно выслушав меня, сказала Трошкина. — Она одного только не объясняет:

— Почему он ее убил? — предположила мамуля, по неистребимой писательской привычке подсознательно тяготеющая к созданию стройного сюжета.

— Вот это как раз нам сейчас без разницы, — покачала головой Алка. — Инкина версия не объясняет другого. Почему инструктор, если это был он, сидел в шкафчике голый и мокрый? Он что, нагишом прибежал из своего тренажерного зала?

— Может, он запарился и вспотел, пока душил жертву? Вот и разделся! — не спасовала наша писательница.

— Воистину, убийственный стриптиз! — хмыкнула я.

— Если он там разделся, то где-то поблизости должны были находиться его вещи, — гнула свою линию упрямая Трошкина. — Вы видели там мужскую одежду?

— Нет, — с сожалением признала мамуля. — Мужской одежды я в женской раздевалке не видела…

Она задумчиво поскребла ухоженным ногтем висок и просияла победной улыбкой:

— Но убийца мог запихнуть свои тряпки в один шкафчик, а потом залезть в другой!

— Не исключено, — неохотно согласилась Алка.

Она не выглядела убежденной.

— Девушки! — меня осенила гениальная догадка. — Инструктор это был или не инструктор, нам нет необходимости гадать! Мы же знаем особую примету преступника!

— Точно! У него на предплечье была татуировка! — мамуля подпрыгнула на табуретке. — Как сейчас вижу ее: маленькая сине-сиреневая рыбка с пышным хвостом!

— Про татуировку я совсем забыла, — пробормотала Трошкина.

— Проблемы с памятью? — преувеличенно сочувственно спросила мамуля. — Рекомендую тебе, Аллочка, активный отдых на свежем воздухе, лучше всего в горах. Я бы одолжила тебе свои лыжи, но они, к сожалению, сломались.

— Теперь мне ясно, куда надо вострить лыжи! — перебила я. — Надо выяснить, есть ли у инструктора татуировка в виде рыбки!

— А как мы это выясним, если инструктор уже сидит под стражей и к нему не подобраться? — прищурилась мамуля.

Было ясно, что желание подобраться к красавцу инструктору у нашей писательницы есть, и, значит, она непременно измыслит подходящий сюжетный финт. Мы с Алкой готовы были ей ассистировать, и все втроем стали сосредоточенно думать над вопросом «как это сделать», совершенно обойдя своим вниманием вопрос «зачем».

— Назовем это дело «Операция «Русалка», — блестя глазами, предложила мамуля, вчерне набросав план наших дальнейших действий.

По понятным причинам наша писательница неравнодушна к мифологическим существам.

А я вспомнила про меха, оставленные Петрачковой в гардеробе, и добавила традиционному образу утопленницы яркой индивидуальности:

— Русалка под шубой!

Модный дизайнер Казимир Кузнецов спал тяжелым сном «после вчерашнего». Молодой здоровый организм боролся с алкогольными токсинами в неуютной йоговской позе, предполагающей многолетние тренировки под руководством мудрого наставника или одну добрую русскую попойку в кругу друзей. Тело Казимира помещалось поперек дивана, а голова под прямым углом свесилась вниз и упиралась макушкой в пол. Однако это не мешало йогу-экстерну предаваться отдохновенному сну. Что ему мешало предаваться таковому, так это несмолкающий телефонный звонок.

Повторно продемонстрировав сверхчеловеческие возможности, Зяма хитрым кувырком скатился с дивана. Сначала он ненадолго распластался на полу, а затем в четкой эволюционной последовательности ускоренно прошел путь от амебы до питекантропа, на коем временно остановился. Свесив руки до колен и недобро выпятив челюсть, Зяма на полусогнутых выволокся в прихожую и с относящимися к гораздо более позднему историческому периоду словами: «Я тебя породил, я тебя и убью!» — коротким прямым ударом в болевую точку на правом боку отключил телефонный аппарат.

Наступившая тишина подарила дизайнеру-питекантропу кратковременное ощущение большого человеческого счастья. Но тут вновь вякнул телефон, и после второго звонка Зямина эйфория иссякла так же быстро и бесследно, как рефлексивное слюноотделение у подопытной собачки Павлова.

— Зар-раза! — пробормотал Зяма, охлопывая себя по организму, точно медведь, атакованный кусучим шмелем.

После непродолжительных поисков он обнаружил свой мобильник в правом кармане джинсов, но аппарат был темен и тих, как дохлая собака Баскервилей.

— Не-на-ви-жу! — по слогам произнес Зяма и отправился искать источник нервирующего шума.

Его инквизиторский взгляд нащупал сотовый телефон, забытый на подоконнике в кухне папулей, и верещащая трубка с подкупающей готовностью замолчала. Однако не успел пошатывающийся Зяма вернуться в свою комнату, как в глубине квартиры послышался бодрый мотив «We are the chаmpions!». Это запел мобильник великой писательницы, изобретательно совместившей в одном приборе функции коммуникации и аутотренинга.

— Янки, гоу хоум! — злобно выкрикнул Зяма и плохо уравновешенной поступью двинулся на поиски музыкально-телефонного аппарата.

Оказавшись в тугом захвате крепкого мужского кулака, крикливый дамский телефончик осекся на полуслове и обморочно затих в ожидании страшного удара оземь. От печальной участи Тунгусского метеорита его спас звонкоголосый собрат — сотовый телефон родной сестрицы дизайнера. Он дурным голосом взвыл: «Акапулько, ай-яй-яй-яй!», на что взбешенный Зяма ответил ему созвучным воплем: