Прекрасный каратель (ЛП) - Валенти Сюзанна

Раздражённо вздохнув, я перекатился на бок и попытался посмотреть через Слоан на окно и вид за ним.

Это был мой ритуал. Я засыпал, глядя в окно, и мои заботы ускользали в небо.

— Мне это не поможет, белла, — резко сказал я, дергая наручник, пока она сонно бормотала что-то.

Я не дал ей ответить, схватил ее за плечо и подкатил к себе. Я перевернул её, она легла на мою скованную руку, ее ладонь упала на живот, а спина была прижата к моей груди, лёжа с ней так я мог смотреть в окно. Мы были прижаты друг к другу, и я чувствовал, как ее сердце грохочет в том месте, где мы соприкасались.

— Что ты делаешь? — она испуганно вздохнула, как будто все еще воображала, что я могу приставать к ней. Но мне не нравилось принуждать женщин к чему-либо. Если бы она захотела отдать мне свое тело, она бы сделала это по своему желанию, умоляя меня о каждом дюйме, который я ей предложил.

— Я не смогу заснуть, если не буду смотреть в окно на небо, вот как это работает, — просто ответил я.

Изгибы ее тела идеально вписывались в мои объятия, но она извивалась, словно хотела отодвинуться от меня.

— Почему? — спросила она.

— Что почему?

— Почему ты должен смотреть в окно? И мне не нужны какие-то дерьмовые оправдания. Если ты всерьез надеешься, что я тебя трахну, мне понадобится веская причина для этого.

Я задумался об этом на мгновение. Я действительно не должен был говорить ей подобное дерьмо. Но если у меня была хоть какая-то надежда поспать сегодня ночью, то, может быть, было бы лучше, если я просто расскажу ей немного правды, чтобы добиться своего.

— Уверен, ты уже поняла, что я нехороший человек, Слоан, — сказал я тихим голосом. — Есть вещи, которые я сделал, вещи, которые я видел, и вещи, которые я пережил, они заполняют все тихие уголки моего разума. Но когда я смотрю на небо, пытаясь отключить свой мозг, мне легче забыть эти вещи, все это не имеет значения. Я просто крошечная вспышка, которая занимает место во времени между ничем и нигде. На самом деле не имеет значения, что я делаю или что сделал, потому что, в конце концов, когда все будет сказано и сделано, каждый из нас будет забыт вечностью.

Слоан долго молчала, но напряжение в ее теле немного спало, и она на минуту придвинулась ближе ко мне.

— Кто бы знал, что обладатель такой силы может быть таким одиноким, — пробормотала она, и я нахмурился.

Я никогда не считал себя одиноким, но понял, что в некотором смысле она была права. Мы все пришли в этот мир одинокими и уйдём такими же. Не имело значения, любил ли я своих братьев или мстил со всей адской страстью во имя моей матери и Анджело. Мертвые все равно нас забыли.

— Ну, мы не можем все жить жизнью избалованной принцессы, — ответил я. — В реальном мире все не так идеально, белла. Но, может быть, ты начала понимать это сейчас.

Она слегка усмехнулась, как будто я был самым невежественным придурком, которого она когда-либо встречала.

— Я всю жизнь прожила в клетке, Рокко, — пробормотала она. — Единственная разница сейчас в том, что мои цепи выставлены на всеобщее обозрение.

Мы оба замолчали, и я подвинулся, чтобы устроиться поудобнее, притягивая ее ближе к себе. Она оттолкнулась от меня, ослабляя натяжение наручников, и легла ближе. Я замер, когда ее задница уперлась прямо мне в промежность.

Я положил правую руку ей на бедро чуть ниже ее рубашки, моей рубашки, и прошёлся большим палец вдоль края.

У нее перехватило дыхание, когда я поднял руку на дюйм выше. Несмотря на ситуацию, в которой мы оказались, у меня возникло ощущение, что она действительно хочет, чтобы я зашёл дальше.

Слоан снова двинулась, прижимаясь к мне так, что каждый твердый дюйм моего тела вжимался в ее задницу.

Она продолжила возиться, и я предостерегающе зарычал, и мягкий вздох слетел с ее губ. Если она хочет проверить мою стойкость, то быстро поймёт, что ее недостаточно.

Слоан замерла, но тепло исходящее от ее тела по-прежнему направляло всю кровь к моему члену. Я пьянел от ее запаха. Она пахла как самый сладкий грех, смесь ванили и мускатного ореха, которую хотелось съесть. Но я знал, что если попробую ее на вкус, я не наемся и не смогу остановиться.

Мой взгляд вернулся на вид из окна, снег перестал падать, и облака медленно разошлись, чтобы дать мне возможность взглянуть на звезды.

Дыхание Слоан медленно выровнялось, но возбуждение в моем теле не уменьшилось. Я хотел взять ее тело и согнуть его по своему желанию. Я хотел, чтобы она прижималась ко мне и кричала ещё и ещё, пока я учил ее тому, как приятно причинять мне боль. Но это не то, о чем мы поспорили с братьями. Я утверждал, что смогу заставить ее полюбить меня, и если я трахну ее слишком рано, этого не произойдет.

Мне нужно, чтобы она заболела мной, умоляла стоя на коленях, потому что мое удовольствие было всем, чего она желала в этом мире.

Чтобы Слоан Калабрези попала в ловушку моего сердца, я должен сыграть правильно. Так что, несмотря на нестерпимую боль в яйцах и отчаянную потребность в ее киске, я заставил себя закрыть глаза, оставив руку чуть ниже ее бедра.

Сегодня вечером я ничего у нее не возьму, а завтра она проснется, желая, чтобы я взял, и недоумевая, почему ее так тянет к Ромеро.

***

Мы сидели и обедали на кухне, моя рука двигалась вверх и вниз за рукой Слоан, когда она подносила вилку ко рту. Я должен был признать, что она умела готовить, когда я не бросал ингредиенты на нее и фактически позволил ей приготовить их. Но, оглядываясь назад, я бы, наверное предпочёл, сегодня бутерброды лазанье, потому что из-за постоянного дергания за наручники было невозможно есть.

Я попытался нарезать еду как раз в тот момент, когда Слоан потянулась за своим напитком, и мой нож со звоном упал на стол.

— Хватит, — рявкнул я, вскакивая на ноги и глядя на братьев. — Где чертовы ключи?

— Я же сказал тебе, братишка, я уронил их в унитаз. — Энцо невинно пожал плечами, и я снова схватил свой нож свободной рукой, чтобы ударить им по столу рядом с его пальцами.

— Дай мне чертовы ключи! — Я закричал, и Слоан вздрогнула рядом со мной, наручники дернулись, когда она попыталась избежать моего гнева.

Фрэнки рассмеялся, и я скинул его тарелку с едой прямо на пол.

— К черту это, — рявкнул я, прежде чем повернуться и уйти от них, волоча за собой Слоан.

— Куда мы идем? — спросила она.

— Туда, где можно достать чертовы болторезы.

Я распахнул кладовку под лестницей и поискал в задней части ботинки и пальто, которые видел там. Папа не убрал все мамины вещи после ее смерти. Когда я достал искусственную шубу из шкафа, она все ещё хранила аромат розовых духов мамы.

Мое сердце замерло, когда я на мгновение перенесся обратно в ее объятия, свернувшись калачиком, когда на ней было это пальто. Мы сидели на заднем сиденье одной из семейных машин, и она позволила мне и Анджело залезть в ее пальто, чтобы прижаться к ней. Мои руки лежали на ее круглом животе, где Энцо брыкался, как воин, отчаянно желая встретиться со своими братьями. Пальцы Анджело коснулись моих, пока мы пытались найти место, где новорожденный будет пинаться. Я был счастлив тогда. По-настоящему счастлив в том смысле, что я даже не думал, что узнаю, как сложится все дальше.

Я повернулся к Слоан и сунул пальто ей в руки. Она просунула в него свободную руку и натянула другую сторону на плечо, это было единственным, что она могла сделать в нашем нынешнем затруднительном положении.

Она слегка нахмурилась, посмотрев на меня, но я отвернулся, не желая, чтобы она увидела часть меня, которая все еще была такой уязвимой, даже после стольких лет.

Следующими я нашел мамины старые снегоступы и опустился на колени, чтобы надеть их на ноги Слоан.

Ей пришлось немного наклониться из-за наручников, и когда я посмотрел на нее, то увидел, что вокруг нас развевается занавес из волос цвета воронова крыла.