Сквозь три строя - Ривка Рабинович

Советские граждане умели обходить молчанием многие вещи, но прекрасно их понимали. Не было в классе ученика, который не понял, что меня провалили преднамеренно.

На выпускном вечере мне преподнесли подарок – два тома антологии европейской литературы средних веков, учебные пособия для студентов литературных факультетов. Директор и учителя были уверены, что меня ожидает будущее преподавательницы литературы. Я же, после неудачи с сочинением, в душе простилась с литературой. Хватит с меня красивых слов, хватит вещей, которые можно толковать по-разному. Хватит ходить по зыбкой поверхности, где тебя всегда могут толкнуть и сбить с ног. Мы, вечные «подозреваемые» режима, должны стоять на твердой почве. Точные науки – таков наш путь. Тем более что я очень люблю математику и обладаю хорошим логическим мышлением.

Если бы меня спросили, что я хочу делать в будущем, я ответила бы – заниматься научной работой в области математики, в надежде открыть что-то новое. Я знала, что для ссыльной, лишенной прав, это всего лишь мечта, но прекрасная мечта. Даже всесильная власть не может запретить человеку мечтать.

Глава 21. Все двери закрыты

Как бы то ни было, аттестат зрелости у меня в руках. Теперь надо думать, что делать дальше, как строить свою жизнь вне охраняющих стен школы. Свободы я не добилась, надо действовать в условиях несвободы.

Главный вопрос – как учиться дальше. Ссыльнопоселенцев, пытающихся попасть в высшее учебное заведение, ожидала настоящая полоса препятствий. Центр нашей области, город Томск, изобиловал институтами и был настоящим студенческим городом: в нем был университет, был ряд институтов, в том числе политехнический и педагогический. Но в атмосфере тех лет шансы получить разрешение на поездку в Томск были мизерными, особенно для еврейки.

На расстоянии сотни километров от Парабели находился город Колпашево – фактически большое село, хотя ему и присвоили гордое звание города. Там был учительский институт с двухгодичным сроком обучения; он не давал своим студентам полное высшее образование, а что-то наподобие степени бакалавра, в современном мире называемой B. А. Выпускники получали дипломы преподавателей неполной средней школы, но фактически, ввиду недостатка учителей с полным высшим образованием, они преподавали и в старших классах средней школы.

Быть принятыми в учительский институт – это была более реальная задача для ссыльных. Почти все ссыльные – выпускники школ из обширного района старались попасть туда. Я не мечтала о карьере учителя и считала себя лишенной способностей к воспитательной работе (предположение, которое впоследствии подтвердилось), но это была единственная возможность получить приличную профессию.

Но и в этот институт было трудно попасть. Я знала об этом по примеру Иосифа, который окончил школу на год раньше меня. Он не сумел поступить в институт с первой попытки.

Это был период террора и гонений, особенно против евреев. Власти старались не давать ходу всем тем, которые могут быть заподозрены в недостаточной верности режиму. Подозрительность Сталина переросла в настоящую паранойю, которая «заражала» деятелей менее высокого ранга, включая руководителей местных властей. Директивы гласили, что молодым ссыльным не нужно позволять получать высшее образование. Более того, даже служащими они не должны быть. Местные боссы взяли курс на мобилизацию молодых холостых ссыльных на самые тяжелые работы, от которых вольные граждане уклоняются. Например, лесозаготовки с проживанием в лесу, в бараках, в течение всего зимнего сезона. Или лесосплав на реке Обь, работа особенно тяжелая и опасная. В Томской области не было лагерей, поэтому не было заключенных, которых можно было бы использовать на таких работах. Здесь эти работы достались молодым ссыльным.

Все же официально нельзя было запретить людям учиться, поскольку конституция гарантирует всем право на образование. Но всегда можно создать препятствия, лишающие статью конституции всякого смысла.

Таким препятствием была процедура поступления в институт. Выпускники школ получают аттестаты зрелости в конце июня. Желающие поступить в институт посылают туда свои аттестаты с приложением просьбы выслать им приглашения на приемные экзамены. До прибытия приглашений проходит приблизительно месяц. Только после получения приглашения от института ссыльный может обратиться в комендатуру и просить разрешения поехать в Колпашево. Власти, разумеется, очень гуманны, они всем дают разрешения, но у них много дел, они не спешат. Пока прибывает разрешение, приемные экзамены уже позади. Все рассчитано так, чтобы ссыльный не мог прибыть на экзамены вовремя.

Мой брат, естественно, тоже опоздал на приемные экзамены. Он все же воспользовался разрешением и поехал в Колпашево, чтобы остаться там до приемных экзаменов следующего года. Он не знал, где будет жить там и чем заработает на жизнь. Родители дали ему немного денег на первые дни, пока устроится. Смелым судьба помогает: он сумел устроиться на работу учителем немецкого языка и получил казенную комнату, соответствующую его положению учителя. Следующим летом, когда вновь начались приемные экзамены в институт, он уже был на месте, успешно сдал экзамены и был принят.

Я тоже начала эту процедуру, хотя и знала, что в конце ждет неудача. Может быть, я надеялась на чудо: в институте будут восхищены моими оценками и поспешат прислать вызов на экзамены, а разрешение от комендатуры придет быстро. Но надежды были напрасны. Мельница властей перемалывает судьбы людей в своем жестоком темпе, без исключений и отклонений.

В моем случае все получилось еще хуже: я ждала два месяца и в конце получила отказ. Когда я попыталась выяснить причину, комендант ответил мне:

– Вас приглашали на первое августа, а теперь уже конец сентября! Что вам делать там в конце сентября? Занятия давно начались!

– Почему же вы так долго тянули с ответом? Да, я опоздала, но разве это моя вина?

– Это не мы тянули, выдача разрешений не зависит от нас. Прошения обсуждаются в Москве. Это они решают!

Меня удивило, что он вообще вступил в разговор со мной, не оборвал меня сразу и пытался дать объяснение. Из этого можно было заключить, что местные работники НКВД относятся к нам мягче. Жесткая линия исходит из Москвы. Центральные власти уловили трюк, к которому прибег мой брат: берут разрешения, уезжают и остаются до следующего года. Чтобы перекрыть эту лазейку, власти стали выдавать отказы.

В начале августа мои бывшие одноклассники стали разъезжаться – большинство в Томск, некоторые и подальше – для поступления в институты. Перед их отъездом мы собрались на маленькую прощальную вечеринку. Мне врезались в память слова одного из моих одноклассников, которого не раз выручали шпаргалки, полученные от меня во время контрольных работ: «Мне стыдно, что я еду учиться, а ты остаешься!»

Моя подруга Женя тоже уехала. Я осталась одна, без друзей моего возраста, без планов на будущее.

Начала искать работу. Иллюзий у меня не было. В селе, без определенной профессии, на что я могла рассчитывать? Лишь бы найти что-то такое, что я в состоянии выполнять – не слишком тяжелое физически. Даже от работы уборщицы я бы не отказалась, хотя эта работа была самой низкооплачиваемой и считалась низшей ступенькой лестницы трудозанятости.

Я с трудом поверила своему счастью, когда мне предложили работу секретаря в школе, которую только что окончила. Моя предшественница на посту, Муся, дочь маминой подруги, уходила на пенсию. Она охотно объяснила мне все, что нужно было знать. Я взялась за работу с энтузиазмом, решила привести всю документацию в образцовый порядок. Муся оставила мне упорядоченное хозяйство, в котором делать было почти нечего, но я искала себе занятия: перебрала все папки и все картотеки, сделала список недостающих документов, пожелтевшие и рваные листы заменила новыми.

В секретариате хранились личные дела всех когда-либо учившихся в этой школе. Папки с наклеенными на них именами и фамилиями содержали не только личные данные учеников и их свидетельства с оценками, но и характеристики, которые писали классные руководители в конце каждого учебного года.

Я не удержалась и открыла свое личное дело. Прочитала характеристику, написанную классной руководительницей 9-го класса. По сей день помню ее дословно: «Девочка исключительных способностей и исключительного трудолюбия, в совершенстве владеет русским языком. Обладает в одинаковой мере гуманитарно-художественным и математическим типами мышления». Прочитала и горько усмехнулась. Что толку теперь от этого.

Радовало то, что теперь у меня будет немного собственных денег. Часть буду отдавать родителям, а на оставшуюся часть куплю себе несколько вещей, в которых я отчаянно нуждаюсь.

Но моя радость оказалась недолгой. После трех месяцев работы я была уволена. Мне откровенно сказали, что таково «указание сверху». Политика властей закрывала перед молодыми ссыльными все пути к нормальной жизни и работе.