Проигравший выбирает смерть - Сергей Бакшеев

– Хорошо, что отбились.

– Я на этих тварей все патроны извел.

– Я тоже. – Руслан дотронулся до мягкого сгустка крови на ноге и вяло приказал: – Давай, Миш, в больницу гони.

– Теперь мне не до гонок, – горько промолвил водитель.

Капот на скорости отчаянно дребезжал, мятая крыша пощелкивала на ухабах, Мишино сердце сжималось от боли.

Белая дверь медицинского кабинета резко распахнулась, и на пороге появился начальник отделения милиции Кусыев.

– Так вот вы где! – воскликнул он, с улыбкой рассматривая раздетых до трусов Колубаева и Федорчука. – В Гиптильник, значит, заехали.

– Сюда нельзя! – встрепенулась молодая медсестра. Она уже обработала и забинтовала укусы, а сейчас держала в руках солидный шприц.

– Мне можно, – добродушно возразил Кусыев и шагнул внутрь. – Забыл вас предупредить, что ночью туда соваться смертельно опасно. Да и днем тоже.

Из-за его спины показалось усталое лицо эксперта Гурского.

– Ай, ай, ай! – закачал головой он. – Как же вас угораздило?

– Больные, вы должны пройти курс уколов от бешенства, – заявила медсестра, приблизившись к следователю. Она старалась говорить строго и не обращать внимания на посторонних.

Тонкие пальчики влажной ваткой протерли Руслану живот и резким толчком вогнали иголку шприца. Помещение наполнил запах спирта.

– Им бы, девушка, внутрь надо принять, – назидательно заметил Кусыев.

– Я здесь серьезные вещи делаю, а не играюсь, – фыркнула медсестра и перешла к Федорчуку.

Старший сержант деловито штопал разорванные штаны.

– Больно-то как, – растирая живот, сморщился Руслан.

– И таких уколов надо сделать сорок, – обернулась к нему медсестра.

– Ого! Утешили! – тяжко вздохнул Колубаев. Он грустно рассматривал праздничный костюм, пришедший в негодность. – Вот жена обрадуется.

Федорчук приподнял вверх руки, не выпуская иголку, дождался, пока сестра завершила укол, и невозмутимо продолжил штопку.

– Ему что, другое лекарство вкололи? – глядя на совершенно спокойного сержанта, поинтересовался Колубаев.

– Всем одинаковое, – сестра демонстративно отвернулась от раздетых мужчин. – И помните, завтра укол надо обязательно повторить.

– Руслан Ахметович, – нетерпеливо суетился около следователя Гурский. – Я любопытную вещицу нашел.

– Что там еще? – Колубаев, морщась, растирал ладонью место укола.

– Вот смотрите, у сарая во дворе обнаружил. – Семен Григорьевич потряс целлофановым пакетом, в котором брякали две отмычки. – Свеженькие, не ржавые. Только сегодня уронили.

– А в доме у поэта-медвежатника что нашли?

– В доме пусто, – вмешался в разговор начальник милиции. – Имеются следы принятия пищи. Больше ничего.

– Пожрали и свалили, – брякнул Федорчук, перекусывая нитку.

– Интересно, – задумался следователь. – Есенина нам брать пока не за что. Он только освободился. Вряд ли решится сразу взяться за старое.

– А отмычки? – Гурский приподнял пакет. – Он их явно выронил впопыхах. Возможно, Есенин прихватил свой воровской инструмент.

– А Заколов там каким боком оказался? Какая у него связь с Есениным? И с девушкой этой ничего не ясно. – Колубаев потер усталое лицо. Потом обратился к Кусыеву: – Мне бы одежонку какую-нибудь найти. Временно.

– Сделаем! – бодро ответил начальник милиции. – Предлагаю перебазироваться ко мне. А утром я отправлю своих сотрудников в Гиптильник, чтобы там порыскали: что, чего?

– Уже утро, – Колубаев смотрел в окошко поверх белых занавесок.

Темные ветки одинокого деревца отчетливо проступали на фоне светлеющего неба.

Глава 47

Есенин толкнул дверцу и вывалился из разбитой машины. Первый взгляд – назад. На кромке песчаной горки пусто. Оторвались! Хоть в этом повезло. Следующий взгляд – внутрь машины. Девица кричит, студент дергает за ручки обеих задних дверей – заклинило. Ныш кряхтит, навалившись на руль.

Вор встал, прислушиваясь к ощущениям, – вроде цел. Осмотрел автомобиль. Нос «Волги» задран вверх, из-под капота противный коричневый дымок. Похоже – приехали, взгрустнул Есенин.

Ныш тем временем выбрался наружу. Лицо искажено болью, одной рукой он держится за машину, другая прижата к груди.

– В чем дело? – равнодушно спросил Есенин.

– В груди жжет, вздохнуть не могу.

– Ребра сломал. Бывает. – На лице вора никакого сочувствия. – Посмотри, что с тачкой.

Ныш метнул злой взгляд на Есенина, натолкнулся на ледяную холодность и покорно перевел потускневшие глаза на машину. Внутри Заколов продолжал толкать дверь. Из-под капота хлопком ударило пламя. Огонь сразу же охватил половину машины, пробился в салон. Нина отчаянно закричала.

– Может рвануть, – произнес Есенин и широким шагом отошел в сторону.

Ныш пугливо попятился от огня и упал, охнув от боли. Руки захлопали по песку, Ныш по-собачьи отползал вслед за Есениным.

Как только вспыхнул огонь, Заколов выдернул подголовник переднего сиденья и полез вперед.

– За мной, живо! – крикнул он Нине. – Там дверь открыта!

– Не могу! Нога застряла!

Тихон наклонился к девушке. Ступня Нины въехала под переднее сиденье. Он дернул за ногу, девушка резко вскрикнула. Тихону не понравилось вывернутое положение ее ноги. Возможен перелом.

Заколов торопливо огляделся. Передняя панель коробилась под огнем, едкий дым наполнял салон. Тихон откинулся на сиденье и резким ударом двумя ногами сшиб переднее кресло. Нина освободила ногу.

– Я не могу на нее встать! – заливаясь слезами, крикнула она.

Разросшийся огонь отрезал путь вперед. Тихон посмотрел на заднее стекло. Ударил локтем – стекло устояло. Придется опять ногами.

Он извернулся, уперся ногами в стекло, а руками уцепился в оставшееся переднее сиденье. Рядом кричала Нина, пламя полыхало из-под торпеды, обжигая руки, огонь гудел, продираясь по салону. Тихон напрягся, спинка сиденья изогнулась, обшивку кресла съедал огонь.

Сзади раздался долгожданный хлопок. Стекло вывалилось, звякнув о капот багажника. Не теряя ни секунды, Заколов выполз вперед ногами. Руками он ухватил Нину и вытащил вслед за собой. Молодые люди шлепнулись на землю позади машины.

– Как нога? – Тихон ощупал ступню Нины. Девушка вскрикивала от прикосновений. – Точно, перелом!

Языки пламени под воздействием сквозняка жадно вырывались из салона, облизывали багажник автомобиля, подбирались к бензобаку.

– Уходим! – Тихон подхватил девушку на руки и побежал прочь от охваченной пламенем машины.

Сзади глухо бухнуло. Теплая волна подтолкнула Тихона в спину. Он упал, накрыв собой Нину. Песок щедрым дождем полоснул сверху.

Тихон открыл глаза. Рядом шея девушки с прилипшими песчинками. Он дунул. Песчинки нехотя, цепляясь друг за друга, слетели вниз. Оставшиеся он стер пальцем. Нина бесшумно хлопала ресницами, ее серые глаза ласково смотрели на Тихона.

– Цела? – спросил Заколов, приподнимаясь на руках.

– Нога болит, – мужественно ответила девушка, но чувствовалось, что дается ей это нелегко.

– Я знаю. А еще?

Нина перевела взгляд на грудь и смутилась:

– У меня лифчик опять расстегнулся. Его, правда, раньше порвали.

Тихон впопыхах хотел предложить помощь. Рука потянулась к кофте с ромашкой, пальцы коснулись шерстяных ворсинок и застыли, на щеки наполз румянец.

– Везет тебе, студент! – раздался сверху хриплый голос. – Опять целехонек выбрался!

Над упавшими молодыми людьми стоял Есенин. Заколов торопливо поднялся, заслоняя Нину.

– Это не он, а девка фартовая. Я же говорил, – рядом появился Ныш, прижимая руки к груди. Он жадно осмотрел лежащую девушку. – Будешь моей кралей?

Заколов помог Нине подняться и поддерживал ее со стороны сломанной ноги.

– Мы же договорились, – обратился он к Есенину. – Девушку не трогаем.

– Пока трогаешь ее только ты, студент, – осклабился Ныш.

Есенин озабоченно окинул взглядом окрестности.

– Надо отсюда линять, – решил он, посмотрел на поджатую ногу девушки и холодно спросил: – Что у нее?

– Перелом, – ответил Тихон. – Ей надо в больницу.

– В больничку потом, а пока, – Есенин указал глазами: – Иди туда.

– Ей надо к врачу! – настойчиво повторил Тихон.

– Будет ей врач. Двигай, куда сказал. У нас нет времени.

Ныш демонстративно вытащил пистолет. Заколов посмотрел по направлению, указанному Есениным. В серой дымке рассвета виднелась лишь ровная степь.

– Тут недалеко, – успокоил вор.

Через час они вышли к линии электропередач. Уставшая Нина, всю дорогу топавшая на одной ноге, безвольно висела на Заколове. Они шли, тесно прижавшись. Правой рукой Тихон поддерживал девушку за талию. Иногда пальцы проскальзывали под задравшуюся кофту и касались обнаженной кожи. Тихон вздрагивал, как от электрического удара, и старался поправить одежду.

Есенин остановился у растопыренных лап железной опоры и громко объявил: