Порождения войны - Яна Каляева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они немного постояли рядом у окна, молча глядя на греющихся у костра караульных, на заснеженные деревья, на церковь вдали.
— То, что я сделала, непростительно, — сказала Саша.
— Как и то, что я наделал, — ответил Князев. Похоже, слова эти потребовали от него большего мужества, чем все вчерашние подвиги вместе взятые. — Стоим мы с тобой друг друга, комиссар.
Саша внимательно посмотрела Князеву в лицо, пытаясь угадать, не ошибся ли он с обращением.
— Ты можешь остаться комиссаром пятьдесят первого, — подтвердил Князев. — Стать, взаправду, его комиссаром. Ежели все еще хочешь.
— Принято, — ответила Саша. — Скажи, командир, сколько людей мы вчера потеряли?
— Сорок три человека, насколько теперь известно. Не все кавалеристы вернулись, может статься, еще кого недосчитаемся. И девять раненых в тяжелом состоянии.
— Я бы хотела обратиться к полку во время похорон.
— Можно, — кивнул Князев. — Попик полковой сбежал давно. Да и толку было с его завываний. Глядишь, у тебя лучше получится поддержать боевой дух.
— И еще, у нас есть пленные. Нам нужны пополнения. И нам нужна информация. Первое — моя работа как комиссара. Второе — моя работа как чекиста.
— Работай, — кивнул Князев.
Вошел, как всегда без стука, Лекса.
— Телеграмма, срочная.
Подал запечатанную телеграмму Князеву. Вообще-то комиссар должен читать телеграммы первым, но в пятьдесят первом было заведено иначе. Хорошо хоть Князев отдавал Саше телеграмму после того, как сам прочитывал.
— Переходишь в распоряжение товарища комиссара, — сказал Князев Лексе. — Что прикажет, выполнять. А сейчас к Белоусову. Пускай подготовит список вопросов к господам офицерам. И вот еще что. Прохору скажи, чтоб машину в гараж завел. Чего ей понапрасну под снегом ржаветь.
Командир распечатал телеграмму. Прочел. Поднял глаза на Сашу.
— Это хорошо, что ты остаешься, комиссар, — сказал Князев, чуть помедлив. — Возвращаться тебе теперь некуда. И не к кому. Кто послал тебя сюда, те уже мертвы. Вчера Петроград пал.
Глава 14
Полковник Добровольческой армии Андрей Щербатов
Декабрь 1918 года
— Петроград освобожден! Поднимем бокалы, дамы и господа!
Супруга генерала Алмазова обладала поистине выдающимися организаторскими талантами. Известие о взятии Петрограда поступило вчера, а сегодня уже был устроен праздничный прием. На первый взгляд зала Омского Дворянского собрания выглядела так же блистательно, как в благословенные дореволюционные времена. Требовалось присмотреться, чтоб заметить приметы скудного смутного времени. В разномастных бокалах вместо шампанского искрился яблочный сидр местного производства. Платье и особенно обувь многих гостей не вполне подходили к торжественному случаю, на костюмах виднелись заплаты и следы штопки. И хотя здание Дворянского собрания было электрифицировано, ламп накаливая в хрустальной люстре отчаянно не хватало, потому зала дополнительно освещалась чадящими сальными свечами.
Но дубовый паркет сверкал, военный оркестр без устали играл мазурки и вальсы, а главное — радостное событие, послужившее причиной торжества, заставляло собравшихся позабыть о трудностях и невзгодах. Освобождение Петрограда вселяло надежду, что в войне наконец произошел перелом, взбунтовавшаяся темная масса в скором времени будет укрощена и возвращение старых добрых порядков уже близко.
Щербатов танцевать не любил, однако провести весь вечер за мужскими беседами означало бы проявить неуважение к хозяйке праздника. Оттанцевав три вальса и две кадрили, полковник с чувством исполненного долга взял бокал, встал у стены и всмотрелся в зал. В первую очередь он нашел глазами Веру. Как он и ожидал, Вера стояла в центре небольшого кружка гостей и увлеченно что-то рассказывала. Внимание слушателей, преимущественно дам, было устремлено на нее. Вера прибыла в Омск только три дня назад, но уже успела включиться в подготовку празднования. В любом обществе Вера держала себя так, будто знакома тут со всеми с отрочества, и заводила друзей с невероятной скоростью.
В углу на диванах Щербатов увидел группу мужчин в штатском, не принимающих участия в общем веселье. Некоторые из них выглядели угрюмыми, другие — потерянными. Щербатов не со всеми из них успел познакомиться лично, но знал, что это эсеры из Директории. Три дня назад ЦК партии эсеров был почти в полном составе арестован по обвинению в государственной измене. Министров Директории аресты не коснулись, но положение этого правительства сделалось чрезвычайно шатким. Офицеры, проходя мимо, бросали в сторону дивана презрительные взгляды. Из всех министров один только Михайлов был оживлен, он постоянно что-то говорил, активно жестикулируя, то одному своему коллеге, то другому, то сразу всем.
— Будьте любезны, попросите оркестр сделать перерыв после этого вальса, — обратился Алмазов к своему адъютанту.
Когда музыка закончилась, танцующие не сразу прекратили кружение. И вот наконец даже самая увлекшаяся пара распалась, умолк последний смех и собравшиеся, будто притянутые магнитом, посмотрели в сторону Алмазова, угадывая в нем центр происходящего.
От Алмазова многие ожидали, что он займет освобожденный Колчаком пост военного министра Директории; но он предпочел возглавить Министерство внутренних дел.
— Дамы и господа, — Алмазов вроде бы не повышал голоса, но слышно его было в каждом углу залы. — Сегодня мы празднуем великую победу. Она не только вернула нам славную столицу Империи, но и знаменует коренной перелом в ходе кровавой междоусобной войны, развязанной большевистской сворой. Мы уже поднимали бокалы за генерала Юденича и за наших доблестных воинов. Пришло время почтить человека, без которого нам сегодня нечего было бы праздновать. Потому что победы куются не только на театре военных действий, но и политической волей. Народы Финляндии и Прибалтики выступили в битве за Петроград нашими союзниками. И этот союз был заключен своевременно благодаря полковнику Щербатову, который провез послание с Южного фронта через захваченные врагом территории.
Алмазов поднял бокал. Щербатов склонил голову, благодаря собравшихся за аплодисменты.
Признание Директорией автономии национальных окраин пришлось по вкусу далеко не всем, но новость о взятии Петрограда заткнула недовольным рты.
Щербатов ощутил теплую ладонь на своем плече — Вера взяла его под руку. Он и не заметил, как она подошла, а наверняка она стояла рядом с ним, пока Алмазов говорил тост.
Выглядела Вера, как
