По следу Сезанна - Питер Мейл

Люси внимательно изучала элегантных стюардесс в темно-синей форме и стюардов, гораздо более мелких, чем их американские коллеги. Все женщины выглядели безукоризненно ухоженными, а на их лицах застыло выражение вежливого превосходства, столь неотделимого от облика француженок.

Люси толкнула Андре в бок:

— А я была права насчет парижанок. Посмотри, у них у всех такой вид, точно они на пару дней взяли выходной у Диора.

— Ты еще не все видишь, — подмигнул ей Андре. — Француженки тратят на белье больше, чем любая другая нация в Европе. Я вычитал это недавно в «Уолл-стрит джорнал».

Люси перегнулась через ручку, чтобы получше рассмотреть пару удаляющихся по проходу, затянутых корсетом бедер, и задумчиво покивала головой. Самолет, вздрогнув, тронулся с места, а она сильно сжала руку Андре:

— Только без глупостей, дружок. Ты уже занят.

После этого она положила голову ему на плечо и уснула моментально, как усталый ребенок.

Сайресу повезло с соседкой гораздо меньше: ею оказалась немолодая и не в меру живая дама средних лет из Вашингтона, которой очень хотелось поговорить и получить советы, поскольку она ехала во Францию впервые и к тому же — как она сообщила с кокетливой улыбкой, — совершенно одна. Помимо этого Сайресу пришлось выслушать еще множество подробностей ее личной жизни, и где-то через час, не выдержав, он объявил, что у него сильно разболелась голова. Откинув спинку сиденья и закрыв глаза, он уже не в первый раз попытался прикинуть, каковы его шансы провернуть тридцатимиллионную сделку для человека, с которым он даже не знаком.

По всему выходило, что шансы эти довольно призрачные. Очень многое будет зависеть от Францена — от его отношений с Денуайе, его скромности (или ее отсутствия), от его реакции на их появление. Люди его профессии, как правило, бывают нервными и недоверчивыми, что вполне объяснимо, поскольку всю жизнь им приходится оглядываться через плечо. Интересно, что они рассказывают о своей работе друзьям? И станет ли Францен доверять человеку, которого прислал к нему такой мошенник, как Виллерс? Хотя, с другой стороны, кто еще станет обеспечивать его работой? Уж конечно, не куратор из музея Метрополитен.

Что же касается самой тайной продажи Сезанна — тут Пайн не предвидел никаких проблем. Неофициальный рынок произведений искусства был весьма обширен, и спрос на нем превышал предложение. Существовал особый разряд покупателей, называемых «скрягами», которые счастливы были хранить картину где-нибудь в сейфе и лишь изредка в одиночку любоваться ею; наличествовали японцы, надежно защищенные японскими законами об охране частной собственности от чужого любопытства; наконец, имелся Гонконг, где любые сокровища исчезали моментально и без всякого следа. Пайн не сомневался, что сумеет организовать быструю и конфиденциальную продажу, если ему подвернется такой шанс. На свете нет недостатка в богатых и алчных людях.

Сайрес взглянул через проход на Люси и Андре: они крепко спали, прижавшись друг к другу. Он пару минут размышлял над тем, стоит ли просыпаться ради обеда с риском выслушать новые откровения своей кокетливой соседки, и решил, что его аппетит может подождать и до Парижа.

Но до Парижа еще надо было добраться, а это оказалось не так просто. Сначала их задержало необычайное скопление самолетов в чистом утреннем небе над аэропортом Руасси, потом невыносимая медлительность иммиграционных властей, по-видимому уже разминающихся перед традиционной летней забастовкой, и наконец — непрерывные пробки по дороге в город. Транспорт едва тянулся, словно загустевший сироп, и от идеи позавтракать в кафе пришлось отказаться. Только в начале двенадцатого их такси переехало через Сену и углубилось в узкие улочки Левого берега.

Они решили остановиться в отеле «Монталамбер», расположенном в тихом переулке в двух шагах от улицы Бак, в самом сердце vieux Paris [32], но современном и стильном внутри. Частыми гостями в нем были всегда одетые в черное представители мира моды. Андре выбрал этот отель не только за удачное местоположение и приятный внешний вид, но и за то, что здешний персонал, молодой и симпатичный, был вопреки французской традиции искренне дружелюбен к гостям. А кроме того, в «Монталамбер» имелся замечательный бар.

В этом баре, находящемся слева от вестибюля, можно было с удовольствием провести целый день. Завтрак, ланч и обед приносили прямо сюда. Напитки начинали продаваться с утра. Люди менялись постоянно: сюда заходили, просто чтобы выпить и поговорить или чтобы заключить сделку; здесь начинались романы (но редко заканчивались, наверное, потому что освещение было чересчур жизнерадостным для слез и упреков). Здесь не требовались телевизоры или иные развлечения — достаточно было просто смотреть на клиентов.

Пока в холле они ждали портье, Люси с интересом рассматривала двух тонких, как папиросная бумага, до невозможности элегантных женщин, которые сидели с бокалами шампанского и курили, при каждой затяжке брезгливо отворачивая от дыма холеные лица.

— Вот они, парижские красотки! — восхитилась она. — Вы только посмотрите на них. Они наверняка спорят, у кого скулы выше.

Сайрес покровительственно потрепал ее по плечу.

— Две домохозяйки из пригородов, — прокомментировал он. — Скорее всего обсуждают, что приготовить мужьям на обед.

Люси наморщила лоб, пытаясь представить одну из этих фиф где-нибудь рядом с кухней. Андре подошел к ним с двумя ключами в руках.

— Люси, перестань таращиться на этих милых старушек, — скомандовал он, отдавая один ключ Сайресу. — Пойдемте.

Они с трудом втиснулись в лифт той особой галльской конструкции, что способствует тесным контактам: совершенно посторонние люди, раз проехавшись в нем вместе, становятся интимными знакомыми.

Люси принялась за изучение номера с пылом мишленовского инспектора: она погладила пальцем полированное дерево, попрыгала на кровати, прикрытой полосатым, сине-белым покрывалом, повосхищалась сверканием плитки и стали в ванной, распахнула высокие окна, выходящие на парижские крыши, не похожие ни на одни крыши в мире. Андре с улыбкой наблюдал за ней.

— Ну как? — спросил он наконец. — Одобряешь?

— Никак не могу поверить, что я здесь. — Она схватила его за руку и подтащила к окну. — Смотри — это же Париж!

— Несомненно, — подтвердил он. — Что ты хочешь увидеть в первую очередь?

— Все.

В Париже найдется тысяча мест, с которых можно начать выполнение подобной задачи, но, вне всякого сомнения, знаменитое кафе «Две обезьяны», что на бульваре Сен-Жермен, — одно из самых приятных и удивительных из них. Человек, настроенный критически, может сказать, что в нем чересчур много туристов, что вечно усталые и плоскостопные официанты не слишком-то любезны, а цены немилосердно высоки. Все это так, и все-таки нет места более удобного для наблюдения за парижанами, чем столик на террасе этого кафе. Отсюда можно целый день любоваться тем, как они занимаются своим любимым делом: прогуливаются, слегка позируют, критически осматривают весенние туалеты друг друга, обмениваются множеством поцелуев, гримасок и пожатий плечами — словом, смотрят людей и показывают себя.

К середине дня на улице стало совсем тепло, и только с Сены дул легкий ветерок — лучшей погоды для прогулки и не придумаешь. Молодые листочки на деревьях еще не успели потускнеть от паров бензина, и казалось, кто-то нарисовал их на ветках ярко-зеленой краской. Наверное, именно в такой день и была написана песня об апреле в Париже.

Люси сидела между двумя мужчинами и зачарованно крутила головой, точно наблюдала увлекательный теннисный матч. Как отличалось все, что она видела, от Нью-Йорка. Здесь было так много собак, так много курильщиков и красивых старинных зданий и еще удивительное ощущение простора, которое невозможно испытать в городе небоскребов: Кофе здесь был крепче, воздух пах по-другому, и даже Андре изменился. Люси наблюдала за ним, пока он общался с официантом. Когда Андре говорил по-французски, он словно переключался на более высокую скорость, руки и плечи приходили в движение, нижняя губа и челюсть чуть выпячивались вперед, а его речь казалась Люси, привыкшей к более резким англосаксонским модуляциям, чудесной и экзотической. И ужасно быстрой. Здесь все говорили очень быстро.

По предложению Сайреса решено было съесть что-нибудь легкое, чтобы не перегружать желудок перед долгим и изысканным обедом. Поэтому после кофе они заказали только по стакану «Божоле» и по сандвичу с ветчиной. Сгорая от любопытства, Люси откусила от доброй половины багета большой кусок, почувствовала во рту первый вкус французского хлеба и нормандского масла и, прожевав, повернулась к Андре:

— Не могу понять, почему они все не толстые. — Она взмахом руки обвела сидящих за столиками людей. — Вы только посмотрите, что они едят, и еще это вино. А потом все повторится за обедом. Как у них получается? Они что, сидят на какой-то особой диете?