Японские призраки. Юрей и другие - Власкин Антон

Дальнейшие события потрясают не меньше, чем появление мёртвого крестьянина на кресте. Родственники предложили теперь уже бывшему хозяину замка возвести прекрасное святилище в честь покойного Согоро и оказать ему божественные почести. Мол, что сделано, того не воротишь, мечом проклятого не одолеть, над монахами он смеётся, так не лучше ли попробовать зайти с другой стороны. Предложение было принято, Согоро был канонизирован с новым именем — даймё Сого, а святилище было возведено в кратчайшие сроки, и в нём немедленно стали возноситься молитвы новому божеству. Результат был ошеломляющий. Юрей прекратили завывать о мести и исчезли. А буквально через несколько дней стало известно, что друзья господина Хотто из городзю представили дело так, как будто нарушитель приличий был слегка не в себе и его надо не казнить, а лечить!

Обнадёженный негодяй принялся усердно молиться духу Согоро, уверять в своём раскаянии и клясться, что в случае полного избавления от бед он позаботится о небывалых почестях для даймё Сого! Чем же кончилось всё это представление, спросите вы? Дело для господина Хотто завершилось вполне благополучно. Он получил прощение, повышение по службе и новые угодья, превосходящие прежние в четыре раза. Такой успех многие современники приписывали своевременно возведённому святилищу и, конечно же, искреннему сожалению о содеянном. Как говорят в подобных случаях, комментарии излишни.

Рис. Месть Сакура Согоро. Художник Цукиока Ёситоси.

Советы дилетанта: Познакомившись с историей Сакура Согоро, я первым делом взялся за справочник по социально-экономическому укладу Японии эпохи Эдо. Честно говоря, страшнее всего в этой истории мне показались зрители, кидающиеся засахаренными фруктами под крики «Несправедливо!». К счастью, выяснилось, что в период Эдо в Японии прогремело две с половиной тысячи крестьянских восстаний (Хякусё Икки), направленных против гнёта феодалов. Иногда писались петиции, иногда прекращалась обработка земли, а иногда разъярённые массы брались за дубины и серпы. Городские бунты, когда голодающий народ громил склады и избивал торговцев, наживающихся на простом люде, следовали с завидной регулярностью. Такие выступления назывались итиковаси, что можно перевести как «крушить». Интересно, что пик народных выступлений пришёлся на поздний период сёгуната Токугава, когда положение стало почти критическим, а возможностей для повсеместного террора уже не было. Правомерен вопрос: привело ли хоть одно выступление к победе восставших над правительственной армией? Нет, не привело. Означает ли это, что любое народное выступление бессмысленно? Нет, не означает. Бунт всегда беспощаден, но далеко не всегда бессмыслен.

Так что пожелание Согоро отдать пятьсот жизней для пятисот перерождений в юрей — это очевидная глупость. Самый правильный совет в такой ситуации — не тратить жизнь на смиренное принятие безумных наказаний в надежде, что посмертное существование даст шанс на отмщение (а вдруг не даст?). Мятежники всех сортов и видов стояли к истине гораздо ближе несчастного Согоро.

Что касается теоретической возможности откупиться от гневного духа, то в принципе это реально. Истории государя Сутоку и Тайра Масакадо свидетельствуют об этом. Хотя надо помнить, что эти же предания ясно намекают, что окончательного замирения быть не может в принципе. В случае с Сакура Согоро это кажется вполне справедливым.

Личное дело:

Пляшущий скелет

Эта и несколько следующих заметок будут посвящены довольно любопытному феномену в мире юрей. Речь пойдёт о призраках во плоти. В основе представлений о юрей лежит тот факт, что это дух человека, по тем или иным причинам задержавшийся на земле и являющийся совершенно нематериальной сущностью. Это, впрочем, совсем не исключает вполне материального воздействия на живых, если у юрей есть в этом необходимость. Но никто не будет оспаривать, что тело, бывшее когда-то вместилищем неспокойной души, прекратило своё существование. Однако, как известно, для любого правила есть исключения, порой довольно любопытные.

Всё началось с того, что два товарища отправились из своей деревни на заработки в чужие края. Куда именно лежал их путь, история не уточняет, но можно предположить, что целью был ближайший крупный город. В наших краях подобные занятия носили название отхожего промысла и были широко распространены там, где качество земли оставляло желать лучшего и крестьянам ничего не оставалось, как бросать родные избы и искать себе занятие на стороне. Два героя нашей истории, Ками-Ситибей и Сима-Ситибей, пошли по этому пути. Вскоре, однако, дороги двух товарищей совершенно разошлись (в фигуральном смысле слова). Ками-Ситибей, решив, что он достаточно погорбатился в родной деревне, повёл рассеянный образ жизни. История сообщает о неких «беспутных кутёжниках». Кутёжники, распутники, азартные игроки, весёлые девицы, модники и модницы — обычное порождение большого города, погрязшего в пороках. Ками-Ситибей радостно устремился в эту обитель разврата и довольно скоро обнаружил, что разжиться деньгами у городских дурачков не вышло. Напротив, его собственные невеликие сбережения переместились в карманы упомянутых кутил, распутников, азартных игроков и весёлых девиц, а сам он стоит на городском рынке и продаёт последние хакама.

Его товарищ Сима-Ситибей избрал путь усердного труда и разумной скупости. Игроки в кости и ярко накрашенные девушки отвергались им с презрением. Это принесло свои плоды, и, когда пришло время возвращаться домой, Сима-Ситибей стал обладателем кругленькой суммы. Не желая бросать непутёвого друга в чужом месте, он купил ему новую одежду и выделил некую часть своих средств. Какую именно часть, история не уточняет. Два друга покинули город, но благородный Сима не учёл, что время, проведённое в мрачных недрах мегаполиса, совершенно преобразило его спутника. В родную деревню возвращался не прежний крестьянин, одухотворённый трудом на земле. В родную деревню возвращался обитатель городского дна, давно продавший свои последние хакама, отведавший продажной любви и неочищенного саке. На горном перевале Ками-Ситибей убил своего доверчивого друга, присвоил его сбережения, а тело столкнул с откоса в направлении бамбуковых зарослей.

Вернувшись домой, Ками-Ситибей принялся рассказывать о своём ударном труде на городских стройках и о том, каким кутилой и развратником оказался его непутёвый товарищ Сима-Ситибей. В версии, изложенной негодяем, Сима-Ситибей плюнул на родную деревню, друзей и родственников и решил закончить свои дни в городских притонах. Односельчане слушали и опасливо вглядывались в испитую рожу Ками-Ситибея, размышляя, что же случилось на самом деле.

Довольно скоро неблагодарный подлец умудрился спустить присвоенные деньги. Конечно, в деревне сложно найти подходящий притон и весёлый дом, но Ками-Ситибей как-то справился и вскоре обнаружил, что он гол как сокол. Работать не хотелось совершенно, и наш герой потащился по проторённой дорожке в город. Дорогу он выбрал ту же самую и вскоре очутился на перевале, оказавшись в роли убийцы, который всегда возвращается на место преступления. Охваченный воспоминаниями, он остановился и тут же услышал, что его кто-то зовёт. Человек, настроенный мистически, услышав, что кто-то обращается к нему на том самом месте, где было совершено убийство (причём совершено им самим), немедленно обратился бы в бегство. Но Ками-Ситибей был абсолютно чужд предрассудков и направился прямо туда, откуда шёл голос. Как выяснилось, голос шёл из бамбуковой рощи, где Ками-Ситибей схоронил следы своего злодейства. «Ну и кому я понадобился?» — бодро гаркнул негодяй, войдя в рощу. Ответ пришёл незамедлительно. В зарослях бамбука мелькнуло что-то белое, и навстречу онемевшему Ками-Ситибею вышел человеческий скелет. «Как же он звал меня? У него и языка-то нет!» — подумал Ками-Ситибей, чьи волосы начали стремительно белеть.