Уроки Великой депрессии - Александр Шубин

30 августа Геринг был избран спикером рейхстага. 12 сентября он разыграл с Папеном злую парламентскую игру, которая стоила канцлеру места. На всякий случай Папен подписал у Гинденбурга декрет о роспуске только что избранного рейхстага. Коммунисты, как и ожидалось, вынесли предложение о вотуме недоверия правительству Папена. Но вот что было полнейшим сюрпризом, за канцлера не заступился ни один депутат, что по регламенту вело к рассмотрению дела уже сегодня. Гитлер решил поддержать предложение коммунистов, чтобы свергнуть правительство, в котором ему не нашлось места. Геринг объявил голосование несмотря на то, что Папен требовал слова для оглашения декрета о роспуске парламента. Спикер сделал вид, что не видит раскрасневшегося канцлера, который махал декретом прямо перед трибуной. Большинством голосов Папен был отправлен в отставку. Нацисты прекрасно умели пользоваться конституционными инструментами, когда это было им нужно. Но ценой этому был роспуск рейхстага и новые выборы — на этот раз 6 ноября.

Немцам уже надоела эта бесконечная избирательная гонка, в результате которой ничего не меняется, и политики никак не могут договориться. Электорат нацистов начинал разочаровываться в своем фаворите Гитлере. Нацисты надоедали и спонсорам, тем более, что их низовые организации иногда примыкали к забастовкам. 3 ноября началась организованная коммунистами стачка берлинских транспортных рабочих. Она была организована коммунистами, но к ним присоединились нацистские рабочие. Это перемирие в «красно-коричневой войне» обеспокоило президента, и Гитлеру пришлось оправдываться перед ним: «Если бы я удержал своих людей от участия в этой забастовке, она состоялась бы все равно, но я потерял бы своих сторонников среди рабочих»[178].

На выборах 6 ноября нацисты потеряли два миллиона голосов, сохранив первое место с большим трудом (196 депутатов). Зато большого успеха достигли коммунисты — их программа тоже предлагала «простые» радикальные меры по выходу из кризиса. Британский посол так оценивал ситуацию: «Гитлер, по-видимому, истощил свои ресурсы. Он поглотил маленькие буржуазные партии правых сил, но нет никаких данных, что он сможет добиться прорыва в ряды избирателей, поддерживающих центристов, коммунистов и социалистов… Все другие партии естественно довольны тем, что Гитлер не смог получить большинства голосов, и в особенности, тем, что все убеждены, что он достиг своего зенита».[179]. «Впервые огромный прилив нацизма пошел на убыль, причем от точки, далеко не достигшей уровня требуемого большинства»[180], — комментирует У. Ширер. И этот отлив мог принять катастрофический для Гитлера характер, так как на него уже не делали ставку «верхи».

На первый план выходил генерал Шлейхер. «Брюннинг отмечал, что фон Шлейхер всегда опасался возможности того, что армии придется подавлять одновременные восстания нацистов и коммунистов. Сотрудничество между этими экстремистскими партиями в проведении забастовки в Берлине и увеличение числа голосующих за коммунистов произвели на фон Шлейхера большое впечатление. Как министр обороны он начал убеждать других членов правительства, что дальнейшее нахождение фон Папена на посту несет в себе опасность гражданской войны»[181].

Ссылаясь на уверения Гренера, О. Ю. Пленков утверждает, что «гражданская война просто непредставима в Германии»[182]. Но ни Гинденбург, ни Шлейхер, ни Рем так не считали, потому что они помнили гражданскую войну в Германии в 1919 г. Предотвратить новую войну могло только следование конституционным правилам игры, которые создавали впечатление: за правительством стоит большинство нации, которому нельзя бросить вооруженный вызов.

Папен не смог договориться с парламентом, Гитлер не сможет. Оба могут ввергнуть страну в гражданскую войну. А он, Шлейхер, имеет нормальные отношения с правыми консервативными фракциями, частью нацистов и к тому же более приемлем для социал-демократов, чем Папен и Гитлер. Министр обороны убедил Гинденбурга назначить его канцлером, что и произошло 2 декабря. Успокаивая отставленного Папена, Гинденбург писал ему: «Я слишком стар и слишком много пережил, чтобы брать на себя ответственность за гражданскую войну. Наша единственная надежда — Шлейхер. Пусть он попытает счастья»[183]. Шлейхер получил власть под условие создания правительства парламентского большинства. Веймарская республика получила последний шанс провести социальные реформы, пройдя между Сциллой нацизма и Харибдой гражданской войны.

Но у Шлейхера не было своей партии, чтобы победить в условиях сохранения парламентской системы. Однако у него как всегда была в запасе остроумная комбинация. Он надеялся расколоть и переманить на свою сторону часть одной из тоталитарных сил, угрожавших республике. Расколоть и переманить часть коммунистов было нельзя, так как они управлялись из Москвы. Но нацисты были не столь сплочены, между Гитлером и Штрассером существовали принципиальные разногласия в отношении социальных реформ. По своему взгляду на них Штрассер был ближе к Шлейхеру, чем к Гитлеру. Оба были готовы совмещать рецепты социалистов и корпоративные идеи Муссолини, и при этом Шлейхер пытался начать реформы в рамках многопартийной системы. «Красный генерал», как его стали называть, утверждал, что его не приводят в ужас «такие понятия, как частная и плановая экономика». Подобные вещи говорил и Рузвельт. Шлейхер объявил об отмене решения предыдущего правительства о понижении зарплаты, что означало переход к инфляционной экономике. Должен был быть введен контроль над ценами на уголь и мясо. Начиналась аграрная реформа — отчуждение 800 тыс. акров земли юнкеров в пользу 25 тысяч крестьян, а возможно — и безработных. Эта мера вызвала гнев Гинденбурга.

Новый канцлер вступил в переговоры с профсоюзами, убеждая их лидеров, что не в партиях, а именно в профсоюзах и армии он видит опору будущего режима. По мнению Шлейхера, «в руководстве профсоюзов сидели люди, понимавшие, что к чему. Они уяснили себе, в частности, что у них появился наконец шанс успокоить рабочих… Вообще, по мнению Шлейхера, ни одно антирабочее правительство не могло долго продержаться — рабочих слишком много»[184]. Шлейхер выступил за государственное регулирование экономики с участием профсоюзов, частичное отчуждение помещичьих земель. Лидеры профсоюзов в новогоднем послании ответили любезностью на любезность: «Сегодня Шлейхер старается осуществить часть наших требований. Можем ли мы в этой ситуации отклонить призыв правительства сотрудничать с ним в создании рабочих мест?»[185]. 6 января 1933 г. вопреки мнению лидеров профсоюзов и ветерана СДПГ Г. Носке (того самого, кто подавил коммунистические выступления в 1919 г.) СДПГ отвергла сотрудничество со Шлейхером — социал-демократы не могли пока поддержать правительство, в котором, как ожидалось, будут представлены даже нацисты-раскольники. Но присутствие в СДПГ и профсоюзах сильной фракции союзников Шлейхера внушало ему надежду на изменение позиции левых. Главное — начать реформы, своим острием направленные против крупного капитала. Последнему канцлер не сулил ничего хорошего: «крупные предприятия хотят пользоваться всеми выгодами частнособственнического хозяйства, а все убытки, прежде всего риск, перекладывать на государство»[186].

Во внешней политике Шлейхер был готов проводить националистический курс (иное в Германии того времени было просто невозможно), но, разумеется, не столь агрессивно-авантюристический, как потом Гитлер. 11 декабря была одержана важная дипломатическая победа — на конференции по разоружению Германия была признана равноправным государством с другими странами Европы. Это было правовой основой для создания полноценной армии.

В условиях усталости немцев от старых партий появление на арене новой национал-реформистской силы давало ее лидеру неплохие шансы для победы на выборах, причем не только парламентских, но и президентских. Дело было за малым — укрепиться у власти и хотя бы начать реформы, показать «свет в конце туннеля». Поскольку своей партии у Шлейхера не было, ключом к его плану был союз с левым крылом нацистов.

Приз, который Шлейхер предложил Штрассеру за раскол нацистского движения, был весьма весомым — вице-канцлер и министр-президент Пруссии. Если бы этот проект реализовался, то партия Штрассера и перешедшие к нему штурмовики могли бы получить поддержку чиновничьих «верхов», которую на глазах терял Гитлер. Однако Штрассер не хотел выглядеть раскольником НСДАП и продолжал убеждать своих партайгеноссе поддержать Шлейхера. Гитлер отлично понимал, что это лишит его последнего шанса на успех, и сопротивлялся. Дело кончилось разрывом между двумя вождями 7 декабря, но вместо того, чтобы расколоть партию, Штрассер подал в отставку со всех партийных постов, что сразу ослабило его организационную базу. В первый момент Гитлер и его команда пребывали в панике, опасаясь, что Штрассер провозгласит создание новой партии, к которой перейдет часть нацистских организаций и фракций, а также руководство СА. Гитлер метался по своим апартаментам со словами: «Если партия распадется, то один лишь выстрел — и через три минуты все кончено»[187]. Советские историки считают: «К 1933 году никакая серьезная оппозиция руководству фюрера в НСДАП была невозможна, ибо Гитлер буквально „пронизал“ партийный аппарат своими людьми и подорвал влияние Штрассера»[188]. Фюрер так не считал, угрожая соратникам самоубийством. Если бы никакая оппозиция была невозможна, то не понадобилась бы «ночь длинных ножей» 1934 г.