За гранью - Марк Энтони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грейс задумчиво подергала белокурый локон за ушком. Хотя Фарр скорее всего просто пудрил ей мозги, слова его — по непонятной причине — здорово ее напугали.
— И что мне прикажете теперь делать? — спросила она с неожиданной злостью.
— Прежде всего убраться подальше от детектива Дженсона, — начал Фарр. — Как только покинете участок…
Звук шагов в коридоре заставил его прерваться.
— Но откуда мне знать, что вы меня не обманываете? — прошептала Грейс, глядя на него испуганными, широко раскрытыми глазами.
Из коридора послышались голоса, один из которых принадлежал Дженсону. Вероятно, детектив остановился поболтать с коллегой. Фарр спрыгнул со стола, порылся в кармане, вытащил какой-то предмет и вложил в ее дрожащую руку.
— Воспользуйтесь этим. А когда убедитесь в моей правоте собственными глазами, умоляю вас, убирайтесь отсюда как можно быстрее!
Шаги в коридоре возобновились. Фарр по-кошачьи метнулся к двери, но на мгновение задержался, оглянулся и прошептал на прощание:
— Удачи вам, доктор Беккетт!
Дверь бесшумно открылась и так же бесшумно захлопнулась — только замок слабо щелкнул секунду спустя. Адриан Фарр ушел. Грейс осталась одна. Она разжала пальцы и взглянула на оставленный им прощальный дар-. Это был маленький дешевый компас в пластмассовом корпусе — такими иногда пользуются в походах бойскауты. Стрелка компаса подрагивала и отклонялась в разные стороны, но не более чем на несколько градусов от прямой, соединяющей ее с магнитным полюсом Земли. Дверь снова отворилась. Грейс поспешно вскочила и успела засунуть компас в кармашек слаксов. На пороге появилась массивная фигура Дженсона. В руке он держал пачку каких-то документов. На унылой физиономии следователя застыло все то же неизменное выражение беспросветной скуки. Очевидно, он не заметил покидающего его кабинет Фарра.
— Все обвинения против вас сняты, доктор Беккетт, — сообщил Дженсон. — Поздравляю. Осталось подписать несколько бумажек, и можете отправляться на все четыре стороны. Кстати, я тут собирался кофейку выпить. Не желаете присоединиться?
— Да-да, благодарю вас, — кивнула она, сглотнув ком в горле. Сейчас, когда Дженсон вернулся, а Фарра уже не было рядом, ей показались вздорными и абсолютно беспочвенными обвинения в адрес следователя. Нет, она не сомневалась в существовании других монстров с железными сердцами, но никак не могла заставить себя поверить, что этот жирный, замученный сверхурочной работой и давно во всем разочаровавшийся полицейский может оказаться одним из них. И все же она будет чувствовать себя спокойней, если прямо сейчас проверит кое-что…
Дженсон, повернувшись к ней спиной, снял с подставки электрическую кофеварку и разлил содержимое в два бумажных стаканчика. Грейс украдкой достала из кармашка компас и незаметно направила на детектива. Стрелка указывала строго на север. Невыразимое облегчение разлилось по всему ее телу. Уже не сомневаясь ни в чем, она просто так, из озорства, вытянула руку и еще раз направила компас на широкую спину следователя.
Стрелка бешено завертелась вокруг оси.
Грейс в ужасе взирала на нее остановившимся взглядом. Стрелка между тем постепенно прекратила вращение и указывала теперь только в одном направлении. Правда, оно почему-то не совпадало с расположением Северного магнитного полюса, зато точно совпадало с прямой, проходящей через центральную часть грудной клетки детектива Дженсона.
— Ну вот и славненько, — прогудел тот, поворачиваясь к Грейс и протягивая ей стаканчик с кофе. — Сейчас мы с вами кофейку попьем, потом распишетесь где положено и домой поедете баиньки.
Она спрятала руку с компасом за спину, а другой приняла у него стаканчик с горячим напитком, молясь в душе, чтобы Дженсон не заметил, как сильно она дрожит. Но тот, похоже, давно привык не обращать внимания на окружающих. Грейс стиснула челюсти, чтобы не сорваться и не закричать.
— Между прочим, доктор Беккетт, — начал детектив, в чьих заплывших свинячьих глазках впервые мелькнул проблеск живого интереса, — вы не скажете, откуда у вас такое оригинальное ожерелье?
18
В любом процессе, в любой цепочке больших или малых изменений рано или поздно наступает момент, занимающий порой долю секунды, когда все, что произошло раньше, и все, что еще только должно произойти, находится в идеальном равновесии, как балансир, установленный на опоре строго в центре тяжести. Стоит отступить чуть назад, как неизбежно начинает доминировать хорошо знакомое прошлое. Но стоит продвинуться хоть на миллиметр вперед, как баланс изменяется в другую сторону, и ты начинаешь скользить, как с ледяной горы, навстречу неизвестному — все быстрее и быстрее, уже не в состоянии контролировать бег событий. Равновесие это крайне неустойчиво и, однажды нарушившись, почти никогда не восстанавливается. Поэтому, шагнув назад, часто теряешь шанс когда-нибудь сделать шаг вперед. Но и шагнув очертя голову вперед, почти наверняка лишаешься надежды на возвращение к прежним устоям и правилам игры.
Роковой вопрос прозвучал. Напускное безразличие детектива Дженсона никак не вязалось с голодным блеском его пустых и равнодушных до; голе глаз.
И в этот миг, сама о том не подозревая, Грейс Беккетт оказалась средоточием центра тяжести установившегося между прошлым и будущим хрупкого равновесия. За те несколько секунд, что она стояла посреди кабинета, сжимая в руке стаканчик с кофе, перед ее мысленным взором промелькнула бесконечная вереница картин ее жизни — как случается иногда с людьми в минуты смертельной опасности. В основном это были эпизоды, связанные с отделением экстренной помощи, — моменты суматохи и хаоса, позволявшие ей с головой окунуться в работу и ни о чем больше не думать. Под фальшивый смех Морти Андервуда распахиваются автоматические двери, и в приемный покой сплошным потоком начинают поступать увечные и раненые. А вот она сама — склоняется над каждым новым пациентом, шепчет успокаивающие слова, снимает боль, прогоняет страхи, накладывает швы искусными пальцами хирурга. И забывает на время, врачуя раны других, о своих собственных душевных ранах.
У нее еще оставалась возможность вернуться. Вернуться обратно в госпиталь, к прежней упорядоченной жизни, которую она с таким трудом выстроила. И для этого ей нужно всего лишь отдать Дженсону то, чего он добивается. Грейс почти не сомневалась, что следователь, заполучив ожерелье, отпустит ее восвояси. Она ему ни к чему. Он попросту забудет о ее существовании. Тем более совет директоров Денверского мемориального не намерен предавать огласке «инцидент» с железным сердцем пациента. И ей тоже можно будет не вспоминать о толстом полицейском с осколком холодного металла в груди вместо живого человеческого сердца. Она представила себя в больничном коридоре: уверенную, подтянутую, контролирующую обстановку — одним словом, полновластную королеву в своих владениях. А вот и Леон Арлингтон. Облокотился на регистрационную стойку и смотрит, как она приближается, своими добрыми, чуточку сонными карими глазами…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});