Бриллиантовый скандал. Случай графини де ла Мотт - Ефим Курганов

ДЕ ВИЛЛЕТ: Господин королевский советник, граф Калиостро со мною вообще никогда не говорил о письмах королевы к кардиналу де Рогану и, соответственно, ничего не поручал на сей счет.

МЭТР ТИТОН: Может тогда вы по собственному почину сочиняли сии письма, шевалье? Или все-таки вы делали это по чьему-то поручению?

ДЕ ВИЛЛЕТ: Господин королевский советник, мне поручили изготовить письма от имени Ее Величества королевы.

МЭТР ТИТОН: И кто же это был, если это не был Калиостро? Отвечайте же, шевалье. Я весь внимание. Отвечайте — не медлите.

ДЕ ВИЛЛЕТ: Графиня де ла Мотт… Она даже не поручила, а приказала мне сделать это. Я отказался, но тогда графиня пришла в исступление и крикнула, что в таком случае отрекается от меня. И я согласился, господин королевский советник. Изготавливая письмо, я вручал его Жанне, а она уже затем передавала кардиналу, естественно, каждый раз говоря ему, что письмо передала ей самолично Мария Антуанетта.

МЭТР ТИТОН: Что ж, шевалье, с этим как будто все ясно. Но у меня к есть к вам еще вопросец, и немаловажный. Касается он гарантийного письма, которое кардинал де Роган вручил королевским ювелирам Боемеру и Бассанжу, владельцам заветного ожерелья. На этом письме есть отметки, сделанные королевой Марией Антуанеттой, и есть даже ее подпись.

ДЕ ВИЛЛЕТ: Господин королевский советник, это тоже моя работа, совершенная опять же под давлением графини де ла Мотт.

МЭТР ТИТОН: Шевалье, значит, вы расписались вместо королевы?

ДЕ ВИЛЛЕТ: Именно так, господин королевский советник.

МЭТР ТИТОН: Я видел эту бумагу; на ней написано: «Одобряю. Мария-Антуанетта Французская».

ДЕ ВИЛЛЕТ: Так я и написал.

МЭТР ТИТОН: Но почему, шевалье, вы так написали? Известно ведь всем, и вам в том числе, что королева подписывалась «Мария-Антуанетта Австрийская», и никак иначе. Вы все ставили под удар. Слава Господу, ювелиры ничего не заметили. Разъясните, вы сделали это не подумав?

ДЕ ВИЛЛЕТ: Господин королевский прокурор, я, конечно же, знал, что Ее Величество не подписывается «Мария-Антуанетта Французская». И забыть сего никак не мог. Дело вот в чем. История мне эта никак не нравилась. Дело шло к краже королевского ожерелья, что грозило нам, по меньшей мере, галерами. Вот и я решил предупредить ювелиров Боемера и Бассанжа о приближающейся катастрофе. Написав «Мария-Антуанетта Французская», я тем самым ставил сигнал опасности. Но, увы, королевские ювелиры так ничего и не заметили, как не заметил моего предупреждения и кардинал де Роган, вручивший им документ с фальшивою королевскою подписью.

МЭТР ТИТОН: Сложно, очень сложно, шевалье, но постараюсь вам поверить, хоть это очень непросто.

ДЕЛО ОБ ОЖЕРЕЛЬЕ.

КОРОЛЕВСКОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ.

ДОПРОС N 18.

МЭТР ТИТОН: Обвиняемый, соблаговолите назвать себя.

ДЕ ВИЛЛЕТ: я — шевалье Рето де Виллет.

МЭТР ТИТОН: Шевалье, на сей раз у меня к вам возникли вопросы, связанные с дележом ожерелья.

ДЕ ВИЛЛЕТ: Господин королевский советник, об этом я мало что знаю.

МЭТР ТИТОН: Шевалье, а вот графиня де ла Мотт прямо показывает, что вы были в доле.

ДЕ ВИЛЛЕТ: Господин королевские советник, мое дело было написать письма, что я и сделал из почтения к графине, и это все.

МЭТР ТИТОН: И что же, шевалье, вам не перепало ни одного бриллианта?

ДЕ ВИЛЛЕТ: Графиня де ла Мотт подарила мне три мелких бриллиантика, но какая же это доля?

МЭТР ТИТОН: Три бриллиантика, конечно, никак не могут составлять какой бы то ни было доли, ведь в ожерелье было 629 камней. Но неужели графиня подарила вам всего три бриллиантика?! Неужели она настолько скупа?

ДЕ ВИЛЛЕТ: Я также был потрясен ничтожностью дара; точнее, это был не дар, а плата за сочинение королевских писем. И плата, надо сказать, была чрезвычайно низкой.

МЭТР ТИТОН: А вот графиня де ла Мотт с упорством утверждает, что вручила Вам не менее десяти бриллиантов и были они более или менее крупными.

ДЕ ВИЛЛЕТ: Господин королевский советник, может быть, она собиралась это сделать, но, увы, не сделала. Три махоньких бриллиантика, и все.

МЭТР ТИТОН: Шевалье, и где теперь эти бриллиантики? Можно на них взглянуть?

ДЕ ВИЛЛЕТ: Господин королевский советник, это невозможно, ибо у меня купила их за тысячу ливров княгиня Наталия Петровна Голицына, дочь бывшего российского посланника у нас, та самая, которую называют «московской Венерой». Но княгиня покамест пребывает в Париже; справьтесь у нее; я думаю, что она согласится показать.

МЭТР ТИТОН: К княгине непременно обращусь, будьте уверены. Шевалье, а знаете ли вы что-нибудь о той доле бриллиантов, что досталась Калиостро? Все дело в том, что он начисто отрицает это, в то время как графиня де ла Мотт утверждает, что он забрал и унес с собою 17 самых крупных бриллиантов.

ДЕ ВИЛЛЕТ: Господин королевский советник, кардинал де Роган при мне привез на квартиру графине заветное колье, я еще был там. На следующий день из Лиона явился собственною персоною Калиостро — он был вызван запискою ла Мотта — и, несмотря на яростное противодействие Жанны (видел опять же собственными своими глазами), схватил 17 камней из разломанного колье.

МЭТР ТИТОН: Просветите, кто же в таком случае разломал бесценное колье? Не вы ли, шевалье? И где Калиостро может хранить эти 17 камней? Обыск в этом отношении ничего не дал, хотя был основательно перерыт весь дом графа на Сен Клод. Была при этом обнаружена масса интересного, но только не 17 сверкающих бриллиантов, недавно еще украшавших великое изделие Боемера и Бассанжа.

ДЕ ВИЛЛЕТ: Господин королевский советник, колье разломал самолично граф Калиостро, и проделал он это весьма чисто и ловко. Затем он отделил для себя 17 самых крупных камней. Графиня де ла Мотт стала весьма бурно протестовать, но Калиостро даже слушать ее не стал и забрал добычу с собою. Что же касается местонахождения сих семнадцати бриллиантов, то не имею ни малейшего понятия, господин королевский советник. Однако же я уверен, что граф имеет свой тайничок в особняке одной из своих знатных учениц.

МЭТР ТИТОН: Шевалье, надеюсь, что ныне вы откровенны со мною. И ежели вы действительно откровенны, то я уверен, что сие обстоятельство скажется на вашей судьбе самым благоприятнейшим образом.

ПРИМЕЧАНИЕ ГРАФА ФЕНИКСА:

Выпускать в свет откровения Рето де Виллета, этого отъявленного мошенника и вора, по меньшей мере бессмысленно.

Сей Рето всегда способен был или исказить, или же вовсе скрыть истину, но не более того.

Для кого же может быть предназначена данная книжонка?

Уверен: она понадобится только для тех, кто не хочет знать, что же на самом деле произошло с ожерельем из 629-ти бриллиантов, которое по указанию Людовика Пятнадцатого было изготовлено королевскими ювелирами Боемером и Бассанжем.

Надеюсь, что сведущие люди разоблачат измышления Рето де Виллета, королевского жандарма, который был замешан во множестве подлогов и других преступлений.

гр. Ф.

г. Мадрид.

20-го декабря 2007-го года.

СПРАВКА

дана в том, что в селе Большие Вяземы, в бывшей усадьбе князей Голицыных, обнаружена шкатулка черного мрамора, в которой в крохотном атласном мешочке спрятаны три бриллиантика; там же вложен листок с надписью: «бриллианты из королевского ожерелья; были куплены у Рето де Виллета. Княгиня Наталия Голицына, урожденная графиня Чернышева». Ныне шкатулка препровождается в Москву, в Исторический музей.

Особоуполномоченный Одинцовского района балтийский матрос Сергей Кравченков.

18-го мая 1923-го года.

Большие Вяземы.

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ:

До Москвы шкатулка не доехала — исчезла в пути.

Николай Богомольников (г. Москва),

Роман Оспоменчик (г. Иерусалим).

20-го декабря 2007-го года.

Дополнительные материалы:

СЛУЧАЙ КРИВОГО ЖАНА

ОТ АВТОРА

Данному выпуску первоначально я предполагал дать название «Людоед и шлюха», однако граф Феникс обратился ко мне с посланием, в котором убеждал меня не делать этого.

Прилагаю текст послания:

«Ба! Да у меня в библиотечке есть целая книга о каннибалах с разными способами приготовления закланных жертв, зажаренных полностью или сначала выпотрошенных и нашпигованных всякими овощами и фруктами.

Нет, нет, надо дать более торжественное название этому пиршеству демонов. Что-то вроде: «Падение Бастилии, или взятие Сальпетриера». Или: «Страшный суд Революции». Можно и так, перефразируя Делакруа: «Свобода на баррикадах — свобода Сальпетриера».