Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова - Павел Щёголев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последние слова этого письма свидетельствуют о том ревнивом чувстве, с которым следила Екатерина Николаевна за своим женихом. В число тех, кто мог бы окружать чету Дантесов, входила, конечно, и Наталья Николаевна.
Не менее стилен ответ Дантеса своей невесте на ее просьбу о портрете. Екатерина Николаевна желала иметь портрет любимого ею человека, и любимый отвечал следующим письмом:
«Милая моя Катенька, я был с бароном(Геккереном), когда получил Вашу записку. Когда просят так нежно и хорошо — всегда уверены в удовлетворении; но, мой прелестный друг, я менее красноречив, чем Вы: единственный мой портрет принадлежит барону и находится на его письменном столе. Я просил его у него. Вот его точный ответ: «Скажите Катеньке, что я дал ей «оригинал», а копию сохраню себе».
Еще одна записочка, последняя в коллекции писем Дантеса-жениха, сохранившейся в фамильном архиве баронов Геккеренов-Дантесов.
«Моя милая и дорогая Катенька, единственный мой ответ на Ваше письмо: я говорю Вам, что Вы — большой ребенок, если так благодарите меня. Цель моей жизни — доставить Вам удовольствие, и если я достиг этого, то я уже слишком счастлив. До завтра от всего сердца...»
Нельзя отказать в известной искренности этим куртуазным письмам, но Дантес, по-видимому, тщетно боролся с самим собой, если только боролся, и со своими чувствами к Наталье Николаевне.
Пушкин в конце декабря 1836 года писал своему отцу: «У нас свадьба. Моя свояченица Катенька выходит замуж за барона Геккерена, племянника и приемного сына посланника короля голландского. Это un tres beau et bon garcon fort a la mode (Это очень красивый и добрый малый, он в большой моде), богатый и моложе своей невесты на 4 года. Приготовление приданого очень занимает и забавляет мою жену и ее сестер, но выводит меня из себя, так как мой дом похож на модную и бельевую лавку».
1 января 1837 года в приказе по Кавалергардскому ее вeличества полку было отдано о разрешении поручику барону Геккерену вступить в законный брак с фрейлиною двора Екатериной Гончаровой, а через два дня, 3 января, приказом по полку было предписано: «Выздоровевшего г. поручика барона де Геккерена числить налицо, которого по случаю женитьбы его не наряжать ни в какую должность до 18 сего январяя т. е. в продолжение 15 дней». Бракосочетание было совершено 10 января по католическому обряду — в римско-католической церкви св. Екатерины и по православному — в Исаакиевском соборе. Свидетелями при бракосочетании расписались барон Геккерен, граф Г. А. Строганов, ротмистр Кавалергардского полка Августин Бетанкур, виконт д'Аршиак, л.-гв. Гусарского полка поручик Иван Гончаров и полковник Кавалергардского полка Александр Полетика.
Екатерина Николаевна вошла в семью Геккеренов-Дантесов и стала жить их жизнью.
Вот ее первое письмо своему свекру.
«Милый папа, я очень счастлива, что, наконец, могу написать Вам, чтобы благодарить от всей глубины моего сердца за то, что Вы удостоили дать Ваше согласие на мой брак с Вашим сыном, и за благословение, которое Вы прислали мне и которое, я не сомневаюсь, принесет мне счастье. Наша свадьба состоялась в последнее воскресенье, 22 текущего месяца, в 8 часов вечера, в двух церквах — католической и греческой. Моему счастию недостает возможности быть около Вас, познакомиться лично с Вами, с моим братом и сестрами и заслужить Вашу дружбу и расположение. Между тем это счастие не может осуществиться в этом году, но барон обещает нам наверное, что будущий год соединит нас в Зульце. Я была бы очень рада, если бы, в виду этого, моя сестра Нанина вступила со мной в переписку и давала мне сведения о Вас, милый папа, и о Вашей семье. С своей стороны, я беру на себя держать Вас в курсе всего, что может Вас здесь интересовать, а ей я дам те мелкие подробности интимной переписки, какие получаются с радостию, когда близких разделяет такое большое расстояние. Мое счастие полно, и я надеюсь, что мой муж так же счастлив, как и я; могу Вас уверить, что посвящу всю мою жизнь любви к нему и изучению его привычек и когда-нибудь представлю Вам картину нашего блаженства и нашего домашнего счастия. Я ограничусь теперь очень нежным поцелуем, умоляя Вас дать мне Вашу дружбу. До свидания, милый папа, будьте здоровы, любите немного Вашу дочь Катю и верьте нежному и почтительному чувству, которое она всегда питает к Вам».
Читая любовные письма Дантеса-жениха и это идиллическое письмо, прямо не можешь себе и представить ту трагедию, которая разыгрывалась около баронессы Дантес-Геккерен и которой, кажется, только она одна в своей ревнивой влюбленности в мужа не хотела заметить или понять. Она ни в чем не винила своего мужа и во всем виноватым считала Пушкина, до такой степени, что, покидая после смерти Пушкина Россию, имела дерзкую глупость сказать: «Я прощаю Пушкину».
13
Между тем ни помолвка, ни совершившийся брак не внеcли радикальных перемен в положение действующих лиц трагедии. Сам Пушкин на свадьбе Дантеса не был. Он только по показанию Дантеса впоследствии, в военно-судной комиссии, «прислал жену к Дантесу в дом на его свадьбу». Отсутствие Пушкина и присутствие одной Пушкиной на свадьбе, по мнению Дантеса, «вовсе не означало, что все наши сношения должны были прекратиться». На самом деле такого заключения Дантес не имел права делать: оно соответствовало всего-навсего только его желанию видеть действительность такой, чтобы возможность его сношений с Натальей Николаевной продолжалась. Но Пушкин «непременным» условием требовал от Геккерена, чтобы не было «никаких сношений между семействами». Геккерены, действительно, стремились к восстановлению мирных отношений. По рассказу Данзаса, Дантес приезжал к Пушкину с свадебным визитом, но не был принят. Данзас прибавляет, что Дантес пытался писать Пушкину, но он возвратил письмо старшему Геккерену непрочитанным. О сцене, разыгравшейся при возвращении письма, скажу дальше. Нам понятно, почему Дантес стремился к примирению, но почему этого же добивался Геккерен, не совсем ясно. Желание, чтобы хотя по внешности все представлялось высокоприличным, играло тут, конечно, большую роль.
Геккерены не бывали у Пушкиных, но сношения не только не прекратились после бракосочетания, но участились, сделались, как кажется, легче, интимнее. Дантес ведь стал родней Пушкиным. Встречалась Пушкина с Дантесом у своей тетушки, Е. И. Загряжской, на вечерах, на балах, которых в январе 1837 года было особенно много. Ухаживания Дантеса сейчас же обратили общее внимание. Н. М. Смирнов через пять лет после событий следующим образом описывал положение дел после свадьбы: поведение Дантеса «после свадьбы дало всем право думать, что он точно искал в браке не только возможности приблизиться к Пушкиной, но также предохранить себя от гнева ее мужа узами родства. Он не переставал волочиться за своею невесткою; он откинул даже всякую осторожность, и казалось иногда, что насмехается над ревностью не примирившегося с ним мужа. На балах он танцевал и любезничал с Натальею Николаевною, за ужином пил за ее здоровье, словом, довел до того, что все снова стали говорить про его любовь. Барон же Геккерен стал явно помогать ему, как говорят, желая отмстить Пушкину за неприятный ему брак Дантеса».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});