Пропавшая кузина (СИ) - Казьмин Михаил Иванович

— Кто такой этот Мансфельд? — встревоженно спросил Альберт.

— Инквизитор, специалист по допросам одаренных. Иногда проводит расследования в интересах Империи. Одаренный шестого разряда. Достоверно известно полтора десятка случаев, когда после его допросов люди сходили с ума, и ни одного, когда кому-то удавалось хоть что-то от него скрыть, — сухо ответил доктор.

Альберт помянул черта и его дерьмо, тут же виновато покаявшись перед кузиной. Надо же, похоже, барышню это высказывание не особо и смутило. Я и сам не удержался от эмоционального комментария, но мне-то проще, я выразился по-русски и никто меня не понял. Главное, сам душу отвел.

— Потом меня повезли сюда, — Кати грустно улыбнулась. — Я не понимала, почему меня никак не освободят, ведь мой крестный — сам король Фердинанд Второй. Но оказалось даже лучше, свободу мне принесли свои, — Кати улыбнулась снова, на этот раз ее улыбка просто сияла как весеннее солнышко.

Настала наша очередь рассказывать. Рассказчиком по общему молчаливому согласию назначили Альберта, и ему пришлось поведать кузине всю историю, начиная с моего самого первого поединка с Орманди, еще учебным оружием. Впрочем, получалось у графа очень даже неплохо, похоже, писать протоколы на полицейской службе он сможет такие, что начальство будет зачитываться, даже домой их брать, чтобы не отрываться. Да и устные его доклады будут иметь оглушительный успех.

— Вот поэтому нам и нужно некоторое время тут отсидеться, — закончив с изложением наших похождений, назидательно сказал он. — Если уж в этом запутанном деле каким-то образом замешаны имперцы, полицмейстер фон Прюлль обязательно попробует нас найти, а здесь у него с этим возникнут немалые сложности. Мы же через несколько дней выедем отсюда, доберемся до Ландсхута и полицмейстера фон Штеккена, а оттуда отправимся в Мюнхен.

— Все равно не понимаю, — вздохнула Катарина. — Я же действительно не знаю никаких тайн! И все это — какое-то глупое недоразумение!

— Ты Орманди и Вайсману это говорила? — поинтересовался я, изо всех сил стараясь скрыть сарказм.

— Конечно, и не один раз! — с чувством подтвердила баронесса.

— И сколько раз они к этим твоим заверениям прислушались?

— Ни разу, — пристыженно признала Кати, до которой, кажется, только сейчас начала доходить вся серьезность положения. — Кстати, а где мои вещи? Надеюсь, они не пропали? — да уж, каким бы сложным это положение ни было, женская натура свое взяла.

— Нет, с ними полный порядок, — доложил доктор Грубер. — Начальник станции в Ландсхуте приказал забрать ваш багаж из поезда, затем его изъял полицмейстер фон Штеккен и ваши вещи сейчас хранятся в полиции.

С видимым облегчением баронесса вздохнула, но тут же лицо ее опять погрустнело.

— И переодеться не во что, — с тяжелым вздохом посетовала она. Ну да, для благородной барышни проблема весьма серьезная. А вот на отсутствие служанки не жалуется, молодчинка.

Разговор сам собой утих, все занялись своими делами. Катарина вооружилась иголкой с нитками и принялась приводить в порядок одежду доктора Грубера, Альберт взялся заряжать опустошенные при освобождении кузины гнезда барабанов для карабинов и револьверов, Герхарда наша хозяйка озадачила доставкой большого количества воды уж не знаю для каких целей. Мне дела не нашлось, и я, прихватив Дюрнбергера, улизнул на двор, где и пристроился на лавке.

Чтение как-то не шло, и я принялся обдумывать недавний разговор. Что-то меня в нем не очень хорошо зацепило, что-то было сказано не то или не так…

Ну, во-первых, очень уж по-дурацки смотрелась сама история про попытки выведать у Катарины какую-то тайну, которую она сама не знает. Нет, умственный уровень Орманди я по-прежнему оценивал невысоко, тот же его заказ двух карет в Ландсхуте лишний раз это мое мнение подтверждал. Я-то боялся, что нас пытаются хитро обмануть, подсовывая дурацкое, на первый взгляд, действие, а оно и правда оказалось дурацким, потому что исполнял его этот дурак. Но так лопухнуться — это слишком даже для него. Во-вторых, в дело явно вовлечены имперцы. Прикажете и их считать идиотами? Можно, конечно, но я бы не стал. Недооценка противника — дело, знаете ли, рискованное и опасное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Значит, у нас одно из двух. Либо Катарина действительно знает какую-то тайну, до крайности интересную имперцам, а возможно, и не только им, либо баронесса стала жертвой грандиозной системной ошибки в действиях Империи и ее теней.

Я вспомнил слова доктора Грубера об этом инквизиторе Мансфельде и меня передернуло. Бр-р, страшно даже представить, что было бы с Катариной, попади она к такому «специалисту»… Стоп! Вот же и оно, то, что меня зацепило!

Общение с доктором Грубером приучило меня к его манере задавать прямые или хотя бы уточняющие вопросы, если ему что-то непонятно или он чего-то не знает. Но история Катарины у него ни одного вопроса не вызвала! И что бы это значило? А то, что ничего непонятного или неизвестного для него в этой истории нет! Ну ладно, насчет неизвестного я, пожалуй, хватил через край. Всего он, по всей видимости, не знает, но сам факт, что Катарина является носителем некоего секрета, для него очевидно не нов. Эх, знать бы, какие инструкции получил доктор дома… Впрочем, если подумать…

Как вел себя доктор Грубер? Сначала, в Ландсхуте, он всячески настаивал на ведении поисков Катарины исключительно полицией. А вот в Пассау его мнение поменялось. Нет, не в Пассау. В Пассау Грубер еще не дошел до идеи действовать вместо полиции. Это с ним случилось, когда фон Штеккен просветил его в вопросе мотивации фон Прюлля. Вот из этого можно вывести смысл тех самых инструкций, с которыми Грубера отправили в Ландсхут — не допустить попадания Катарины к имперцам. Да уж, поговорить бы с господином доктором по душам, да без свидетелей… Увы, такая возможность долго еще не представится, пока он лежит в доме раненый и никуда не выходит. Хотя… Кое-какие соображения, как это устроить, у меня появились.

Ладно, с доктором Грубером вроде как понятно, но это с ним. А что у нас с Катариной? Похоже, она и вправду не представляет, что за тайна такая ей известна. Знала бы — Вайсман из нее в первый же день все бы и вытащил. То есть, либо эта тайна для Катарины настолько естественна и привычна, что она и тайной ее не считает, либо… Либо кто-то очень способный запечатал часть памяти баронессы и извлечь сведения оттуда можно или только имея ключ, то есть зная способ открыть запечатанное, или с привлечением, не дай Бог, конечно, мастера уровня того самого Мансфельда. А у кого такой ключ мог бы иметься? А у того, к кому баронесса фон Майхоффен направлялась, то есть у его величества Фердинанда Второго, короля Баварии, герцога Франконии и Швабии, графа-палатина Рейнского, у кого ж еще-то? Так что нас всех можно поздравить — мы героически вляпались в запутанное болото германской политики, чтоб ее… И выбраться из того болота можно одним-единственным способом — в целости и сохранности доставить Катарину к его величеству, а уж с имперцами пусть король сам разбирается, у него тут возможностей всяко больше, чем у нас, особенно в свете того, что говорил доктор Грубер о правах королевского кузена на корону Империи. Ну и, ясное дело, отучившись в Мюнхене, домой я поеду как угодно, но не через Вену.

Так, с этим я вроде разобрался, теперь на очереди второй вопрос — делиться мне с Альбертом, Катариной и доктором результатами своих размышлений или как? С одной стороны, поделиться надо бы. Люди не чужие, опять же, право знать, во что вляпались, имеют. С другой… Вон, доктор Грубер, который и без того что-то знает, он что, своим знанием с нами поделился? Да и знает он явно не все, и почему-то мне кажется, что знать все ему и не положено. Альберт? Ну он тут в том же положении, что и я, с той лишь разницей, что я до многого додумался, а он нет. Ох, не сделать ему карьеру в полиции… Ему, кстати, сказать можно бы, все же о родственнице речь, и он, зная суть дела, все что угодно сделает, чтобы кузину защитить. Но… В прошлой еще жизни довелось мне услышать очень удачный вариант известной русской пословицы: «Заставь немца Богу молиться, он и стальной шлем расшибет». Прожив среди немцев почти год, я не раз и не два убеждался, что неизвестный острослов переделал пословицу не просто так. А стального шлема у Альберта нет, и потому расшибет он не его, а свой собственный лоб. Нет уж, терять своего единственного здесь друга и оставлять Катарину без любимого кузена мне что-то не хочется. А уж ей-то самой точно ничего знать не надо, хватит и того, что в ее голову уже загрузили. Это еще я не говорю о том, что запросто могу ошибаться и на самом деле все обстоит вовсе не так, как я тут себе намудрствовал. Было у меня уже так, дело знакомое. И чего, спрашивается, тогда волну поднимать? Нет уж, промолчу. Во всяком случае, пока промолчу. Когда посчитаю нужным — скажу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})