Естественное убийство – 2. Подозреваемые - Татьяна Соломатина

– Всеволод Алексеевич! – вздохнул Северный.

– Елена Александровна, – представилась бабушка. – Это так ужасно, Всеволод Алексеевич! – послышалось, как старушка затягивается сигаретой. – Ужас, да и только! Кто бы мог подумать, что такое могло случиться в добропорядочной семье! С виду, разумеется, добропорядочной. И если такое происходит в отнюдь не люмпенской среде, то что же тогда творится…

– Что, простите, творится? – уточнил Северный. Ему показалось немного странным, что бабушка Толоконниковой не удивилась звонку судебно-медицинского эксперта, вовсе постороннего человека… Кажется, не одной маленькой Анечке не хватало общения и «гостей».

– Как, вы не знаете?! Та девочка, которой вы сделали укол, по словам моей внучки, то есть, как я понимаю, оказали ей первую помощь, умерла! А её отчима посадили по обвинению в педофилии! А мать – по обвинению в пособничестве! Вы же мне поэтому звоните? Вы хотите узнать обстоятельства, да?

– А вы что-то знаете? – удивился Всеволод Алексеевич.

– Ну, конечно же! Уже все газеты об этом пишут!

– Уже пишут? Надо же, какая скорость реагирования. Какое счастье, что я не читаю газет! К тому же, Елена Александровна, мало ли что газеты пишут. «Посадить» человека так быстро не могут. Могут только предъявить обвинение и взять под стражу. Презумпция невиновности гласит, что любой, кому предъявлено обвинение, не виновен, пока следствие не докажет обратное и суд не вынесет приговор. Но я вам звоню вовсе не поэтому.

– Да? Жаль! – искренне расстроилась бабушка Анечки Толоконниковой. – Я могла бы вам рассказать! Я же пару раз видела, как отчим этой Румянцевой привозил её в тот лагерь на машине. Она его целовала в щёку на прощание, а он… Он, знаете ли, так смотрел на неё… Вовсе не как положено смотреть отчиму! Я была не так далеко припаркована – метрах всего в двадцати от их машины – и всё разглядела. Подонок!

– У вас отличное зрение, Елена Александровна!

– Что правда, то правда! – не уловила иронии собеседница Северного. – И это несмотря на то, что я всю жизнь только и делаю, что перевожу. Любой бы уже ослеп! Кроме того, я неплохой психолог – долгая жизнь, знаете ли… Он мне сразу не понравился! Да и матушка какова! В газетах написали…

– Елена Александровна, я звоню вам вовсе не из-за Ани Румянцевой, а из-за вашей собственной внучки. Мне показалось… Мне показалось в тот раз, что именно у вашей девочки имеются какие-то проблемы… Чисто психологического плана, – соврал Северный. – Я хотел о них с вами поговорить. Если возможно, лично. Могу я приехать к вам домой? Желательно, чтобы и Анечка была дома.

– Конечно! – обрадовалась переводчица-пенсионерка. Её не удивило, что судебно-медицинского эксперта интересует психология. – Буду очень рада вас видеть! И, конечно же, Анечка будет. Внуки всегда при мне. Дочь моя – неудачница, муж её – ленивая, бездарная дрянь, и невинные детки…

– Продиктуйте мне ваш адрес.

– Ох да! Конечно! Разумеется. Простите! – Елена Александровна назвала адрес. – Только скажите заранее, когда вы приедете. Я приготовлю своё коронное блюдо – пирог с яйцами и луком! Вы любите пирог с яйцами и луком? Я так давно не готовила пирог с яйцами и луком. Дети его не жалуют, а муж мой покойный – любил. Я ему даже в реанимацию носила. Он уже не мог, только нюхал, а врачи на раз съедали. Бедненькие, голодные, там был один молоденький… Я же сама пирог с яйцами и луком не могу – фигура! Но я так люблю врачей, Всеволод Алексеевич. Это настоящие рыцари…

– Да-да, Елена Александровна. Я очень люблю пирог с яйцами и луком. Если вы не против, я заеду к вам в пятницу вечером.

– Я буду очень рада вам, Всеволод Алексеевич. Ждём!

Северный нажал отбой. Следующие после детей по дефициту общения – старики. Кажется, им тоже не с кем поговорить. Он заедет в пятницу вечером к Анечке Толоконниковой. С удовольствием. Мало того – заедет не один. Он прихватит с собой Маргариту Пименовну. Давно пора ей обзавестись подружкой. Собаку Рите дарить нельзя. Она её умучает. А вот с этой Еленой Александровной они, кажется, два сапога – пара.

С другой стороны – какая безответственность! Газеты их пугают, а когда твоей собственной внучке звонит незнакомый взрослый мужик – хоть бы хны. На пирог с яйцом и луком приглашают. Из любви к врачам. И от одиночества.

Поздним вечером Северный подрулил к родильному дому, куда «Скорой» была доставлена Анна Александровна Румянцева. Прекрасно, что удостоверение начальника судебно-медицинского бюро сложных экспертиз открывает шлагбаумы в любое лечебно-профилактическое учреждение и безотказно действует на людей в белых халатах. Коллегиальность, знаете ли… Или страх? Чего им боятся? А просто – всего. Люди в белых халатах в этой стране давно не боги и не рыцари. Люди в белых халатах куда запуганнее, чем обыватели.

– И что вы от меня хотите?! – нервно воскликнул дежурный врач отделения обсервации, вызванный Северным в приёмное отделение. – Вы же в курсе, что все истории арестованы! И что я вам могу сказать?! Даже если бы что-то мог, то молчал бы, как рыба!

– Курите? – предложил Всеволод Алексеевич.

– И даже пью! – огрызнулся тот. – Но не на работе! – тут же поправился он и строго посмотрел на Северного.

Они закурили.

– Истории – да, арестованы, – мягко начал Всеволод Алексеевич, – и ваше нежелание что-либо мне говорить – одобряю. Но я не представитель карательных органов. И не зря приехал сюда именно сегодня. Я знаю, что вы, именно вы пишете диссертацию по одному из аспектов HELLP-синдрома. Вы – самоотверженный человек. Многие предпочитают быстрые, модные темы, материал для которых собирается на раз. Так что я восхищаюсь тем, что вы взвалили на себя вопрос фактически неподъёмный.

– Да уж… – чуть оттаял не слишком юный уже доктор.

– И потому я знаю, что у вас наверняка где-то в папочке хранятся ксерокопии чего только можно, включая истории родов, перинатальные истории, протоколы вскрытий и так далее. Включая материалы по Ане Румянцевой. Истории и протоколы меня, кстати, не слишком интересуют. Уверен, что и заключительный клинический диагноз, и диагноз патологоанатомический совпали, и всё написано – или переписано – на должной высоте. Так что никакие бумаги мне от вас не нужны, хотя я и знаю, что они у вас есть. Менты, к слову, не в курсе, что эти бумаги у вас есть. Нашим следственным органам глубоко наплевать на науку. Но не наплевать на укрытие материалов от следствия… – Северный сделал многозначительную паузу.

– Вы что, меня шантажируете? – возмутился врач.

– Ни в коем случае. Я вас предупреждаю. Предупреждаю о том, что все материалы не сегодня завтра у вас могут изъять. Со всеми материалами для вашей диссертации. Чисто на всякий случай. Кому поумнее в голову придёт – и привет! Прощай вся папка, все протоколы исследований не только по несовершеннолетней гражданке Анне Румянцевой, а и по всем прочим гражданкам с HELLP-синдромом. Все плоды вашего многолетнего труда. Так что вы, пока никому ничего такого в голову не пришло, на всякий случай отксерокопируйте всю свою папочку – ночь длинная.

– Так вы сюда приехали, чтобы обо мне позаботиться? – недоверчиво усмехнулся эскулап.

– Не только, разумеется. Хотя к акушерам-гинекологам питаю более чем тёплые чувства. Я приехал к вам даже не для того, чтобы разузнать, по какой такой причине тело мертворождённого младенца Румянцева было так срочно вскрыто и тут же отправлено в печь крематория…

– Да, это мне и самому не ясно. Обычно процедура достаточно долгая. Неонатолог пока машину найдёт, пока созвонится с детской больницей – у нас тут нет профильного патологоанатома. У нас заведующий детской реанимацией частенько сам этих мертворождённых и прочих около родов умерших в багажнике своём в морг детской больницы возит, молясь, чтобы гаишники не тормознули. А тут всё так срочно, что даже и непонятно. И к тому же обычно тела забирают родители… – Он замолчал. – Ну, или родители родителей. А тут мертворождённого мухой вскрывают – и в печь. И ни у неонатологов, ни в морге детской – ничего! Никаких биологических материалов и жидкостей… – внезапно врач осёкся.

– Да. Именно так. Я узнал об этом в прокуратуре. И очень удивился. Некоторое время у меня ушло на звонки в родильный дом, на кафедру акушерства и гинекологии и на выяснение того, что есть самоотверженный человек, которого всегда, в любое время дня и ночи, вызывают на эту достаточно редкую патологию – или подозрение на неё – HELLP-синдром. Даже если он не дежурит. А уж если такой редкий случай совпадает с его дежурством… График по телефону любая санитарка приёма зачитает. Если на неё начальственно повысить голос… У каждого свои методы, да… Не важно. Важно то, что это тот маленький, узкоспециальный аспект, не слишком известный ментам: если есть редкая патология, то всегда найдётся тот редкий же безумец, который ею занимается. Занимается не формально, в погоне за учёными степенями и званиями, а стараясь постичь, сделать что-то на самом деле важное, значимое. И наверняка этот подвижник что-нибудь да оставит себе на долгую память о клинических и лабораторных исследованиях. То есть – для оных. Плаценту. Пуповину. Кровь из пуповины… – Северный многозначительно посмотрел на врача. – И не только оставит, но и захочет поделиться с независимым судебно-медицинским экспертом, интересующимся не столько сезонными веяниями моды на фасоны преступления, сколько справедливостью. Мы все, как умеем, интересуемся справедливостью, не правда ли? – Всеволод Алексеевич ещё раз внимательно посмотрел на врача.