Кто есть кто. На диване президента Кучмы - Николай Мельниченко

Тогда кого сейчас из оппозиции вы поддерживаете?

Одного из Викторов.

Благодарю, очень однозначный ответ. Вы говорите, что боролись против власти. Но без контактов с властью вы бы никогда не стали консулом. Как произошло ваше назначение, и почему потом вас освободили?

Я стал консулом не благодаря власти, а потому, что у меня было соответствующее образование. Я его получил в Дипломатической академии и был в резерве МИД. Но когда я написал заявление, что хочу стать консулом в Мюнхене, так как моя семья к тому времени проживала возле Мюнхена, то буквально за несколько дней это заявление удовлетворили. Я думаю, что это решение было принято на уровне Президента. Почему? Понятно, что не хотели, чтобы Цвиль был в Украине и мешал похоронить “кассетный скандал” и дело Гонгадзе.

В 2002 году дело Гонгазде спустилось на тормоза. И я спрашивал Мороза, в чем дело, почему ничего не делается? Он тогда мне говорит: надо ждать выборов 2004 года. Тогда мне все стало ясно. Поймите, я вывез в Чехию Мельниченко только потому, что я хотел правды в деле Гонгадзе.

А за что тогда вы награждены грамотой председателя СБУ господина Радченко? За оппозиционность или за какие-то заслуги?

После того, как всплыли в записях Мельниченко сведения о “Кольчугах”, я выступил резко против разглашений таких материалов, поскольку считал, что это относится к государственным секретам. Записи о “Кольчугах” под давлением американцев сделали достоянием гласности Жир и Швец, которым Мельниченко дал часть записей. На мой взгляд, после этого началось беспрецедентное давление на государство. Я был за то, чтобы делать достоянием гласности только те пленки, которые содержат состав преступления, которые касаются внутренней политики Украины, а не других моментов.

Я поделился этой информацией с СБУ, и получил орден. Это может подтвердить Радченко или его секретарь, если вы у него спросите. Кстати, я не скрывал этого. Получив награду, я рассказал об этом журналистам, в том числе и известному вам Алексею Степуре. То есть я не прятал его в сейф и не ждал лучших времен. Я не тот человек, чтобы скрывать.

Вы не рассказали, почему вас освободили от должности консула?

Сняли потому, что поменялось СБУ. Пришел Смешко – и политика по отношению ко мне со стороны Медведчука и Смешко была иной, они хотели меня видеть в Украине, чтобы я не мог написать своей книжки. Я начал писать книжку еще тогда, когда был консулом. Об этом им стало каким-то образом известно, и они хотели, чтобы я приехал в Украину. Были даже попытки моей депортации в Украину благодаря сотрудничеству Германии и Украины на высочайшем уровне. Переговоры вел в то время и министр Грищенко. Служба безопасности вела переговоры с немецкой службой безопасности. Это все мне известно, это все зафиксировано в документах.

Простите, но все это выглядит немного странно. Неужели в Украине нельзя писать книжку? У нас чуть ли не каждую неделю выходят “разоблачительные” книги…

Здесь, за границей, поверьте мне, работает голова не так, как в Украине. Потому что там сегодня гаишник заберет права, потом отключат телефон, потом кто-то еще что-то скажет. Проблем не оберешься. Я не говорю, что в Украине худший климат, или воздух. Просто в мегаполисе, таком, как Киев, книжку писать нелегко, так как будут отвлекать и будут всегда мешать.

В своих интервью вы часто даете характеристики председателям СБУ, начиная от Марчука, и заканчивая Смешко. Откуда вы черпаете свою информацию?

В Германии у меня здесь под рукой есть генерал Кравченко, который консультирует меня. У меня есть много других людей в СБУ, знакомых. Это основной источник информации. Я не записываю никого там, в СБУ.

Вы можете припомнить, когда у вас закрались какие-то сомнения относительно Мельниченко?

У меня не было разрыва с Мельниченко, так как мы с ним никогда не были спаяны. Вы должны понимать: я вывез Мельниченко, потому что об этом попросил Мороз. Я это сделал ради Мороза. У меня была задача – чтобы Мельниченко остался жив и здоров. Если бы с ним, не дай Бог, что-то произошло, мы бы потом не могли ничего объяснить. Позднее Рудьковский, который тогда ездил в Чехию тайно, деморализовал Мельниченко тем, что я якобы сотрудничаю с СБУ, и что Цвиль сдаст координаты. Игра была страшная, опасная, неблагородная и неразумная.

Что касается Мельниченко, то он никогда не хотел быть самостоятельным политическим игроком, он не хотел даже публичности. Он до сих пор хочет быть офицером, потому что я вижу, как он встречается с представителями СБУ, и как он себя хорошо чувствует в этой компании, как в своей тарелке. То есть его бросили фактически в свободное плавание, и он себя искал, как мог. Это было выгодно власти, чтобы Мельниченко показал, кто он есть на самом деле. Нельзя было поручать этот корабль Мельниченко, если он никогда не учился на капитана и по природе не является капитаном…

Откуда информация, с кем общается Мельниченко, если у вас с ним разошлись пути? В аннотациях к книжке вы писали, что Мельниченко недавно в Баден-Бадене общался с Левочкиным и Ляшко. Кто вам об этом сказал? Левочкин? Ляшко? Мельниченко?

Я же с Мельниченко там был. Даже сфотографировал их, когда они встречались, и слушал разговор. Все встречи, которые Мельниченко имел в Европе, происходили благодаря моим друзьям, или мне. То есть, мы помогали Мельниченко, сколько могли. Но когда он дошел до того, что начал продавать Левочкину и Ляшко записи, это уже перешло все границы.

Он решил тупо скрывать правдивую информацию после исчезновения Гонгадзе. Мне хорошо известно, какие записи есть, а каких нет. Он сказал тогда, когда его толкнул на это Мороз, что у него есть запись, когда докладывают Кучме на третий день после исчезновения Гонгадзе, что он мертвый. А это неправда. Такой записи у него нет, так как ему не давали эти записи. Вы поймите, я не могу согласиться с тем враньем, которое имеет место. И если начинаются спекуляции над горькой судьбой Гонгадзе, я, например, под этим никогда не подпишусь.

Ситуация выглядит так, что, критикуя действия Мороза и Мельниченко, вы “отбеливаете” президента. Вам так не кажется?

Я никогда не стремился отбеливать Кучму. Я никогда не защищал его, когда он был президентом. Но что касается будущего Украины без Кучмы, то хотелось бы избежать “варианта Лазаренко”. Сейчас оказывается, что будто бы все плохое в Украине – дело рук Павла, и что он – заказчик всех резонансных преступлений. После смены власти, которая состоится вследствие выборов президента, возможно, кто-то захочет повесить все на Кучму. Какой Виктор это сделает, не имеет значения. Хотелось бы избежать такого подхода. Украина для меня была с Кучмой и без Кучмы.

Где сейчас пленки с записями разговоров в кабинете президента после 16 сентября, то есть после исчезновения Гонгадзе? Ведь в них может быть реакция Кучмы на исчезновение Гонгадзе, на то, как силовые структуры расследовали это дело. И многое оказалось бы более ясным.

Весь архив записей, которые вывез Мельниченко, есть в Европе.

В Европе? Это у кого конкретно – у вас, или у кого-то другого? Кто распоряжается архивом?

Я не один распорядитель этого архива.

Есть ли на пленках реакция Кучмы после 16 сентября? И будет ли эта реакция отображена в книжке, которую вы пишете?

Абсолютно. Информация, которая у нас есть, близка к тому, что Кучма не знал, что Гонгадзе мертв. Единственное, что не оглашен разговор Кучмы с Кравченко, который Николай обещал. Предполагается, что, например, Кучма мог Литвина, Волкова, Деркача обманывать, что он не знает о Гонгадзе, а с Кравченко говорить другое. Но тогда пусть скажет Кравченко или Кучма. Так как из того, что предано огласке Жиром, видно, что Кучма не знал. Остается еще разговор с Кравченко. Николай говорит, что у него есть такой разговор, и что он хочет его в суде показать. Мы не можем ждать суда. Надо говорить до суда. Есть досудебное следствие, оно легитимно, оно важно, и под давлением журналистов, общественности последуют более активные действия и прокуратуры, и досудебного следствия. Я думаю, что на сегодняшний день Николай действует неадекватно, он действует под заказ определенных политических сил.

Как так произошло, что архив начал множиться, делиться?

Он не множится и не делится. Есть архив целостный, и есть группа лиц, которая может прийти к какому-либо решению, только проголосовав вместе. Это три человека. Я не могу сказать, что архив мой личный, или архив принадлежит кому-то из моих компаньонов. Если принимаются решения единодушно – значит, что-то делается. Если не принимается – архив остается дальше в банке. Сегодня все копии этого архива есть и у Мельниченко, поэтому у него есть возможность сделать достоянием гласности все. Предавать огласке пленки – это не мое дело, и я этого никогда не делал.