Океаны в трехлитровых банках - Таша Карлюка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бабушка в волнительном ожидании – Циля Соломоновна, самолет с которой вот-вот взлетит и унесет в гости к сыну в Хайфу, отправила курьером то самое платье, в котором завтра бабушка всех взволнует, растревожит, влюбит и сделает свое дело.
– Ну, наконец-то! – кричит бабушка и бежит к калитке, к которой подъезжает молоденький курьер на своем велосипеде.
– Вы сейчас все обалдеете! – интригует нас бабушка, открывая белую коробку с золотыми лентами.
Всю семью она собрала в гостиной, чтобы мы все ахнули. И мы таки ахнули.
– Розочка, завтра не Новый год, а ты не елка. – говорит бабушка Геня.
– Это не мое платье! – кричит бабушка Роза. – Должно быть, посыльный перепутал! – бабушка пытается догнать велосипед. И догоняет его. Все-таки не зря она годами крутила обруч и «ходила на ягодицах».
Но курьер ничего не напутал. Напутала Циля Соломоновна. Она иногда шьет экстравагантные костюмы для эстрадных исполнителей. А их костюмы, как вы сами понимаете, такие, чтобы было видно из последних рядов без бинокля. Наверное, в эту же минуту известный артист получает коробку с… вечерним платьем.
– Все! Ничего не будет! – говорит бабушка и начинает плакать.
– Розочка, родная, подумаешь! Надень другое платье – у тебя их вон сколько: целый шкаф! – говорит глупость дедушка.
– Янкель, за что ты меня ненавидишь? Что я тебе сделала?
Да. Дедушка так любит бабушку, что не заметил, как за последние месяцы его жена из гибкой лани превратилась в небольшую коровку. Она выпала из своего обычного режима и увеличилась. Каждый раз, когда бабушка пыталась надеть свой старый наряд, раздавался треск по швам.
– Мама, не в каменном веке живем! Сейчас поедем в магазин, купим! – моя мама, как всегда, права.
– И что там можно купить? Один ширпотреб! Все! Ничего не будет! – говорит бабушка и начинает плакать еще громче.
– Мама, значит, наденешь костюм.
– Какой?
– Который сегодня надевала.
– Белла, Белла, и я тебя еще дочкой называю! Ты знаешь, какие там люди будут?! Ты хочешь, чтобы на твою мать смотрели как на домохозяйку?
Кто бы мог подумать, что у меня будет платьев больше, чему бабушки. Конечно, мне эта трагедия непонятна. Но, наверное, нужно быть женщиной, чтобы понять всю драму происходящего.
– Роза Ароновна, давайте я попробую… сшить для вас… платье. – И все, кто сейчас в комнате, смотрят на папу.
– Петя, ты же не шьешь платья! – говорит мама.
– Ну… Выбора-то нет.
И папа, не дождавшись бабушкиного ответа, подходит к ней – безмолвной и заплаканной, – достает сантиметр из кармана и молча делает то, что делал уже много раз. Обхват груди, талии, бедер. Длина рукава. Нет, рукав будет короткий…
Вы слышали, как прекрасно звучит швейная машинка в ночной тишине? А звук ножниц? А запах разогретого утюга, что, как нож по мягкому маслу, проплывает по нежному шелку? Вы представляете, что значит, когда на тебя начинают смотреть другими глазами? Я – нет. А папа уже представляет.
Мой папа – супермен. Вы уже об этом знаете (я говорила вам), а я иногда забываю – н ужно напоминать себе. А лучше – пусть напоминает он.
Анна Павловна в строгом костюме, где юбка снова прикрывает колени, где пиджак бесформенный, в ботинках на низком каблуке. Вновь собачья шерсть на одежде, только уже другого цвета, и серьги в форме догов. Анна Павловна – мозг и подвешенный язык. Она и в молодости не делала ставок на свою красоту, которой не было и тогда тоже. Как много она потеряла, забыв о кокетстве, которое порой эффективнее серого вещества… Зато она многому училась, внимательно слушала умных людей и читала каждую свободную минуту. В человеке должно быть все прекрасно, но времени на все не хватает – приходится выбирать. Она стоит, как уличный столб, и все проходят мимо. Ее прекрасные мысли спрятаны в голове, они не видны и известны лишь ей. Ее поступки, ее дела бледной тенью стоят за ней. «Достопочтенной» публике виден лишь первый слой ее серой обертки.
И тут появляется бабушка Роза. Она, как лебедушка, спускается по высокой лестнице. Шлейф ее платья, духов манит за собой мужские умы и провоцирует женскую зависть.
– Милочка, кто дизайнер вашего туалета? – интересуется одна из светских львиц.
– О, он один из лучших мастеров в городе! Сомневаюсь, что у него найдется время. Можете попробовать, но… А, вот, кстати, и он. – И бабушка адресует томный взгляд папе, который пока еще не понимает, какой взлет его поджидает впереди.
Светская львица забывает о правилах приличия и устремляется к папе. А за ней еще несколько подобных, подслушавших разговор.
Благотворительный вечер, на котором собрались только богачи. Сегодня они помогут старикам, детям, больным, несчастным, покинутым, ненужным. Все же деньги, что бы ни говорили, – это хорошо.
Настало наше время. Бабушка выходит на сцену, мы с Анной Павловной стоим за кулисами. В зале черно-белые мужчины и переливающиеся женщины, они сидят за красиво убранными столами с заморскими закусками и золотистым шампанским.
– Если каждый из вас согласится поделиться с ними самым малым, мы сможем помочь братьям нашим меньшим… – бабушка пытается перекричать разговоры этих людей, но вилки и ножи, которыми они стучат по тарелкам, вкушая яства французского шеф-повара, заглушают ее.
Я спускаюсь в зал и самому громкому обжоре бросаю в лицо салатницу. Жаль, что делаю я это лишь в своих мечтах. Мне хочется провалиться под землю, и я отхожу подальше от этого позора и вселенской несправедливости.
– Это вы? – спрашиваю удивленно.
– Да, девочка, не мешай.
Напротив меня стоит самый известный телеведущий страны. Признаюсь вам по секрету: я в него немного влюблена. Он очень внимательно читает листы.
– Это же вы! – не верю своим глазам. – А что вы здесь делаете?
В этот момент к нему подходит мужчина с наушниками и небольшим микрофоном.
– Иван, сейчас эта дамочка закончит, и твой выход.
– Как хорошо! Вы будете выступать сразу после моей бабушки. Вы таки можете нам помочь!
Самый известный телеведущий страны бросает на меня безразличный взгляд и вновь принимается за чтение. Я ставлю перед его ногами коробку со щенками – детьми нашей Найды.
– Смотрите. Они никому не нужны. И знаете – почему? Потому что не голубых кровей: папа у них овчарка, а мама дворняжка.
– Девочка, что ты от меня хочешь?
