Богиня охоты - Тесса Дэр

Однако Джереми быстро прервал поцелуй. Он хотел видеть ее лицо, видеть ее губы в тот момент, когда они будут произносить его имя.

Однако Люси вдруг глубоко вздохнула и закрыла глаза. Рука Джереми дерзко скользнула ей под юбку. Он медленно провел ладонью по ее гладкому бедру, и она тихо застонала. Рука Джереми скользнула вверх, и Люси закусила губу, когда его пальцы проникли в ее горячую влажную промежность.

— Открой глаза, — потребовал он, и она послушалась. Люси била дрожь, к горлу подступил комок. Однако она выдержала пристальный взгляд Джереми.

Еще мгновение, и Джереми овладеет ею. Это ведь так легко сделать! Надо только расстегнуть брюки и проникнуть в девственное лоно. И тогда он сможет назвать Люси своей!

Но как бы просто это ни было, как бы ни мучило Джереми неутоленное желание, как бы бешено ни стучало его сердце, он не желал заполучить Люси таким путем. Используя подвернувшийся момент. Она должна сама прийти к нему, сама сказать, что хочет его.

Пальцы Джереми медленно перебирали влажные волоски и складки плоти в ее промежности.

— О!.. — простонала Люси. — О Боже!

Джереми нащупал набухший бутон плоти и стал поигрывать с ним. Люси беззвучно открыла рот, ее взгляд молил о пощаде. «Произнеси мое имя, — молча просил ее Джереми. — Не надо поминать Бога, дьявола или другого мужчину. Назови мое имя, и я дам тебе то, чего ты так безумно жаждешь!»

Сквозь пелену желания, которое туманило его голову и притупляло другие чувства, Джереми не слышал посторонних звуков. А тем временем в коридоре раздались приглушенные шаги и тихие голоса. Однако Джереми продолжал ласкать Люси, ничего не замечая вокруг. Его палец скользнул в ее узкое горячее влагалище, и наградой за смелость ему был сдавленный крик Люси. Для Джереми в мире сейчас существовал только этот звук.

Люси вцепилась ему в плечи. «Сейчас она произнесет мое имя», — мелькнуло в голове Джереми.

— Тоби, — простонала Люси.

Джереми окаменел. Его рука выскользнула из промежности Люси.

— Он идет сюда, — прошептала она и высвободилась из его объятий.

Прижавшись спиной к задней дверце шкафа, Люси прикрыла ладонями грудь.

Шаги приблизились и стихли у платяного шкафа.

— Люси скорее всего находится здесь, — раздался голос Тоби.

— Почему вы так думаете? — послышался голос Софии.

— Она всегда здесь прячется. Выходи, Люси!

Люси посмотрела на Джереми. В ее глазах читались ужас и мольба.

— Сделай же что-нибудь, — едва слышно прошептала она. Джереми был способен на многое. Он с удовольствием разломал бы сейчас дверцу шкафа, вцепился Тоби в горло и задушил его. Еще с большим удовольствием Джереми, пожалуй, снова бы обнял Люси и закончил то, что уже начал. Но к сожалению, он не мог сейчас позволить себе ни того ни другого.

Дверцы шкафа дрогнули, грозя распахнуться, и Джереми, мгновенно выйдя из оцепенения, ухватился за скобу, к которой снаружи крепились ручки. Он изо всех сил потянул ее на себя, упершись в шкаф коленом.

— Странно, — пробормотал Тоби. — Похоже, шкаф заперт. Джереми с облегчением ослабил хватку, почувствовав, что Тоби оставил попытки открыть дверцы. В коридоре снова раздались шаги. Теперь они удалялись. Через некоторое время снаружи все стихло.

Джереми повернулся к Люси. Стоя спиной к нему, она лихорадочно одевалась. С каким наслаждением Джереми снова сорвал бы с нее платье! Однако вместо этого он аккуратно зашнуровал его. Они оба хранили молчание.

Закончив шнуровку, Джереми поцеловал Люси в шею.

— Все хорошо, — прошептал он.

Она отпрянула от него.

— Тоби догадался, где я, — тихо сказала она. — Он вспомнил!

Глава 11

Лежа на спине на неразобранной постели, Люси смотрела в потолок. Ее разметавшиеся по подушке волосы были похожи на веер. Парчовое покрывало под ней сбилось. На письменном столе неподалеку от кровати стоял поднос с нетронутым ужином. Еда давно остыла.

Люси не переодевалась с утра. На ней все еще было зеленое платье. После полудня горничная приготовила своей госпоже ванну, распустила ее волосы и хотела расстегнуть одежду, но Люси остановила Мари. Сейчас Люси корила себя за это. Глупо было думать, что горничная могла о чем-то догадаться, увидев Люси обнаженной.

Тем не менее — вопреки здравому смыслу — Люси казалось, что при первом же взгляде на нее окружающие поймут, что с ней произошло. Поэтому она и спряталась от всех в своей спальне. Покинув платяной шкаф, Люси сразу же поднялась к себе и больше не выходила из комнаты. Она даже к ужину не спустилась, приказав Мари сообщить брату и его гостям о том, что у нее болит травмированная нога. Люси боялась показаться в обществе, зная, что выражение лица выдаст ее.

Но в чем именно она провинилась? Каким словом можно было назвать то, что она совершила? Задав себе эти вопросы, Люси села на кровать и глубоко задумалась.

Целый час она размышляла о том, что с ней произошло.

Можно ли было назвать ее развратной? Наверное, да. Поцеловаться с мужчиной не считалось серьезным прегрешением. Но обольщение мужчины было признаком распутства. Люси сама втащила Джереми в тесное замкнутое пространство, помогла ему раздеть себя, липла к нему… Все это было верхом неприличия! Люси хорошо знала, что благовоспитанные леди так себя не ведут.

Можно ли было назвать ее дурой? Конечно, да. Если Тоби женится на Софии Хатауэй, Люси некого будет винить, кроме себя самой. У нее была прекрасная возможность поговорить с Тоби на обратном пути домой из леса, но она не воспользовалась ею. Люси следовало прогнать Джереми, когда он распахнул дверцы шкафа, но она не сделала этого. Она вела себя неправильно, но не смогла бы объяснить почему.

Можно ли было назвать ее опозоренной? Многие сочли бы, что это действительно так. Но Люси никогда не волновало, что о ней думают люди. Ей было небезразлично лишь мнение двух-трех человек на земле. А также самооценка. Что касается последней, то Люси совершенно не ощущала себя «опозоренной». Напротив, пережитый опыт обогатил ее и сделал… счастливее.

И лишь одна мысль застряла в ее мозгу как заноза. Она пыталась отогнать ее и не могла. Ей казалось, что на ней пылает клеймо, навеки оставленное Джереми.

Он сделал ее своей… собственностью.

Люси упала навзничь на подушки и закрыла руками глаза. Ей было нестерпимо думать о том, что отныне она кому-то принадлежала. Она ведь не была вещью, бездушным предметом! Люси не хотела выезжать в свет именно потому, что избегала встреч с самовлюбленными пижонами, рассматривающими ее как товар на ярмарке невест, как предмет торга. Ожидание того, что один из них остановит на ней свой выбор, наденет ей кольцо на палец, заставит ее носить свою фамилию, сделает ее навеки «своей», казалось Люси унизительным.