Церера - Екатерина Алферов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока я корила себя, мы вылетели из тоннеля к небольшой площадке в лесу. Там под маскировочной сеткой стоял планетный глайдер. Я моргнула: на этой штуке не покинуть Цереру.
…И тут на меня снизошло спокойствие, как будто мама и папа обняли меня с двух сторон. Всё стало просто и понятно. Контрабандисты сейчас находится на Церере. Виктор собирается добраться до их корабля, чтобы улететь вместе с ними. Как удобно.
Лес вокруг затянул свой привычный хор:
«Вот выходит дочь Титанов, киклопом пленённая…»
Виктор вытащил меня из вездехода и посадил на глайдер прямо перед собой.
— Немного покатаемся и скоро будем совсем свободны, — прошептал он мне прямо в ухо, моё тело передёрнуло на автомате, но мне почему-то стало плевать на его выходки.
Просто покажи мне, где прячутся твои дружки.
Виктор выкрутил рукояти до предела, и машина сорвалась с места. Одной рукой он держал руль, другой набирал координаты. Я запомнила цифры. Покрутила головой, сколько смогла, но не смогла увидеть ни базу, ни единого корабля рейнджеров. Судя по положению Лето мы летели прямо на юг.
Надо было что-то делать. Я потянулась к разуму Виктора — медленно, осторожно. Теперь я могла видеть сплетение его мыслей и чувств, яркое, хаотичное. Его разум был больше похож на мясорубку, и мне совершенно не хотелось до него дотрагиваться. Страх, жадность, похоть, безумие — все смешалось в ядовитый клубок. Мне нужно было было убедиться, что он полностью невменяем. Неужели он не осознаёт, что поступает неверно? Если был хоть какая-то возможность его остановить… Я искала хоть какой-то проблеск человечности, но тщетно. Его вели адреналин, рефлексы и очень-очень холодный, нечеловеческий рассчёт.
Виктор продолжал управлять одной рукой, другой потянул застёжку моего комбинезона, запустил туда свою лапищу и начал шарить. Мужчина выдохнул в мою шею:
— Я так по тебе скучал…
Мне даже не надо было оборачиваться, чтобы видеть его эмоции. Его противное жёлтое самолюбование, алое возбуждение и розовое удовольствие искрились вонючим облаком вокруг меня. Но мне было совершенно плевать, что он сделает со мной, сознание как будто разделилось и я наблюдала за собой со стороны.
Я развернулась к нему и, глядя прямо в глаза, строго сказала:
— Виктор, это опасно. Ты должен следить за тем, куда мы движемся.
Проклятый киклоп на мгновение замер, глядя на меня, а потом принялся хохотать как сумасшедший. Он замолк через несколько мгновений.
— Я люблю тебя, — ласково сказал он. — Вот почему я люблю тебя. Одна ты меня понимаешь.
Ублюдок, мечтай.
— Сегодня ты узнаешь, каково это грянуться с небес на землю, — спокойно сказала я.
Он захихикал, но почти тут же успокоился. Мужчина опустил своё лицо прямо к моему и прижался лбом ко лбу:
— И что ты сделаешь, радость моя? Удиви меня…
«Простите меня, — я знала, что хор меня слышит. — Вы сделали мне такой подарок, но я применю его во зло…»
Одиссей не колебался, когда вогнал кол в глаз циклопу.
И я не должна.
А потом я одним ударом через гипоталамус взвинтила работу его надпочечников до предела. Это было так просто, так легко проецировать в его мозг адский ужас, который я испытала, когда поняла, что родители мертвы. Прямо вот туда, в переносицу. Прямо в глаз проклятому убийце!
Люди так просто устроены, куски мяса, регулируемые гормонами и рефлексами. Даже странно, что хор зовёт нас Титанами. Мы недостойны этого звания.
Вот так, вот так… Достаточно сдвинуть тут, пробежаться мыслью там… Адреналин хлынул по венам мужчины. Лицо Виктора покраснело, вены на лбу и на шее опасно вздулись, его руки затряслись, и тремор охватил всё его тело, а потом его тело свело судорогой, и он начал задыхаться. Зрачки Виктора расширились настолько, что радужка почти исчезла. Он хотел что-то сказать, но мог только хрипеть.
Я передёрнула плечами, скидывая его руку с моей груди. Мои руки были связаны за спиной, но ничего, кнопка аварийного маяка располагалась прямо передо мной. Поработаем головой! Я со всей дури долбанула по ней лбом, вышибая защитное стекло…
Глава 13 и интерлюдия "В лаборатории"
Осколки пластика брызнули во все стороны. Острая боль пронзила голову, но я почти не обратила на нее внимания. Теперь — нажать кнопку. Кровь со лба заливала мои глаза, но я справилась. С тихим щелчком алый пластик ушёл в своё углубление и начал призывно мерцать. Главное — сигнал подан. Теперь оставалось надеяться, что рейнджеры засекут его и придут на помощь.
Я могла лишь надеяться, что еще не поздно, и отчаянно желать, чтобы поблизости оказался хоть кто-нибудь…
Виктор, все еще находившийся рядом, бился в конвульсиях. Его закатившиеся глаза и побагровевшее лицо, бледные губы, с которых срывались нечленораздельные звуки, представляли жуткое зрелище. Моя способность, мой дар обернулся против него, погрузив в пучину первобытного ужаса. Я не знала, сколько еще продлится эффект и не приведет ли он к необратимым последствиям.
До меня доносились отголоски его агонии, проходясь наждаком по нервам, но надо было терпеть, у меня не было выбора. Я сама с ним это сделала.
Глайдер, лишенный управления, несся вперед на автопилоте. Зеленые кроны проносились внизу сплошным серебристым ковром. Я металась взглядом по приборной панели, пытаясь сообразить, как изменить курс или хотя бы затормозить. Смешно сказать, я сдавала экзамены на вождение вездехода и глайдера Виктору, но сейчас никак не могла сосредоточиться. Все кнопки и рычаги казались одинаковыми, а руки, скованные за спиной, лишали даже призрачного шанса дотянуться до управления.
Перегрузки вдавливали меня в кресло и резко бросало из стороны в сторону при сильной турбуленции. В ушах гудело, а желудок, казалось, прилип к позвоночнику. Каждый резкий маневр отзывался тошнотой и головокружением. Я чувствовала, как кровь приливает к голове, а перед глазами плывут черные пятна.
Так мы пролетели над бескрайним лесом, который вскоре сменился горной грядой — очередным водоразделом. Скалистые пики проплывали прямо по курсу, заставляя меня затаить дыхание. Казалось, стоит зацепиться за один из этих каменных зубцов — и наш глайдер разлетится на куски. Но автопилот, к счастью, вел машину ровно, умело огибая препятствия.
Воздух резко стал суше, у меня начало свербить в горле и я закашлялась.
За грядой расстилалась бескрайняя пустыня — безжизненные пески, изборожденные ветром и временем.
