Ай да Пушкин, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Елисеев выглядел именно так, как и должен был выглядеть настоящий старорусский купец и какими их еще любят изображать заезжие иностранцы. Григорий Петрович был дороден, но это была не болезненная полнота, а именно природная стать, придававшая его и без того немалому росту еще большей представительности и внушительности. Лицо широкое открытое с крупными чертами может принадлежать лишь человеку, не привыкшего скрывать свои чувства, а готового всегда к открытому, без обмолвок, разговору. Дополняла купеческий образ густая борода, правда, аккуратно, со знанием дела, подстриженная.
— Приносим, значит, извинения, что без приглашения, — торговец говорил с достоинством, не спеша. — Поделу к вам, Лев Сергеевич, по взаимоустраивающему, надо думать, делу.
Пушкин-младший удивленно кивнул. Давно к нему не захаживали такие люди и с такими предложениями. Еще несколько недель назад скорее можно было ожидать кредиторов или судебного исполнителя.
— Видел я вашу придумку, Лев Сергеевич, которая «Копейка», — в его руках появился серый газетный листок с кричащим названием «Копейка». Похоже, до этого газетку под мышкой прятала. — Думаю, что это очень добрая придумка, полезная для торговых людей, а не для какого-нибудь баловства. Так и все обчество думает.
Упомянув «обчество», гость сделал небольшую паузу. Явно, давал понять, что понимал под этим весьма и весьма уважаемых людей, а точнее богатейших промышленников и торговцев Петербурга.
— У меня ведь на такое глаз наметан. Сразу выгодное дело чую, нутром прямо, — в голосе купчины послышалось плохо скрываемое довольство. Видно было, что гордился своим чутьем. — Так вот, от газеты тоже может быть великая выгода и большие барыши, которых всем хватит.
Пушкин сглотнул внезапно вставший в горле ком. Когда сам Елисеев заводит разговор о больших барышах, то можно не сомневаться, что он имеет ввиду именно большие барыши, а не что-то иное.
— Обчество, понимаешь, тоже хочет в это дело свою лепту внести. Мы готовы немало поспособствовать развитию газетного дела. Главное, чтобы газеты делу помогали, о наших промыслах, товарах расс…
И пока Елисеев, степенно поглаживая бороду, рассказывал об общей выгоды от развития газетного дела, Лев судорожно вспоминал один из недавних разговоров со старшим братом. Насколько он помнил, тот именно об этом, кажется, и рассказывал. Рассказывал о десятках самых разных газет и журналах только в одном городе, которые будут рекламировать товары и услуги. Точно об этом, получается, говорил и его гость.
— Хорошо, Григорий Петрович, очень хорошо. Я разве против? Наоборот, рад, что такие уважаемые люди понимают важность и серьёзность задуманного дела, — вспомнив, что ему рассказывал брат, Лев это и стал «выкладывать» с невероятно важным видом. — Я уже кое-кто придумал. Думаю, прежде газетку сделаем потолще на несколько листков, чтобы все самое важное смогло уместиться. Добавим рекламы товаров, расскажем о ее пользе и выгоде. Станем давать советы по правильному хозяйствованию, чтобы юнцы не проматывали свои состояния. Ведь, поможете добрым советом, Григорий Петрович? Расскажете, как грамотно торговлей заниматься, как копейку беречь…
Гость все это время важно бороду оглаживал. Вида, конечно, не подавал, но чувствовалось, что доволен.
— Прибавим больше новостей. Чей, людям интересно будет и про Францию, и про Италию, и про Испанию почитать. Пусть знают, как тамошние жители живут, чем дышат, — Пушкин-младший разошелся, вспоминая все новые и новые детали из разговора с братом. — Еще хорошо бы, Григорий Петрович, лотерею устроить. Представляете, объявим, что каждый, кто купить газету, станет участвовать в лотерее с призом в сто, а то и в тысячу рублей.
Елисеев же шумно задышал, глаза заблестели. Сразу почувствовал, что от этого дела можно очень даже неплохие деньги заиметь.
— Лотерея, говоришь? — хрипло произнес он, наклоняясь вперед. — И ведь можно и по другим городам продавать? А если кто выиграет, то все равно при великом барыше остаться можно…
* * *
Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.
Квартира в доходном доме княгини С. Г. Волконской, которую снимало семейство Пушкиных.
Александр Сергеевич же в этот самый момент и не догадывался, что где-то совсем рядом его брат додумался до идеи организации всероссийских лотерей, беспроигрышном способе делать огромные деньги буквально из воздуха. Пушкин был занят подготовкой к визиту, исход которого мог провернуть его жизнь с ног на голову. Очаровав государыню своей новой книгой об Иване-Мореходе, он заручился ее поддержкой перед императором, ее супругом. И теперь его ждала высочайшая аудиенция, где он мог сделать что-то по-настоящему правильное. Не «заколачивать копейку», используя знания будущего, а попытаться изменить окружающий его мир к лучшему.
— Это шанс все изменить, дорогой поэт, — он стоял прямо перед зеркалом и внимательно всматривался в лицо своего же отражения. В какие-то моменты ему начинало казаться, что с той стороны что-то даже хотели ответить. — Пришло время… Хватит, побесился, денег заработал, пришло время по-настоящему потрудиться на благо родины.
Он не страдал ни манией величия, ни мессианским комплексом, прекрасно понимая, что из него не получится ни Петра Великого, ни Ленина, ни Сталина. Глупо сейчас, вообще, мечтать о каком-нибудь «великом» переломе, после которого Россия с сохой станет Россией с ядерной бомбой. Не того он калибра человек, и это Александр давно уже понял. Но кое-что другое всё же можно было бы попробовать сделать.
Теперь, когда финансовое положение семейства более или менее устаканилось, Александр решил «отдать долги» стране. Он всегда знал, и в этом его было не переубедить, что строить новую сильную державу нужно не с солдат, пушек и танков, а с образования. Фраза Бисмарка «войны выигрывают не генералы, а школьные учителя» казалась ему как никогда верной для сегодняшнего дня.
— … Девяносто процентов населения ни читать, ни писать не могут. Крестики в бумагах ставят напротив своей фамилии. Думают, что земля плоская и стоит на трех китах. Боже, а они тут о Третьем Риме рассуждают, о богоизбранности, о нашей исключительности.
Уже несколько дней он думал только об этом. За две ночи подготовил для императора целый доклад, где подробно и с разнообразными схемами расписал, как, по его мнению, нужно реформировать систему образования в империи. На бумаге все было очень и очень прогрессивно, и даже инновационно — обучение девочек в школах и университетах, свободный допуск к образованию людей всех сословий, равное наполнение учебного плана гуманитарными