Дитя Плазмы. (Сборник) - Андрей Щупов

— Так, а теперь сюда. — Николсон, волнуясь, поднял с пола голову изувеченного манекена. — Черт! И здесь то же самое!..

— Но слабее…

— Да, слабее, но это уже не важно.

— Корбута бы сюда!..

— Сегодня же вызовем. — Николсон поднес один из кусочков к лампе. — Похоже на янтарь, но какой-то уж очень багровый. Надо бы посидеть с этими камушками в лаборатории. И не здесь, а у нас в НЦ.

Он поднял с пола туловище манекена, приставил к нему пластиковую голову.

— Одной рукой? Представляешь? Боб отрицательно замотал головой.

— Вот и я не представляю…

В следующую минуту они уже вызывали на связь Вашингтон.

— Это ты, Джек?.. Подожди ворчать, сейчас ты у меня на руках забегаешь. Мои гаврики обнаружили след… Да, тонометр впервые что-то уловил! — Николсон торопливо выложил Йенсену все последние новости. — Это он, босс! Печенкой чую, что он… А насчет того, упустим или не упустим, можешь не волноваться. Мы этот город в один день перевернем… Только вот что с этим парнем делать? Не арестовывать же?

— Ни в коем случае! Если обнаружите, ограничьтесь наблюдением. Я выезжаю к тебе.

— Только захвати с собой Корбута.

— Захвачу. И еще. Фил… Не мне тебе говорить, как это важно. Этот человек нужен нам живым. Будь осторожнее! Возьми его в тройное кольцо и огради от любых случайностей. Ни полиция, ни хулиганье не должны тронуть и волос на его голове.

— Я понял, Джек.

— Тогда до скорого!

За ним охотились, и он это знал. Уже трижды за этот день его навещало недоброе предчувствие. Оглядываясь, Гуль пытался обнаружить преследователей, но прохожие вели себя вполне обыденно. Если за ним и следили, то делали это весьма искусно. Смутное ощущение экрана в голове нет-нет да и возвращалось, тревога Гуля не исчезала ни на секунду.

Словесный сумбур стекался со всех сторон — мысли снующих вокруг людей.

Довольно пестрый кавардак, способный утомить самого любопытного.

Что предпринять?.. Этот вопрос Гуль задавал себе каждую минуту. Он зверски устал: колесил по городу уже много часов и лишь раз присел вздремнуть в скверике, но и там сразу же понял — за ним продолжают наблюдать.

А может, не стоит бегать от них? Пойти навстречу, попробовать объясниться?

А чтобы поверили, обратить внимание на различие в артикуляции или продемонстрировать чтение мыслей… Если он убедит их, что он русский, что ему надо в Россию, почему бы им не помочь ему? Сладкое предположение заставляло его безнадежно вздыхать. Увы, в подобную помощь он не верил.

Ничего в этом мире никогда еще не делалось ради человека. Ради человечества — да! Но не ради одного-единственного человеческого существа. В интересах человечества пренебречь интересами отдельно взятого индивида — такая вот нелепость… В лучшем случае его примутся изучать, как некую диковину, показывать по телевидению, давать информацию в газеты. В худшем — бросят в подвал, как существо опасное для общества. Ни того, ни другого он не хотел.

Он мечтал вернуться домой, освободиться от выпавших на его долю чудес.

Только за один этот день его дважды посетили неприятные открытия. Письмо в родной город, которое он пристроился писать на почте, вспыхнуло игривым пламенем прямо у него в руках. Громко и сердито закричали служащие почтамта, и, бросив догорающий лист на мраморный пол, Гуль поспешил выйти.

Чуть позже он обнаружил, что подклад костюма, в который он обрядился поутру, постепенно тлеет. То есть сначала это была легкая желтизна, как если бы к материи приложили разогретый утюг, чуть позже желтые цвета заметно сгустились, более всего потемнев на уровне груди. Кое-где кусочки ткани попросту обуглились! Пришлось возвращаться к автомобильной свалке, на которой спрятал украденную одежду, и спешно переодеваться. К счастью, изодранная гимнастерка находилась тут же. Это была еще «та» материя, и на этот раз Гуль предусмотрительно надел ее под костюм-тройку. Придирчиво оглядев себя, он нашел, что здорово похудел. Даже в таком двойном облачении одежда висела мешком, топорщась на спине и под мышками. Премудрый Пилберг был прав только отчасти. Им в самом деле не требовалось обычной пищи.

Что-то питало их тела, пока они жили в каракатице. Мельком он подумал, что теперь по крайней мере ясно, отчего загорелся магазин. Все, что происходило с ним в последнее время, было выше человеческого понимания, и единственный вывод, который он сделал, это что впредь ему следовало быть осторожнее.

Энергии, излучаемые им, были отнюдь не безопасны для этого мира.

Ближе к шести он вышел из автобуса в центре города. Улица гудела удивительными машинами — длинными, обтекаемой формы, непривычно красивыми.

Стены домов, высокие до головокружения, мигали и переливались рекламными огнями. Нечаянно шевельнулась в голове мысль, что вот он впервые за рубежом, в чужом симпатичном городе и что как было бы здорово по-настоящему отдохнуть, побродить по музеям и кинотеатрам, поглазеть на витрины, на аттракционы. Но не было желания смотреть и любопытствовать. Хотелось покоя, хотелось того, чего не было и не могло быть здесь — вдали от родины…

Гуль вздрогнул. В голове взбурлило. Город растворился и исчез, превратившись в тропку безликого тротуара, в хаос колышущихся теней. Мышцы поневоле напряглись. Он вдруг увидел себя глазами идущего позади человека.

Остановился. Остановился и тот, что крался за ним. Не оборачиваясь, Гуль торопливо свернул в подземный переход, на секунду задержался возле играющего на банджо негра. Поймав его рассеянный взгляд, негр улыбнулся, едва заметно кивнул на цинковый цилиндрик. Гуль смущенно развел руками.

Мгновенно потеряв к нему интерес, негр устремился взглядом к лестнице, по которой спускались возможные покупатели его мелодий. Тут же у стен стояли другие музыканты. Стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Гуль поднялся по истертым ступеням и оказался напротив красочной вывески кафе. Не задумываясь, шагнул вперед и, миновав вращающиеся двери, обежал взглядом переполненный людьми зал. Несколько шумновато, но, может быть, это и к лучшему.

Впереди высилась сверкающая стойка, рядом стояли обитые рифленой кожей табуреты. Вдоль стен угловатыми стражами выстроились игральные автоматы, музыкальный ящик на пару с плоским, подвешенным вместо картины телевизором оглашали помещение пронзительными криками. Весь этот шипящий и перезванивающий хор совершенно глушил голоса обосновавшихся за столиками посетителей. Вентиляторы, раскрашенные под гигантские ромашки, свисая с потолка, лениво перемешивали жаркий, задымленный воздух. Не теряя времени, Гуль занял ближайший свободный столик и подбежавшему мальчонке в белом переднике спокойным голосом заказал кофе. Его поняли. Малолетний официант скрылся за стойкой, а за столик грузно уселся плотный мужчина с бычьей шеей и багровой физиономией. Он не спрашивал разрешения. Взгляд горящих маленьких глазок был устремлен на экран телевизора. Передавали встречу по кик-боксингу. Вместе с фигурками прыгающих боксеров в камеру то и дело вползали раскрасневшиеся лица болельщиков. Гуль отметил, что многие посетители ничего не заказывают, завороженно следя за разгорающимся поединком.

Отлично!.. Он просидит здесь до самого закрытия. Денег на заказы у него не было, и более чем на одну чашку кофе он не рассчитывал.

— Кто выступает? — поинтересовался он. Багровая физиономия лениво поворотилась в его сторону. В поросячьих глазках читалось откровенное презрение.

— Боб Тайлер. Схватка на полтора миллиона.

Гуль кивнул мальчонке, принесшему кофе, и попытался спокойно, взвешенно продумать свои следующие шаги.

С анализом не заладилось. Поквакивающими лягушонками мысли скакали с места на место, заглушая друг дружку, совершенно не позволяя сосредоточиться.

Припомнив логические словопостроения Пилберга, Гуль вздохнул…

Итак, он здесь — это раз. Некто, возможно, даже целая организация охотится за ним. Это два. Почему?.. Скорее всего из-за разбитой витрины. Но разве это не рядовая кража? Гуль поморщился. Во всяком случае, этим следовало заняться полиции, а он был уверен, что следят за ним отнюдь не полицейские… Покосился на соседей. Багроволицый басовито обменивался впечатлениями с костлявым волосатиком, пристроившимся на табурете рядом.

Гуль невольно перевел глаза на экран. Огромный мускулистый негр в просторных звездно-полосатых трусах наскакивал на своего собрата, более рыхлого, медлительного, и резкими, кольцевыми ударами вонзал кулаки куда-то под локти противника. За канатами чернели распахнутые рты, публика вовсю улюлюкала и соловьем заливался комментатор. Гуль покосился на соседей. Он понимал их, как и прежде, а вот с телеизображением происходило иное.

Как же он не уловил этого сразу? Да и текст на афишах!.. Гуль припомнил многочисленные рекламные шиты вдоль дорог. Везде были английские слова, латинский алфавит! Эти буквы он никогда не умел складывать в слова, но слова, которые слышал и произносил, — здесь он не ошибся ни разу. Его понимали.