Не все ангелы летают - Кирилл Казанцев

– Проходите, пожалуйста, – засуетилась мама.

Пиф Валерич появился следом за хозяйкой на пороге гостиной и замер на полуслове, увидев меня. Он улыбнулся и, опустив голову, посмотрел на свои ноги. Будто обнаружил, что ему выдали разные тапочки. Поднял глаза на меня и воскликнул:

– Ну, слава богу! Значит, все не так плохо, как я боялся.

– Бояться есть чего, Епифан Валерьевич! – горячо заговорила моя мама. – Есть, есть! – Она испугалась, что я кинусь возражать. – Тут он мне такие страхи рассказывает! Нет, сам-то все шутит, но мне не до смеха. Кто-то за ним гоняется, подстерегает… Будто на войне.

– Эх, – вздохнул Пиф Валерич, – на войне я бывал, Вера Ивановна. Там страшно, однако ясно, где враг. А в мирной жизни порой не сразу разберешься. Но ничего. Случалось, что и разбирались. Так что и теперь постараемся… Что же, Василий Сергеевич. Будьте добры, доложите обстановку. Гришенька мне кое-что порассказал, но лучше, как говорится, из первых уст. С кем драться будем?

– Вы, наверное, приемчики знаете? – спросил я с улыбкой.

– Два универсальных могу назвать с ходу. – Он тоже улыбнулся, но не мне, а моей маме. – Первый – быстро и далеко убежать. Второй – хорошенько спрятаться.

– Я не сразу понял, что пришло время применить первый прием, – признался я, – поэтому меня несколько раз пытались подкараулить и едва не достали. Не знаю, почему так везло. Надо вот у мамы спросить, быть может, я в рубашке родился или с двумя макушками?.. Второй прием вроде бы удался, раз пока не нашли.

– Расскажите, как вы всех провели?

Я поведал ему про рыбалку.

– Хм, годится, – согласился Пиф Валерич. – Даже если и есть сомнения у кого-то, как их разрешить? Вас нигде нет. Обычно такие вот неожиданные, кажущиеся совсем нелепыми, чтобы кто-то мог срежиссировать, вещи в жизни и случаются. Как говорится, нарочно не придумаешь… Давайте, Василий Сергеевич, посидим, покалякаем, раз уж я к вам приехал. Григория я пожурил за то, что так долго молчал о возникших проблемах. Мне бы раньше подключиться! Ваши проблемы, согласитесь, меня по должности касаются… Пока я ее занимаю, – на всякий случай оговорился он.

Мама приготовила чай, подала только что испеченные пироги. Валерич, попробовав, очень похвалил. Я принялся рассказывать, начав с падения Гали Биржи. Имея в виду, конечно, не ее моральный облик – падения в прямом смысле, с лоджии. Хотя склонности к стяжательству покойной речь тоже коснулась, в меру необходимости.

Поведав все, что мог, я признался Пифу, на что рассчитывал, инсценируя собственную гибель. Если это все-таки Элеонора, она должна проявить себя.

– Каким образом? Объявить свои претензии она смогла бы лишь по истечении срока, после которого вас, пропавшего, признали бы сами знаете кем. Не хочется даже произносить это слово при матери. Умершим!

– Претензии на вступление в наследство – да, – согласился я. – Но разве человек, который готовится это сделать, оставит без внимания хозяйство, каковое в мыслях уже считает своим? Да ни за что! Он немедленно установит за этим хозяйством неусыпный контроль, дабы временные управленцы дров не наломали! Разве не так?

– Значит, вы все-таки подозреваете Элеонору?

– Я пытался выяснить, кто может, так сказать, стоять в очереди за ней. Она ведь нездорова. Просил Гришу…

– Дальше можете не продолжать. Для Гришеньки эту информацию собирал я. Там действительно – никого… Нет, отыскать каких-нибудь наследников, условно говоря, восьмой очереди, можно, но для этого их действительно надо искать. Мы же пытаемся выявить тех, кто мог бы начать свою игру, так?.. Василий Сергеевич, я хорошо знаю дочь Александра Богдановича, она не способна. И, вы ведь сказали, полиция уже поймала того, кто сгубил вашу родственницу? Похоже, это никак не связано с нашим пансионатом, как вы и сами допускали прежде?

– Якобы да. Но, честно скажу, я не поверю в то, что пойманы настоящие преступники, пока лично не поговорю с капитаном Банниковым, который ведет дело. Разве что он меня убедит.

– А почему вы так категорично настроены?

– Тот ночной стрелок, что проник ко мне в квартиру… Конечно, я видел его при слабом освещении от окна, но… Я помню подозреваемого, сына Пепе Длинный Чулок. Фигура похожа, но, как бы выразиться… тяжеловата. Киллер же двигался легко.

– Ну, наверняка вы этого знать не можете, – возразил Пиф Валерич. В критическую минуту и толстяк способен проявить куда больше энергии, нежели обычно.

– Да. Наверное, вы правы, – вынужден был согласиться я. – И все же очень хочу поговорить со следователем.

– Ну, что же. Я пока побуду в Нижнем Новгороде. Если вы не против, я готов сопровождать вас в поездках, – предложил он. – По правде сказать, в Нижнем Новгороде мне делать нечего, кроме как навестить старых друзей, чтобы хлопнуть с ними по стаканчику.

– У вас здесь есть друзья?

– А то как же! – Он хитро подмигнул мне. – Причем не только в моей бывшей конторе, но и, так сказать, у смежников. Так что есть к кому обратиться, в случае чего. Иначе, как бы я зарабатывал себе на хлеб?

– Конечно, я не откажусь от вашей компании, Епифан Валерьевич.

Банников поперхнулся, услышав мой голос в телефонной трубке. Значит, спектакль удался. Он согласился принять меня немедленно, пообещав выписать пропуск. Оставив своего одесского гостя в машине, я вошел в полицейское управление. Здание как здание. В коридорах – люди как люди. «Никому нет до тебя дела, – думал я, ища нужный кабинет. – Даже и не скажешь, что дело тут же появится, дай только повод. Суд да дело».

Осмотрев меня с головы до ног, Банников хмыкнул:

– Я видел утопленников, которые выглядели гораздо хуже, чем вы… Ну и что это был за розыгрыш, Василий Сергеевич?

– О чем вы, Игорь Вениаминович? Не понимаю, отчего поднялся такой переполох вокруг моей скромной персоны. Все искать бросились… Был на рыбалке, захотел попить чайку, пошел за термосом к машине, потерял фонарь. Без него возвращаться ночью на лед не решился. Думал съездить за новым – машина не завелась. Я на нее обиделся и ушел пешком.

– Правда? – Банников прищурился. По моему тону он прекрасно видел, что я и не рассчитываю, что мне поверят. – И где вы были все это время?

– Ушел в загул, – доверительно сообщил я, понизив голос. – Как холостяк холостяку.

– Перестаньте, Василий Сергеевич, – добродушно пожурил меня следователь. – Это была ваша индивидуальная программа по защите свидетеля, то есть себя, как я сейчас понимаю, не так ли?

– Вы ведь меня не защищали… Но теперь, как я слышал, бояться больше нечего? Преступники пойманы?

Банников тяжело вздохнул:

– Пойманы, пойманы.

– Так и думал! – воскликнул я.

– Что?

– У вас нет уверенности, что это сделали Пелагея и ее сынок, правда?

Банников твердо посмотрел на меня и изрек:

– Против задержанных имеются неопровержимые улики.

– Кольцо и пистолет?

– Вы, я вижу, в курсе.

– Слухом земля полнится… Задержанные не признаются? Да? – Я напирал на Банникова. Чувствовал вдохновение, как за письменным столом, когда долгими зимними вечерами высасывал из пальца сюжеты своих романов. К весне указательный палец на левой руке терял в весе, в процентном отношении, больше, чем медвежья лапа за зиму, мне кажется!

Банников нахмурился. Я тащился от проявления собственной наглости в реальном кабинете реального следователя.

– Я знаю, вы не обязаны мне отвечать, можете сослаться на тайну следствия, и вообще, вопросы здесь задаете вы. Просто хочется знать, могу ли я спокойно ходить по городу или лучше подумать над новой «программой защиты»? Вот только куда мне девать своих домочадцев, возвращающихся на днях из отпуска?.. Подозреваемые не признаются, да? – спросил я опять.

– Нет, не признаются, – подтвердил сыщик. – Но причина понятна. Сынок – тертый калач, в девяностые почти всех дружков потерял, а сам и не сел, и выжил. А мать молчит, потому что иначе сына не увидит больше. Не доживет. Ему такой срок дадут!.. С ними – ясно. Мне не понятно другое. Почему молчит соседка, которая сдала в ломбард кольцо по паспорту Пелагеи Петровны?

– А как кольцо опознали, по описанию? – спросил я недоверчиво.

– По фотографии. Дочь владелицы кольца Галины, Виктория, по просьбе матери делала оценку незадолго до ее гибели, ну и сфотографировала вещицу. Она же на днях обнаружила пропажу кольца и написала заявление.

– А паспорт Пелагеи точно был настоящий?

– Самый что ни на есть. Его проверили в ломбарде, это теперь легко, и ксерокопию сделали. Лишние проблемы никому не нужны. Пелагея в ломбард позвонила накануне, договорилась, что соседку пришлет. Сама, мол, хворая, а деньги нужны. (Разумеется, она это тоже отрицает.) И, значит, затем соседка пришла, действительно с ее паспортом. Позже паспорт нашли у Пелагеи в квартире, и в нем – залоговый билет из ломбарда. Поскольку никто из жильцов дома не признался, что выполнял такое поручение Пелагеи, девушка в ломбарде по нашей просьбе помогла составить фоторобот неведомой соседки.