Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья Олегович

До прибытия подмоги никто из разведчиков не дожил, причём, они были убиты почти сразу, как только добрались до башен, ещё до нападения на лагерь. Скаковых овнов нигде не было, следы копыт терялись на горных тропках.

— Но кто-то же нам сигналил всё это время! — возмутился один из воевод.

— Они и сигналили, — сказал Оредин мрачно, — дылды.

— Но откуда им знать…

— Вы меня не услышали, почтенные, и я в гневе оттого, что должен повторять: мы пришли на войну с примитивным племенным войском, а вместо него столкнулись с вражеской армией. Вы не можете не понимать разницы. В частности, у них есть своя разведка, и, я уверен, за полторы тысячи лет люди постарались изучить нас во всём многообразии и доступной глубине. Как враг освоил сигнальный язык — Мать-Гора ведает, но он им владеет, и вновь опережает нас.

Гномы за столом шумно сопели.

— И что же это всё значит? — наконец спросил Троин эаб Феладан.

— Разведки у нас больше нет, — вот что, — проворчал эаб Годвур, сжимая бороду в кулаке.

— В какую игру эти выродки с нами играют? Зачем…

— Они не играют. — Оредин смотрел в одну точку прожигающим взглядом. — Каждый их удар до этого момента: по командованию, по припасам и по разведке, наносил ущерб ещё и боевому духу. Сейчас они ударили по духу с удвоенной силой, они хотят, чтобы мы верили, что находимся в полной их власти и наше поражение предрешено.

Офицеры смотрели на Оредина, ожидая, что он убедит их в обратном. Наследник крови молчал, не желая признавать, что единственный разумный путь сейчас — позорное отступление. Он ненавидел своего отца, но при мысли, что Улдин будет презрительно отчитывать сына, крутило кишки и тело покрывалось холодным потом. Толстые узловатые пальцы сжались до хруста, молодой гном шумно сопел.

Озрик с кряхтением поднялся, обошёл стол нетвёрдым старческим шагом, и приблизился к резной тумбе, что стояла в дальнем от входа правом углу шатра. На тумбе имелся футляр, сработанный из горного хрусталя, а над ней висел бронзовый, позолоченный лик Туландара. Эти предметы можно было найти в жилище любого истинного гнома, их также часто помещали в местах, где принимались важные решения. Внутри хрустального футляра находился большой толстый том, убранный в драгоценный оклад, — Уклад, единственная книга, которую гномы считали священной как вещь в себе.

Открывать футляр имел право только хозяин жилища, либо, в некоторых случаях, самый старший из присутствовавших гномов. Обычно эти условия совпадали, но не сегодня. Озрик бережно изъял книгу и с большим трудом перенёс её к столу, аккуратно положил перед Оредином, утёр рукавом пот со лба. Наследник крови посмотрел на оклад, на запыхавшегося старика, разжал кулак.

— Ты прав.

— Знаю, мой мальчик.

Оредин положил руку на священную книгу.

— Как же ты прав, старый друг. Вы, все, слушайте! Я хочу сделать то, что предводитель делать никогда не должен, — признать свою ошибку. Мастер Озрик напомнил мне, что мы с вами счастливцы от рождения, ведь мы — гномы. Я сказал вам, что мы бьёмся на чужой земле, но это не так, Хребет принадлежит нам по праву металла и крови, и мы напомним об этом дылдам. Они умеют красться в тенях, а мы можем бегать по гравию без малейшего шума. Они могут прятаться под камнями, а мы умеем притворяться камнями. Я сказал вам, что у нас нет разведки, но я соврал, ибо у нас есть опытные гномы, которым просто придётся передвигаться самостоятельно. Мастер?

— Слушаюсь! — командир разведчиков стукнул кулаком о шлем.

— Подготовь лучших, пусть облачатся в каменные плащи, возьмут припасы и выступят парами, ночью, желательно, в новолунье. Они умеют выживать в горах лучше кого бы то ни было, пусть не спешат, пусть ищут логово зверя, его тропы, его схроны, его секреты, а когда найдут, — приведут нас и возмездие на лезвиях топоров.

— Слушаюсь!

Разведчики прокрались за внешние стены следующей ночью, когда облака застлали небо и ни звёзды, ни луна не смогли бы предать их.

Хоть наследник крови и решил, что корпус будет ждать вестей, без дела сидеть он никому не позволил. Оредин внимательно следил за болящими ратниками, а здоровых отправлял наружу копать всё новые линии рвов и валов. Пусть враг думает, что гномы упрямо окапываются для отражения штурма. Пусть враг думает, что гномы не понимают, что никакого штурма не будет.

Вскоре наследник приказал исключить из периметра два вагона и выпустить их из лагеря. Приказ экипажам был простой: доехать до бронзовых ворот и вернуться назад. Оредин следил за их размеренным движением через подзорную трубу, смотрел, как вагоны достигли цели, простояли на месте какое-то время, и развернулись. Они доползли до лагеря без происшествий.

— Нет никакого пороха, — объявил вечером наследник, — им не по силам обрушить на нас горы. Завтра к воротам отправятся вагоны с баллистами, внутри будут воины. Вырвем створки и войдём в ущелье. Почтенный Кумбах эаб Вильтесау возглавит бригаду ратников на втором транспорте, почтенный Нильссан эаб Годвур примет командование в лагере, а я поведу приставленную стражу. Что бы там нас ни ждало, оно испробует сталь и огонь!

На следующий день, по утру, приказ начал исполняться. Выбранные вагоны медленно поползли на север по долине, присыпанной снегом; гномы тряслись внутри, вооружённые и одоспешенные. Оредин следил за горами через орудийные люки, переходя от борта к борту; раненная рука лежала на эфесе меча, тяжесть доспехов успокаивающе давила на плечи.

Надев свой великолепный шлем, наследник поднялся на крышу, где прислуга подготовила баллисты, а стрелки зорко следили за подступающими горными склонами. Озрик стоял рядом с лафетом, кутаясь в шубу, накинутую поверх плаща, он настоял на том, что будет сопровождать ученика в походе.

Вагоны достигли цели, остановившись в полутысяче шагов и обслуга навела острия гарпунов на бронзовые створки. Оредин нетерпеливо махнул рукой, и раздались громкие хлопки, блоки баллист отправили гарпуны в полёт, а катушки с цепями стали разматываться. Снаряды ковались на совесть, и руны, вложенные в них, давали особую силу. Старая бронза не выдержала, гарпуны засели глубоко, и Оредин дал команду на задний ход. Цепи натянулись, по корпусам вагонов прокатился рокот напряжения. Какое-то время машины буксовали, рыли гусеницами землю, стравливали пар, хрипели и шипели, но, мало-помалу они стали пятиться. Бронзовые створки со стонами поддавались, металл искажался, пока, наконец, не треснул камень, там, где в него были вбиты петли. Эхо от упавших врат само по себе походило на пушечный залп, все гномы замерли, боясь, что горы обрушатся, но, пока что, судьба была милостива.

В открывшемся проходе царствовал пылевой туман и непроглядная мгла.

— Разворот!

Вагоны медленно повернулись вокруг своей оси, открылись грузовые ворота и наружу хлынул стальной вал. Латники, на ходу собираясь в шеренги, смыкая щиты, двинулись в ущелье; впереди шагали командиры, хоругвеносцы и огнеметатели, позади были стрелки.

— Вперёд! — кричал Оредин, неся на левой руке семиконечный щит, и сжимая в правой меч. — Строй держи, печатай шаг!

— Ху-ра! Ху-ра! — отвечали десятки лужёных глоток.

— Света!

Огнеметатели в плотных чёрных плащах, с дыхательными масками на лицах и бочонками на спинах, подняли трубки, и пустили по шлангам алхимическую огнесмесь. Струи гудящего пламени разогнали мрак впереди.

— Шагом марш!

Гномы двинулись дальше по горящей земле, всё глубже в ущелье, в темноту, которая не сдавалась без боя.

— Фонари! Быстрее! Смотри под ноги! Держись плеча!

Чёрная земля, чёрные каменные стены, уходившие в высь, и только там, далеко наверху бежала тонкая белая трещина. Гномы шли. Постепенно им становилось всё труднее держать построение в смыкающейся тесноте; под сапогами начали попадаться кости, и чем дальше ратники продвигались, тем больше становилось костей вперемешку с белёсым крошевом и совсем уж мукой. Появлялись целые кучи костей, а затем свет выявил на стенах ущелья символы.