Встретимся в раю - Вячеслав Сухнев

— А совесть? Тоже комплекс?

— Смотря какая совесть…

— Э, Николай Павлович, не крути, — нахмурился Шестов. — Совесть — вне категории качества. Она или есть, или нет.

После этого они замолчали и стали смотреть в разные стороны. Москва уже подошла — любимая, ненавистная, грязная и великая. Ржаво-сизым покрывалом была укутана она, и Рыбников поплотнее закрыл стекла. У самой редакции, когда Петрович выруливал на стоянку, Гриша сказал:

— Боюсь, что не смогу… быть полезным. Именно из-за разного взгляда на природу совести.

— Куда ж ты денешься, задрыга! — почти любовно сказал Рыбников и достал магнитофончик, с которым Гриша сидел на совещании у главного. — Дарю! А свою совесть успокой простым соображением: старики уходят по закону природы. Когда-нибудь и нас… уйдут. Ладно… Пойдем снаряжать последнюю бомбу нашего старика!

Они поднялись в кабинет Рыбникова, где первый заместитель главного редактора усадил Гришу со статьей к компьютеру, а сам отправился к производственникам, прихватив из сейфа в качестве последнего аргумента несколько долларовых бумажек и бутылку смирновской водки. Шестов вывел на экран заголовок и первую фразу: «Мы редко задумываемся, до чего же хрупкий мир окружает нас…» И словно услышал тиканье взрывного механизма.

Почем мозги?

Зотов поднялся по знакомой скрипучей лестнице с козырьком и перевел дыхание перед красной надписью: «Частное владение. Стреляю без предупреждения». Из-за толстой двери с разлохмаченным коричневым кожезаменителем неслась музыка — какой-то сентиментальный романс прошлого века. Правда, крутили романс очень громко, аж зубы заныли у Зотова. Первый стук за дверью оставили без внимания. У Лимона, скорей всего, были гости. То ли не слышали, то ли не хотели открывать. Тогда Зотов стал колотить набалдашником палки о косяк. Дверь с рычанием распахнулась во всю ивановскую, и теперь любой зевака со двора мог полюбоваться прихожей с драными выцветшими обоями, продымленной кухней и полуголым хозяином с дробовиком в потных лапах.

— Зотыч! — заорал Лимон, шагнул в сторону, приложил ладонь к плешине за неимением шапки. — 3-заходи!

На кухне сидел такой же голый по пояс волосатый мужик, а на столе перед ним цвели на клочке газеты мятые помидоры и репки злого лилового лука. Ополовиненная емкость качалась в руке мужика — он отбулькивал дозы в зеленые высокие бокалы и моргал от напряжения.

Лимон прихватил Зотова за талию и поволок на кухню, к волосатому разливальщику. От приятеля шибало водкой, луком и зверем, и Зотов поневоле придержал дыхание. Волосатый повернулся на табуретке, ухватил с дребезжащего холодильника пустую миску, проверил пальцем на стерильность и плеснул туда водки. А свой бокал великодушно пододвинул Зотову, которого Лимон уже гостеприимно вбил в табурет.

Ощутив тяжесть горячей дружеской длани на плече, увидев пьяное умиление на потной морде Лимона и суетливую готовность, с которой волосатый принялся пластать кривым ножиком помидоры и ватный американский хлеб, Зотов не смог отставить в сторону зеленый залапанный бокал с золотистым рубчиком, а лишь вздохнул обреченно, засмеялся и сказал:

— Со свиданьицем! И если можно — заткните проигрыватель…

Водка была теплой, сладковатой, с резким сивушным духом, как всякая рисовая водка, и Зотов через секунду почувствовал, что желудок сворачивается в трубку. Лишь после помидора и куска хлеба оскорбленный насилием орган нехотя встал в прежнюю позицию.

Зотов потянул из пакета консервы и бутылку. Лимон и волосатый умильно переглянулись.

— Ты ангел, Зотыч, да? — ласково спросил Лимон. — Или уже коммунизм наступил?

— Ешьте, ешьте, — подтолкнул Зотов банку. — А то на вас страшно смотреть…

Собутыльников не надо было просить дважды. Через минуту жестяным серебром засияла изнутри банка. Лимон и волосатый, который был представлен Зотову как Серега Жердецов, представитель умирающей профессии автоугонщиков, дружно закурили и блаженно отвалились от стола.

— Тушенка — это вещь, — убежденно сказал Лимон. — Ты бы, Зотыч, почаще заглядывал.

— Заглядываю, как могу, — пожал плечами Зотов. — Тем более ты работаешь, а я…

— Ага, — обидчиво сказал Лимон, — заглядываешь! Только по делу, брат… А без дела навестить старого товарища — слабо. Вот и теперь, признайся, не просто ведь так приканал к бедному Жоре Лимону?

— Да, бедный Жора, — согласился Зотов. — По делу приканал.

— Тогда я пошел, — сказал Жердецов, косясь на бутылку.

— Пошел, а? У вас дела, у нас делишки.

Лимон открыл бутылку, налил полный бокал и жестом заставил Жердецова выпить. А потом разрешил:

— Теперь иди. Привет Валентине, пусть не ругается.

— Ну, если что, — поднялся Жердецов, — если, значит, понадоблюсь…

А когда они остались одни, Лимон вылил на голову кружку воды из-под крана, вытерся какой-то рванью и буднично сказал:

— О деле — так давай о деле. Пока мозги раком не встали.

— Ты зачем столько пьешь, Лимон? — укорил Зотов. — Когда ни приду…

— Ничего, — отмахнулся Лимон. — На свои пью. Это раз. Ума не пропиваю — два. А вообще, от страха пью, Зотыч… И не хочу объяснять, какой он, страх-то. Просто жить страшно. Ложусь спать — боюсь. Просыпаюсь — боюсь… Тебе не бывает страшно?

— Бывает, — подумав, сказал Зотов. — Но это не повод… Не надо, угодив в клетку, чесаться и ловить блох на потеху почтеннейшей публике. Достоинство надо сохранять и в клетке.

— Это я слышал, — угрюмо сказал Лимон. — Эти поповские побасенки… Просто удивительно, до чего же вы, твердолобые большевики, сродственны с попами! Я на твоем месте давно бы махнул в семинарию. Ты еще вполне можешь дослужиться до епископа. Или кто там у них самый главный…

— Хорошая перспектива, — согласился Зотов. — Как-ни-будь подумаю над этим предложением. А пока — сведи меня снова с Беззубым. Есть фантастика семьдесят какого-то года. Оскудел я, Лимончик!

— Накрылся Беззубый, — вздохнул Лимон. — Не поделил что-то со своим большим Кругом. Ну, спустили, говорят, в ливневую канализацию — до сих пор родственники ищут. Так что место вакантно, можешь сам открывать лавочку.

— Жаль, — понурился Зотов. — Очень жаль… А с собственной лавочкой не пойдет. Не получится из меня акулы книжной биржи. Но ты же других жучков знаешь!

— Знаю, однако после Беззубого к ним опасно подходить. Плохая рекомендация, брат. Если ты совсем на последнем выхлопе, могу подкинуть немного капусты.

— Не возьму, — сказал Зотов. — Отдавать нечем. А чувство долга меня, как всякого нормального человека, сильно угнетает. Черт знает куда податься! Может, натаскаешь по-немецки, если сам не забыл? Да и рвану куда-нибудь во Франкфурт!

— В который? — буркнул Лимон. — Их два, чтоб ты знал. Один на Одере, другой на Майне. И везде, обрати внимание, вакансии заняты. Между прочим, нашими бывшими друзьями по лагерю. Они, подлецы, никогда не забывали язык настоящих победителей. А кроме того, у них на Западе лучше репутация, ибо, в отличие от нас, раздолбаев, не успели за свой короткий социализм разучиться работать. Поэтому сначала их берут, потом турок. А уж потом — нашего брата. Так что дворником пойдешь. Костя! Если турки не зарежут.

Выпили, помолчали.

— Еще надо получить вызов, — вернулся к теме Лимон.

— Заплатить кучу денег. Сначала в виде выездной пошлины, а затем — въездной… Стригут шерстку, что ты хочешь! И после всех мытарств — в дворники, Зотыч, в дворники!

— Да-а, — протянул Зотов в тоске. — Большая у нас планета, а жить негде.

— Иди-ка ты ко мне в напарники! — воодушевился Лимон. — И не вороти рыло! Работа — не хуже прочих. Я из тебя такого крысобоя заделаю — прима! Деньги будешь лопатой грести.

— Как ты?.. — усмехнулся Зотов.

— А что… — чуть смутился Лимон. — Если бы не пропивался.

— Нет, — покачал головой Зотов. — Мне сегодня уже предлагали работу. Если соглашусь — квалификацию потеряю. Тогда действительно финиш… так до сдоху и буду крыс морить. Видно, придется все-таки продаваться в одну шарашку. Как раз сегодня приглашали зайти.

Он отодвинул стакан, прихватил палку свою ободранную и протянул руку Лимону.

— Где хоть шарашка? — спросил тот. — На Сретенке? Ну, загляни потом. Вдруг не договоришься.

Через несколько минут неспешного хода по горячему и пыльному переулку Зотов выхромал к «Аргусу» — длинному трехэтажному зданию, в котором размещались представительства совместных предприятий машиностроения. В мрачноватом вестибюле, среди фикусов и пальм в кадках, торчал охранник в серой униформе.

— Куда, к кому, на сколько? — рявкнул он металлическим голосом.

Зотов сказал, куда и к кому. А на сколько, мол, не знает. Если не зарежут, то ближе к вечеру выйдет. Охранник юмора не оценил, знаком попросил показать опознавательный браслет, ушел за конторку и пощелкал на пульте монитора внутренней связи. И развернул его, чтобы где-то там, в недрах «Аргуса», могли полюбоваться на Зотова.