Брачная ночь - Николь Джордан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голос его был нежен, как бархат.
— Один поцелуй, и ты уйдешь?
— Да, если ты этого захочешь.
— Клянешься?
— Клянусь.
Напряженная, словно туго натянутая струна, Аврора подошла к нему и встала перед кроватью. Николас взял ее руку и поднес к губам, продолжая смотреть ей в глаза. Затем взял ее указательный палец в рот и стал его сосать. Ощущение было столь острым, что Аврора тихонько вскрикнула.
— Ты сказал, один поцелуй, — дрожа всем телом, прошептала она.
— Тебе ведь приятно, ты не можешь этого отрицать, — тоже шепотом произнес он. — Я даже слышу, как сильно бьется у тебя сердце.
— Прекрати, слышишь?
— Потерпи немного, — беззаботно ответил Николас.
Он привлек ее к себе, опрокинул на кровать и лег сверху. Она чувствовала силу его гибкого мускулистого тела… Он ничего не делал, просто смотрел на нее.
— Что дальше? — спросила она, задыхаясь, стараясь не поддаваться искушению поцеловать его красивый чувственный рот.
— Спрячь коготки, сирена. Я просто хочу напомнить тебе о том, чего ты хочешь себя лишить. О наслаждении, которое ты испытываешь в моих объятиях, — шептал он, прильнув к ее губам.
Глава 10
Его страсть вызвала во мне ответную страсть. И ее сила испугала меня.
Николас целовал ее нежные губы, и жажда его возрастала по мере того, как он пил нектар ее рта.
Почувствовав, как она беспокойно заерзала под ним, Николас погрузил пальцы в шелковистые пряди ее волос и прижал ее голову так, чтобы она не могла противиться его поцелую. Язык его медленными толчками проник в самую глубину ее рта, словно его мужская плоть в ее горячее лоно.
Не прошло и нескольких секунд, как она выгнулась ему навстречу и застонала. Николас едва сдерживал бушующую в нем страсть.
И все же он нашел в себе силы оторваться от ее губ и, тяжело дыша, откатился в сторону.
Он должен был знать, что она хочет его.
Аврора приподнялась на локте. Волосы золотым дождем рассыпались по подушке. Он видел, что она вся во власти желания. Ни одну женщину он не хотел так, как Аврору. Хотел не только телом, но и душой.
— Ты no-прежнему будешь утверждать, что нас ничего не связывает?
— Это… всего лишь похоть.
— Для мужчины четыре месяца без женщины — долгий срок. Но я могу терпеть и дольше. К тому же моя похоть никак не объясняет твоей реакции. Признайся хотя бы самой себе, что ты хочешь получить от меня нечто большее, чем поцелуй.
Она поднесла руку к губам, и желание с новой силой охватило его. Николас сжал зубы.
Надо уходить, пока искушение не заставило его взять Аврору силой. Еще немного, и обоим будет все равно, услышат их или нет и что за этим последует.
Николас поднялся и стал одеваться, чувствуя на себе ее взгляд.
— Ты уходишь?
— Я же обещал.
Видимо, она не поверила ему, когда он поклялся ограничиться одним поцелуем. И ее по-прежнему волновала неопределенность их отношений.
— А как же насчет нашего брака, Николас? Ты согласен с тем, что мы не должны жить вместе?
— Сейчас не время.
Он почувствовал, что ей стало легче. — Так ты вернешься в Америку?
— У меня здесь есть еще кое-какие дела, — ответил он. — Пожалуй, оставлю тебе на хранение мой пояс и саблю. Пират, шатающийся по улицам, может вызвать подозрения.
— Это уж точно. Оставь свои безумные выходки, перестань рисковать, не то тебя арестуют.
Он снова улыбнулся и накинул на плечи плащ, Николас колебался. Впервые он покидал женщину, не удовлетворив ни себя, ни ее. Слегка растрепанная после сна, раскрасневшаяся, она была необыкновенно красива. Не удержавшись, Николас подошел к ней и крепко поцеловал.
— Николас! — воскликнула она, отшатнувшись. — Ты же обещал!
— Тише, любимая, не то слуги услышат. Это всего лишь прощальный поцелуй. Не знаю, когда мы теперь снова увидимся.
Он взял со столика книгу и засунул в карман плаща, после чего подошел к окну, одним ловким движением перекинул ноги, обернулся, несколько секунд смотрел на Аврору и исчез.
Аврора бросилась на кровать. Чувства ее были в смятении, сердце бешено билось, тело ныло от истомы.
Николас принадлежал к тому типу мужчин, перед которым не может устоять ни одна женщина.
Аврора вздрогнула; ей припомнились строки из дневника француженки. Желание удерживало ее в плену у султана крепче, чем любые запоры: она стала рабыней своего чувства к нему, своей необузданной страсти.
У Николаса было много общего с этим султаном, он буквально завораживал Аврору своими ласками.
Аврора поднесла руку к груди — слишком живым и ярким было воспоминание о его прикосновениях. Как муж, он имел право требовать от нее исполнения супружеского долга, однако она поклялась, что больше не подпустит его к себе. Она больше не могла верить ему, а главное — не могла верить самой себе.
У Авроры были свои понятия о чести, у Николаса — свои. Он, не моргнув глазом, устроил фарс с собственными похоронами, в Англию явился под именем кузена. Ложь для него была делом привычным.
Аврора достаточно натерпелась от отца и такие чувства, как гнев или ярость, не считала достойными порядочного человека. В то же время Николас вызывал в ней гнев, так легче было держать его на расстоянии.
Кажется, она убедила его в том, что им не надо жить вместе, но не была уверена, что он снова не явится к ней.
Было еще довольно рано, когда Николас добрался до конюшни у дома леди Далримпл. Там вовсю кипела работа. Конюхи готовили кареты к утреннему выезду.
Ник договорился встретиться здесь с сестрой, но вместо Равенны увидел ее конюха-ирландца, того самого, что она привезла с собой из Америки. Он вел под уздцы двух лошадей — одну черную, порезвее, другую спокойную.
Решив проверить, насколько ему удалось замаскироваться, Николас обратился к ирландцу, сказав, что хочет нанять экипаж на неделю или две и поговорить об этом с владельцем.
Ирландец почтительно снял шляпу — он видел, что перед ним джентльмен.
— Вам лучше поговорить с мистером Доббсом. Он у себя в конторе, вон там.
— Спасибо. — Николас не торопился уходить. — Славная кобыла. У твоей хозяйки хорошее чутье на лошадей.
Ирландец уставился на Николаса.
— Готов поклясться, что передо мной призрак, — пробормотал он.
— Я не призрак, О'Малли. Просто я похож на одного пирата, которого должны были повесить, но так и не повесили.
Веснушчатая физиономия ирландца расплылась в улыбке.
— Черт меня подери… Ни за что не узнал бы вас с такими темными волосами.
— Именно этого я и добивался. Я выдаю себя за своего кузена из Бостона, мистера Брандона Деверилла. Раз уж ты меня не распознал, можно быть спокойным.