Подарок - Сесилия Ахерн

— Вы словно удивлены.

— Нет, конечно. Впрочем, да, удивлена. То есть… а что за работу он вам предложил?

— Работу в экспедиции.

— А ему-то какая в этом выгода? — Она нахмурилась.

Гейб рассмеялся.

— Так вы считаете, что он это сделал ради собственной выгоды?

— О, конечно, это ужасно, что я так сказала. — Она закусила губу, чтобы скрыть улыбку. — Я не имела в виду ничего плохого. Я знаю, что Лу хороший человек, но просто в последнее время он… очень занят, что ли… Или, вернее, рассеян. В том, чтобы быть занятым, нет ничего дурного, пока это не приводит к рассеянности. — Она взмахнула рукой, как бы отгоняя что-то. — Но с ним-то как раз все не так. Он, можно сказать, постоянно находится в двух местах одновременно: телом — с нами, мыслями — где-то еще. Все, что его заботит в последнее время, — это его работа, как бы помочь работе, улучшить ее, как бы успеть с одной встречи на другую в максимально короткий срок. И так постоянно, постоянно… Поэтому, узнав, что он предложил вам работу, я просто подумала, что, слава богу, вы, по-видимому, сумели пробудить в нем хорошее.

— Он хороший парень, — повторил Гейб.

Рут не ответила, но он продолжал, словно прочел ее мысли:

— Но вы хотите, чтобы он стал еще лучше, не так ли?

Она взглянула на него с удивлением.

— Не волнуйтесь. — Он положил на ее руку свою, и жест этот удивительным образом ее успокоил. — Так и будет.

Только когда на следующий день Рут пересказывала своей сестре всю эту историю и этот разговор и та раздумчиво морщила нос, считая все это крайне странным и подозрительным, каким ей казалось почти все на этом свете, Рут вдруг удивилась, почему ей не пришло в голову расспросить Гейба и почему в тот момент она не ощутила никакой странности. Но ведь непроизвольные импульсы важнее, а в тот момент она не почувствовала потребности задавать вопросы. Она поверила ему, или, по крайней мере, ей хотелось поверить. Добрый человек пообещал ей, что ее муж станет еще лучше. Чего же тут думать задним числом?

16

Пробуждение

Наутро Лу проснулся оттого, что голову его с удивительной настойчивостью долбил дятел, стуча ему в макушку. Боль со лба перетекала на виски и охватывала затылок. Где-то за окном просигналила машина, что было странно в этот час, и послышался шум автомобильного мотора. Он опять закрыл глаза и попытался вновь уйти в страну сонных грез, но чувство ответственности, дятел, а также звук, похожий на хлопанье двери, не позволили ему погрузиться в тихую гавань сладких снов.

Во рту было сухо, и он поймал себя на том, что ворочает языком и посасывает десны, пытаясь выжать хоть каплю влаги, чтобы было чем умерить позывы сухой рвоты. А потом рот наполнился слюной, и он очутился в ужаснейшем из мест — между кроватью и унитазом, и его бросило в жар, и замутило, и волнами начала накатывать тошнота. Кое-как выпутавшись из кокона простынь, он кинулся к унитазу и в тяжком благоговейном экстазе упал перед ним на колени. И лишь освободив свой желудок от всего, что накопилось внутри, он, совершенно обессиленный, опустошенный как физически, так и морально, опустился на подогретый кафельный пол и заметил, что утро уже в полном разгаре. В отличие от его обычного в это время года пробуждения в потемках, на этот раз небо было ярко-голубым. И его охватила паника, которая показалась ему ужаснее его недавних мук у унитаза, — паника эта была сродни той, что испытывает ребенок, который опоздал в школу.

С трудом встав с пола, Лу вернулся в спальню с единственным желанием схватить и придушить будильник, на котором нагло светились красным 9 часов. Они все проспали! Не услышали будильника! Нет, проспали, оказывается, не все, потому что Рут в постели не было, и лишь сейчас до сознания его донесся плывущий снизу запах еды: плывя в воздухе, он достигал его ноздрей дразнящими скачками, как в канкане. Он услыхал звяканье чашек и блюдец. Гуленье младенца. Утренние звуки. Неторопливые, с ленцой звуки, не предназначенные его слуху. Ему же предназначено было другое — гул факса и ксерокса, шум лифтовой кабины, снующей вверх и вниз в своей шахте и то и дело разражавшейся сигнальным звонком, словно люди внутри жарились в духовке с таймером. Ему полагалось бы слышать постукивание акриловых ноготков Элисон по клавиатуре и скрип тележки Гейба из коридора.

Гейб.

Он натянул халат и, споткнувшись о брошенные им на лестнице ботинки и портфель, ринулся вниз, в кухню. На месте была вся троица подозреваемых — Рут, мама и отец. Гейба, слава богу, видно не было. По поросшей седоватой щетиной щеке отца тек яичный желток, мама читала газету; обе, она и Рут, были еще в халатах. Тишину за столом нарушал один лишь Пуд, что-то напевая, гуля и мурлыча, брови его при этом двигались, сообщая лицу ребенка и издаваемым им звукам даже некоторую осмысленность. Картину эту Лу зрительно воспринял, но оценить ее во всех деталях не сумел.

— Какого черта, Рут! — заорал он так громко, что головы всех присутствующих повернулись к нему.

— Прости, а что такое? — вытаращила на него глаза Рут.

— Девять часов! Черт возьми!

— Тише, Алоизиус! — сердито проговорил отец. Мать глядела на него, совершенно ошарашенная.

— Какого черта ты меня не разбудила! — Он угрожающе надвинулся на нее.

— Почему ты так разговариваешь со мной? — Рут нахмурилась и тут же повернулась к Пуду: — Ну еще пару ложечек, милый!

— Потому что ты, наверно, добиваешься, чтобы меня уволили! Этого ты хочешь, да? Почему, черт тебя побери, ты меня не разбудила?

— Ну, я хотела тебя разбудить, но Гейб сказал, что будить не надо. Сказал, что лучше дать тебе поспать до десяти, что отдых пойдет тебе на пользу, и я согласилась с ним, — как ни в чем не бывало заговорила она, делая вид, что ни капли не обиделась на него за эту сцену в присутствии родителей.

— Гейб? — Он воззрился на нее так, словно ничего смешнее в жизни не слышал. — Гейб?! — вскричал он.

— Лу, — охнула мать, — не смей так кричать!

— Посыльный Гейб? Этот чертов Гейб из экспедиции? — На замечание матери он не обратил внимания. — Так ты его слушаешь? Он же кретин!

— Лу, — опять вмешалась мать. — Сделай же что-нибудь, Фред, — толкнула она мужа локтем.

— Однако этот кретин, — Рут силилась говорить спокойно, — вчера доставил тебя домой, вместо того чтобы пустить тебя за руль и отправить на верную смерть.

Как будто только сейчас вспомнив, что домой его доставил Гейб, Лу кинулся из дома на подъездную аллею. Он обежал машину кругом, поджимая то одну босую ногу, то другую. Его тревога за машину была так велика, что ему было не до острых камешков, впивавшихся в его голые ступни. Он осмотрел со всех сторон свой «порше», погладил его, проверяя, нет ли на корпусе вмятин или царапин. Не найдя никаких повреждений, он несколько успокоился, хотя по-прежнему никак не мог взять в толк, что заставило Рут прислушиваться к мнению Гейба. Что творится в мире, если Гейб теперь за оракула?