Александр Дюма Великий. Книга 1 - Даниель Циммерман

«— А Дюси?

— Ах, не надо путать Дюси с Шиллером, ибо Шиллер черпает из вдохновения, а Дюси из подражания; Шиллер остается самобытным автором, а Дюси только копиист, и плохой копиист».

Александр проглатывает обиду. Что касается комедии, то список великих здесь куда короче: только Аристофан, Плавт, Теренций и Мольер. Сколько же времени понадобится Александру, чтобы прочесть все это? Нежным своим голосом безжалостный Отец-основоположник в ответ переходит к роману. Посмотрим, что известно Александру в этой области? Лесаж, мадам Коттен, Пиго-Лебрен. Не утверждая впрямую, что всех троих надо забросить куда подальше, Лассань советует читать Гете, Вальтера Скотта и Фенимора Купера. Александр не вовсе невежда в области нового романа, он знает «Айвенго» и только что прочел «Жана Сбогара» Шарля Нодье. Услышав последнее название, Отец-основоположник делает гримасу: недурно для романа в своем жанре, но только Франция ждет совсем другого. Чего же? Исторического романа. Александр возражает: говорят, что История — страшная скука. Отец-основоположник пожимает плечами. Пусть Александр прочтет сначала Жуанвиля, Фруасара, Монтреле, Шатлена, Ювеналия Урсенского, Монлюка, Соль-Таванна, Л’Этуаля, кардинала де Реца, Сен-Симона, Вилара, мадам де Лафайет, Ришелье — какие-нибудь две-три сотни томов, а потом мы вернемся к этому разговору. Александр в ужасе:

«— Но мне этого хватит на два-три года, и раньше я не осмелюсь ни слова написать!

— О, нет, времени понадобится значительно больше, либо же вы начнете писать, не приобретя надлежащих знаний».

Возвращаясь к поэзии, удивительный Отец-основоположник, прообраз аббата Фариа, предлагает Александру забыть о его прежних кумирах — Вольтере, Парни, Бертене, Демустье, Легуве, Колардо ради проникновения в глубины Гомера, Вергилия, Данте, Ронсара, Матюрена Ренье, Милтона, Гете, Уланда, Андре де Шенье, Ламартина, Гюго. И поскольку всегда предпочтительней читать поэзию в оригинале, Александру неплохо бы выучить хотя бы греческий, английский и немецкий.

Из канцелярии Александр направляется к Лёвенам, где ужинает раз в неделю. Сегодня здесь будет семейство Арно, знаменитый Антуан Венсан с супругой и четырьмя отпрысками, некий Люсьен, тоже писатель, Тельвиль, Луи и Габриел, и лучше не пересказывать патриарху драматургии плачевное мнение Отца-основоположника на его счет. По дороге Александр продолжает обдумывать свою титаническую программу самообразования. Интересно, почему Адольф никогда не говорил с ним о необходимости изучить всех этих авторов? «Адольф не думал, что все это полезно для занятий литературой? Или же та литература, которой он хотел, чтобы я занимался, могла без этого обойтись?» Самое зарождение его творчества тесно связано с последним вопросом.

Адольф опаздывает на ужин, после обеда он должен читать в театре «Жимназ» пьесу, написанную в сотрудничестве с Фредериком Сулье, непрактикующим адвокатом, скорее богатым владельцем лесопильни, «либералом и аристократом в одно и то же время, два качества, которые в то время нередко сочетались», и обладателем скверного характера, без колебания порывающим всякие отношения с директорами театров, если они хотели от него хоть малейших исправлений. Таких и сегодня немало. Адольф совершенно убит. Их пьесу приняли, но с оговоркой, что в нее будут внесены исправления, и теперь Сулье, разумеется, с возмущением похерит эту идею. И дабы отпраздновать то, что он воспринимает как отказ, Адольф собирает сегодня вечером у себя друзей. Нет большего желания у Александра, чем быть среди них, и, если даже поначалу Сулье обращается с ним как с кем-то, не стоящим никакого внимания, он добьется его признания.

Кроме того, что дни его заняты терпеливой стратегией проникновения в салоны и театры, следует заметить, что не все ночи напролет он занят чтением. Многие из них Александр посвящает смешливой Манете Тьерри, бывшей подружке Сонье в Виллер-Котре, которая теперь в Париже работает кастеляншей в одном из пансионатов. Довольно быстро он ею пресыщается. Точнее говоря, он предпочитает другой тип — блондинок, старше него, белокожих и полненьких, как когда-то Аглая, и по образу и подобию Мари-Луизы. По счастливому совпадению копия, соответствующая его женскому идеалу, обнаруживается на той же лестничной площадке, стоит лишь ее перейти. Это преодоление нескольких метров свершается за лето, и так как Мари-Луиза научила его экономному ведению домашнего хозяйства, он съезжает со своей квартиры и переселяется к Мари Катрин Лауре Лабе, портнихе двадцати девяти лет. И на следующий год, за три дня до того, как ему исполнится двадцать два года, она дарит ему сына, которого не признает ни мать, ни отец, хотя и назовут его Александром, что естественно для сына Дюма.

Рвение и в то же время бюрократическая осторожность Александра вполне удовлетворяют его начальников. Однажды утром его вызывает Удар. Герцогу Орлеанскому нужен человек, который быстро и правильно перепишет ему конфиденциальный документ. Маленький провинциал, парижский неофит, он тут же выказывает бурную радость по поводу перспективы увидеть Его Королевское Высочество. Удар обнадеживает его: герцог чрезвычайно добр с подчиненными. «Это был еще очень красивый мужчина, несколько отяжелевший от собственного веса, который в течение десяти лет все увеличивался; у него было открытое лицо, живой и умный взгляд, который не задерживался на вашей особе и не углублялся в нее». Герцог показал ему, что следовало переписать. Это было письменное прошение на имя суда некой дамы по имени Мария Стелла Петронилла Кьяппини, которая вследствие подмены ребенка при рождении, как в настоящем романе, претендовала на положение единственной наследницы огромного состояния герцогов Орлеанских, а нынешнего герцога называла сыном сторожа из итальянской тюрьмы. Александр один раз прочел то, что переписывал. Герцог подходит, смотрит в текст:

«— Ага! — говорит он. — У вас как будто очень индивидуальная пунктуация».

В самом деле, если посмотреть рукописи Александра, легко заметить, что он вообще не ставит знаков препинания, за редким исключением в виде тире, что он не признает ни апострофов, ни надстрочных знаков. Со временем ему забавно будет вспомнить, что герцог должен был собственноручно доделать работу переписчика! Затем происходит смена ролей, и герцог диктует ему начало опровержения жалобы дамы: «И если бы даже не было ничего, кроме поразительного сходства, существующего между герцогом Орлеанским и его августейшим предком Людовиком XIV…» Орел или решка: на этой фразе Александр непочтительно поднимает взгляд на Его Высочество, и герцог либо примет его удивление за нахальство и прощай Париж, либо будет польщен тем обожанием, которое не в силах даже остаться в рамках этикета. Он выигрывает: