Фальшивые червонцы - Ариф Васильевич Сапаров

с Волховстроя. Командир взвода Василий Меркулов, по-царски отобедав в «Старом Тифлисе», вернулся к исполнению своих служебных обязанностей. Обходил по ночам наряды, проверял бдительность личного состава, устраивал политинформации, а однажды даже наведался к комиссару части, чтобы выяснить, скоро ли намерены рассматривать его заявление о приеме в партию.

В морском порту тем временем шла деятельная подготовка к предстоящему открытию навигации. Ремонтировались краны, готовился необходимый такелаж, в грузовых артелях усиленно изучали технику безопасности, чтобы предупредить несчастные случаи.

Лоцманская служба зимой не очень обременялась тяготами работы, и у Михаила Михайловича Старовойтова выпадали свободные вечера для развлечений. Днем он домовничал у себя на Канонерском острове, коротал часы за раскладыванием пасьянсов, за чтением пухлых романов, а по субботам, случалось, отправлялся в театр. Драме и опере неизменно предпочитал оперетку.

Вполне можно предположить, что дорога к резиденту «кирилловцев» в Ленинграде была бы еще длиннее, если бы не активное содействие Павла Ивановича Киселева, заметно ускорившее ход событий.

Павлом Ивановичем, правда, никто этого молодого человека не называл. Звали попросту Пашей или товарищем Киселевым, что вполне закономерно, если тебе всего двадцать лет и ты еще не успел совершить ничего выдающегося. К тому же никаких наклонностей к обнаружению вражеских конспиративных квартир у Паши Киселева отродясь не водилось, и вышло все как-то само собой, почти случайно.

Пашина наклонность была иная, чертовски трудная и обременительная: Паша мечтал заделаться в ближайшем будущем инженером-путейцем, для каковой цели и приехал в город на Неве из глухой своей деревеньки Большие Кисели, отделенной от ближайшей железнодорожной станции доброй сотней километров отчаянного бездорожья.

С немалой морокой Паше Киселеву удалось зачислиться на рабфак при Институте инженеров железнодорожного транспорта. Койки в студенческом общежитии для него не отыскалось, не попал он, к огорчению своему, и в счастливый список государственных стипендиатов, поскольку стипендий было маловато, а нуждались в них поголовно все рабфаковцы.

Месяца полтора Паша Киселев перебивался с горем пополам, снимая угол у сердобольной старушки за три рубля, а после ему привалила большая удача. Встретил возле института земляка из Больших Киселей, чистосердечно рассказал ему о своих мытарствах в незнакомом городе, и тот по-свойски помог устроиться на вакантную должностишку дворника.

Обязанностей дворничьих, тем более в зимние снегопады, было невпроворот, но если встать спозаранку и не лениться, то запросто успеваешь к первой лекции на рабфаке. Опять же своя личная комнатенка. Полуподвальное помещение, тусклое оконце на манер тюремного, и все же — сам себе хозяин, с переполненным шумным общежитием не сравнишь.

В семнадцатую квартиру, как и в некоторые другие, Паша Киселев подрядился таскать дрова. За отдельное вознаграждение, естественно не даром.

Напилить ножовкой в дровяном сарае, меленько наколоть, связать в охапочку и доставить на пятый этаж не позднее девяти часов вечера, ибо в десять хозяйка квартиры, симпатичная и приветливая дамочка, ложилась спать. Работенка, как говорится, не бей лежачего, всего и хлопот минут на двадцать, а полтинник в скудном Пашином бюджете лишним никогда не бывал.

Отказали Паше в семнадцатой квартире как-то не по-хорошему. Проще говоря, грубо и бесцеремонно отказали, наплевав на самолюбие человека. Поднялся на верхотуру с охапочкой на хребте, позвонил, а двери почему-то открыть не хотят. Слышны чьи-то приглушенные голоса, причем мужские, а дамочка одинокая, безмужняя, потом ему сквозь дверь объявляют, что услуги его больше не требуются. И велят оставить принесенные дрова на лестничной площадке.

Пашин земляк, с дореволюционной поры служивший в питерских дворниках, наставлял его, что амбиция в этой должности способна лишь навредить. У жильцов характеры разные, кто сладенький наподобие медового пряника, а кто и грубиян, барством своим желает козырнуть. Дворнику на это обижаться не положено, должность у него услужающая, подчиненная.

Совет был мудрым, но Паша все равно рассердился. Не мог он позволить, чтобы обращались с ним, точно с серой бессловесной деревенщиной. И твердо решил объясниться, высказать хозяйке семнадцатой квартиры все напрямик. Забирайте, мол, барынька, ключи от вашего дровяного сарая и таскайте свои охапочки на собственном горбу. Проживем как-нибудь без ваших полтинников, с голоду не подохнем, перебьемся.

К шести часам вечера хозяйка семнадцатой квартиры возвращалась домой. Дождавшись половины седьмого, Паша Киселев поднялся на пятый этаж, готовя себя к принципиальному разговору. Но входная дверь, прихваченная обычно железным крюком, была в этот раз слегка открыта, и это пробудило в нем смутное чувство тревоги, заставив сразу забыть все приготовленные слова.

Паша тихо вошел в темную прихожую, собрался кашлянуть, давая знать о своем приходе, и вдруг услышал возбужденные мужские голоса в столовой.

Говорилось там, в этой столовой, нечто столь чудовищное и дикое, столь не соответствующее всем Пашиным представлениям о жизни, что он как остановился возле вешалки с шубами, так и застыл, весь превратившись в слух.

Выдержки у него, к счастью, хватило, и он не ворвался к этим злым недругам Советской власти, не сказанул им сгоряча все, что о них думает. Осторожно он вышел на площадку, осторожно прикрыл за собой дверь. Нужды в этом не было, но и по лестнице он спускался тихонько, стараясь не шуметь.

На Гороховую Павел Иванович Киселев примчался в восьмом часу вечера. Взволнованный его сбивчивый рассказ был выслушан с должным вниманием и пришелся как нельзя кстати, ускорив разгадку некоторых секретов ленинградской агентуры «кирилловцев».

Во-первых, стало понятным, каким способом сумел бесследно исчезнуть опасный врангелевский недобиток, которого разыскивали по всему Ленинграду. Тайны тут никакой не было. Прямо с вокзала подполковник Архипов направился по известному ему адресочку, чтобы засесть в «нелегалах» накрепко, не показываясь на глаза людям.

Во-вторых, и это особенно обрадовало Петра Адамовича Каруся, удалось точно установить контакты лоцмана Старовойтова с бежавшим из трудовой колонии преступником.

Раскрылся вскоре и довольно хитроумный способ посещений конспиративной квартиры, изобретенный бывшим старшим офицером царской яхты.

По обыкновению своему, Михаил Михайлович Старовойтов надумал провести свободный вечерок в оперетке, благо давали «Сильву» с участием известной примадонны.

В театр приехал заблаговременно, купил билет, разделся в гардеробе. Но вместо зрительного зала направился зачем-то на улицу. То ли покурить на свежем морозном воздухе, то ли дождаться запаздывающего приятеля. Однако ни курить, ни дожидаться кого надо не захотел, а, воровато оглянувшись, шмыгнул во двор соседнего дома. На пятом этаже этого дома, в квартире семнадцать, сидел взаперти подполковник Архипов.

Ликвидировать тайную базу «кирилловцев» было теперь делом несложным. Выжди удобный момент, приезжай с ордером — и конец вражьему гнезду. Только вряд ли стоило торопиться с этой процедурой. Выявленная конспиративная квартира тем и хороша, что позволяет нащупать тщательно скрываемые связи и контакты врага.