Классические психоаналитические труды - Карл Абрахам

Первая группа – защитные сопротивления – работают на протяжении всего анализа с периодическими колебаниями в своей активности. Как правило, они в первую очередь привлекают наше внимание, и поэтому их в основном слишком оптимистично относят к начальной стадии. Перенос, как я отмечал, присутствует всегда, но при неврозе переноса он настолько характерен, что сам по себе был выделен в особую стадию. Сопротивления переноса, особенно в виде негативных чувств, наблюдаются на этой второй стадии, а также когда мы пытаемся разрешить перенос. Сопротивления вторичной выгоды наиболее заметны в начале невроза переноса и на последней стадии анализа. Сопротивление Супер-Эго действует постоянно, но особые трудности может создавать в начале анализа и на завершающих этапах невроза переноса. С одной стороны, в силу того, что образование симптомов имеет значение наказания, сопротивление Супер-Эго удерживает симптомы в переносе от разрешения, т. е. препятствует полному развертыванию переноса. С другой стороны, оно стремится сохранить все те элементы проекции, которые уже возникли в переносе, т. е. оно задерживает разрешение переноса. При усилении данных двух факторов мы наблюдаем задержку, сравнимую только с сопротивлением Ид. Последнее, как и сопротивление Супер-Эго, действует всегда, но наиболее заметно во второй половине анализа.

В этом лежит ключ к наболевшему вопросу работы с сопротивлениями. Мы находимся в постоянном конфликте с функциональными сопротивлениями Эго, но по мере их возникновения можем спокойно с ними работать, не забывая, конечно, что вытеснение является средством избежания тревоги. Сопротивления переноса должны комментироваться по мере их возникновения, но наилучшим образом использовать их можно, когда, при воспоминаниях или реконструкциях в ходе невроза переноса, мы стараемся воссоздать забытый ход развития пациента. Сопротивления выгоды от болезни раскрываются на этапах регрессии на последней стадии анализа. Сопротивление Супер-Эго во многих случаях следует объяснять в самом начале, но они не могут быть эффективно вскрыты в отрыве от переноса. Всегда присутствуют и сопротивления Ид, и, уделив достаточное внимание другим источникам сопротивления, нужно уделить внимание и им. К этому следует добавить, что практика сокрытия неудач нанесла серьезный ущерб развитию аналитических исследований. Любая неудача должна стимулировать дальнейшее исследование, внося свой вклад в основном и прежде всего в решение важнейшей проблемы психотерапии, а именно в определение характера, функций и распространенности случаев, когда психологическое лечение невозможно.

Контрсопротивление и контрперенос

Рассматривая начальную стадию анализа и различные виды защиты, которые могут наблюдаться на данной стадии, мы пришли к признанию, что аналитическое нахальство достойно лишь аналитических простаков. Для удобства изучения мы принимали в качестве само собой разумеющегося, что любые возникающие трудности объясняются единственно механизмами защиты пациента. Это удобное, но полностью ошибочное допущение. Действительно, мы не можем эффективно перейти к описанию следующей стадии анализа без предварительного рассмотрения собственной позиции аналитика. Мы должны помнить, что следующей стадией, наблюдаемой при психоневрозах, в действительности, как правило, является стадия невроза переноса, когда история развития пациента, приведшая к инфантильному неврозу, и сам следующий за ней невроз будут разыграны в кабинете аналитика. В течение данного периода пациент играет роль актера-продюсера, использующего для своих целей, как ребенок в детской комнате, любой сценический реквизит, который он может в кабинете аналитика найти, прежде всего и в основном самого аналитика. Последний, как участник труппы, играет разные роли, лишь некоторые из которых при разыгрывании будут тешить его самолюбие – пациент, как ребенок, более склонен проецировать на аналитика неприятные и отвратительные роли. Данная ситуация аналогична той, которая достигается в грезах, когда внешне разные персонажи в фантазиях пациента в один момент играют роль объекта, а в другой момент – роль субъекта.

Имеется, однако, существенная разница между разыгрыванием в грезах или сновидениях и разыгрыванием в процессе невроза переноса. Различие лежит в отношении самого сновидца и самого аналитика соответственно. Не требуется большого опыта, чтобы убедиться, что многим пациентам больше нравится анализ сновидений, даже когда их содержание кажется отвратительным. В конце концов, это «всего лишь сон», то, за что пациент не несет личной ответственности и что дает передышку при озвучивании другого, явно более эмоционального материала. Во время позитивных этапов пациент готов к заинтересованному сотрудничеству при толковании сновидений, как если бы это было сложной, но все же интригующей светской беседой. На негативных этапах его сотрудничество принимает форму попыток сместить аналитика, споря с последним по поводу интерпретаций либо предоставляя то, что он считает более валидным и достоверным объяснением. Ситуация переноса, однако, не «всего лишь сон». В какой бы степени он ни осознавал, что пациент «заигрывается», аналитик все же признает, что в ситуации переноса он является ответственной стороной. Другими словами, он не может полностью избежать личной реакции на данную ситуацию, поэтому и нельзя ожидать, что ему будут приятны ее негативные аспекты.

В то же время исследование реакций на сновидения пациента проливает немало света на собственные отношения аналитика к пациенту. Аналитик, например, скорее всего, не будет обманут энтузиазмом пациента по поводу анализа снов. Но возможно также, что какое-то время он может не замечать признаки собственных реакций на материал сновидений. В течение такого, в другом случае неясного периода анализа он может с радостью ухватиться за эпизод сновидения в надежде прояснить текущие затруднения. Это совершенно обоснованная, законная и повседневная процедура. Но в настоящий момент нас интересует не технический аспект данной ситуации – гораздо больше нас интересует реакция облегчения, испытываемая аналитиком и указывающая, что он действительно беспокоился из-за внешнего отсутствия продвижения в аналитической ситуации. Другими словами, его отношение к данному конкретному фрагменту аналитического материала было отчасти усилено субъективным напряжением.

Предположим, тем не менее, что аналитическая ситуация не была туманной, что в картине анализа преобладал негативный перенос и что придирчивая и раздражительная критичность пациента перемежалась фрагментами сновидений. Тогда любая тенденция заняться материалом сновидения, исключающая активное разыгрывание переноса, должна заслуживать определенной самопроверки на той основе, что, казалось бы, безличностный характер сновидения может дать аналитику такую же передышку от неприятных переживаний, как это происходит с пациентом. Легко наблюдать за собой поочередное исполнение ролей героя и злодея до тех пор, пока нет сомнений относительно элемента «как будто», однако актер-продюсер (пациент) при разыгрывании переноса не знает ни о каком «как будто». Так же как он сознательно вполне искренен в своем присвоении эго-синтонных частей, он совершенно убежден, что его проекция на аналитика эго-дистонных ролей есть простой описательный факт. В течение длительных периодов аналитик будет чувствовать, что к нему относятся как к живому воплощению качеств и отношений, отвратительных для его собственного идеала.

В любом случае ясно, что прежде чем обратиться к неврозу переноса, мы должны внимательно рассмотреть главные личные факторы, которые могут вмешаться в объективную оценку переносов пациента или в его анализ в целом.

В определенной мере мы уже коснулись данного вопроса вначале, обсуждая концепцию «идеально проанализированного аналитика», и здесь я не намерен повторять различные интерпретации данного мифа. Нас интересует не миф, а реальные субъективные реакции среднего аналитика. И мы вполне можем начать наше исследование с рассмотрения того исходного материала, из которого образуются психоаналитики, и с тех особых стрессов, которым они подвергаются в своей работе.

Что касается первого вопроса, то кажется бессмысленным скрывать тот факт, что, какими бы ни были сознательными и бессознательными мотивы для выбора профессии психоаналитика и какими бы ни были его конкретные способности для работы с человеческими конфликтами, никаких особых оснований выделять будущего аналитика среди ему подобных нет. Популярная теория о том, что все психологи являются чудаками, несомненно, имеет подтверждения, но если мы будем судить по социальным реакциям различных психологических групп, то совершенно очевидно, что в плане эмоциональной и интеллектуальной устойчивости профессиональный психотерапевт столь же уязвим со стороны актуальных психических стрессов, как и представители любой другой профессии. Иногда он может лучше сохранять свое лицо или демонстрировать менее строгие социальные реакции, чем могло ожидаться. Но в любом случае совершенно абсурдно приписывать ему или даже требовать от него личной адаптируемости свыше уровня, ожидаемого от индивидуума его типа.