Факелоносцы - Розмэри Сатклифф

Какое-то мгновение он стоял и смотрел, как она уводит лошадь, а потом повернулся к Раянид. Щеки девушки все еще рдели, словно маков цвет, и он подумал, что она попытается извиниться за сестру. Но она этого не сделала, а только сказала с тихим достоинством:

— Войди в дом и отдохни, а мы пока приготовим все для Амбросия.

«Что ж, сестры, очевидно, очень преданы друг другу», — решил Аквила.

Когда коров ставили на ночь в коровники, прибыли Амбросий и охотники. В этот вечер в доме Крадока было устроено пиршество, а наутро все отправились на волчью охоту. Крадок был горд тем, что в его владениях всегда хорошая охота. Вот и сейчас они привезли домой три серые туши, их сначала показали женщинам, а затем вывесили в качестве трофеев в большой комнате, перед тем как освежевать и отдать мясо собакам.

А ночью, лишь окончился пир и пришло время сна, Амбросий послал за Аквилой, чтобы он прислуживал ему вместо оруженосца, который, будучи молодым и невоздержанным, без меры возгордился тем, что участвовал в охоте на волков и по этому случаю выпил слишком много жидкого верескового меда, а теперь спал сном младенца тут же в зале под скамейкой.

Комната для гостей напомнила Аквиле каморку в доме брата Нинния, где он спал с кровавой ссадиной от обруча на шее, причинявшей ему боль при каждом движении. Только здесь, у Крадока, на постели лежали тонкой выделки оленьи шкуры и набитые перьями подушки из синей и лиловой ткани. Кто-то поставил на низком стульчике возле ложа вазу с яблоками. И запах золотистых плодов с нежными коралловыми крапинками и жилками мешался с ароматом благовонных трав, сжигаемых на белой восковой свече.

Амбросий, сидящий на постели, взял из вазы яблоко и повертел его в пальцах, разглядывая прозрачную кожицу.

— Какое чудо, это яблоко! И как редко мы это замечаем… — Он вдруг внимательно посмотрел на Аквилу. Тот, прислонившись к столбу посреди комнаты, полировал бронзовый шишак плетеного охотничьего щита, с которым его повелитель весь день не расставался.

— Послушай, Дельфин, тебе эта жизнь в горах не кажется странной? — спросил Амбросий.

— Кажется, но меньше, чем год назад.

— А для меня она привычная. Ведь с девяти лет другой я не знаю. — Он снова начал разглядывать яблоко, то и дело поворачивая его в руке. — Но сначала она мне тоже казалась странной. Я был приучен носить римскую тунику и учился читать под руководством наставника-грека. Я помню бани в Венте и квадратные комнаты с высокими потолками, помню и фракийскую конницу: как они скакали по улице с таким видом, будто весь окружающий мир — дурно пахнущая свалка. Знаешь, Дельфин, это необычное ощущение — жить одновременно в двух мирах.

— Но может, именно в этом спасение Британии, — сказал Аквила. Дохнув на бронзовый шишак щита, он принялся тереть его с удвоенной силой, чтобы избавиться от пятна волчьей крови. — Вождю, будь он чистокровный британец или же чистокровный римлянин, пришлось бы туго. Ему не управиться с такой разношерстной командой, как мы, когда дело дойдет до битвы.

— «Когда дело дойдет до битвы…» — задумчиво повторил Амбросий. — Ждать до весны уже недолго.

Он замолчал. Аквила поднял голову и поглядел на него.

Бледность и выражение озабоченности на лице Амбросия не на шутку встревожили его. И все это после пения под арфу и бесшабашного веселья в чертоге Крадока!.. От волнения Аквила даже перестал тереть щит.

— Следующей весной? — переспросил он.

— Да. Раз уж саксы зажужжали, как растревоженный улей, мы не посмеем дольше тянуть с наступлением.

Аквила почувствовал, как у него вдруг сильнее забилось сердце. Наконец, наконец грядет то, чего они так долго ждали.

Однако что-то в словах Амбросия озадачило его, и он нахмурился:

— Не посмеем? А почему ты хочешь тянуть еще?

— Тебе, вероятно, моя речь кажется слишком осторожной, будто речь старика. — Амбросий снова взглянул на него. — Дельфин, я жажду добраться до глотки саксов не меньше, чем самые отчаянные головорезы среди нас. Но я должен быть уверен в успехе. И если бы Этий прислал нам из Галлии хотя бы один легион, мы бы справились. Видишь ли, когда Рим нас подвел, я понял — пройдут годы, прежде чем мы окрепнем настолько, чтобы сражаться в одиночку… Да, я должен быть уверен в успехе. Я не могу позволить себе проиграть, ибо у меня нет ничего в запасе, ничего, что помогло бы мне обратить поражение в победу.

— А Молодые Лисы? Разве не улучшилось наше положение с их приходом? — спросил Аквила после короткой паузы.

— Да, конечно, если бы только я мог на них положиться. В самих-то Лисах, в их преданности, пожалуй, я уверен. Что же касается остальных — не знаю. Я редко доверяю даже моим соплеменникам. Мы слишком много грезили, и грезы разъединяют нас. Вот почему мы должны завязать более тесные связи с нашими новыми друзьями.

— Какого рода связи?

Амбросий положил яблоко обратно в вазу с видом человека, который решился на важный шаг.

— Дельфин, — сказал он, — возьми в жены одну из дочерей Крадока.

Сперва Аквила решил, что Амбросий шутит, но потом понял, что тот говорит серьезно. Во время пира Аквиле, как и всем остальным из свиты Амбросия, прислуживали дочери Крадока, он даже перекинулся с ними несколькими словами… но это было все.

— Я вообще не думал брать женщину от отцовского очага, — сухо сказал он.

— А ты подумай.

Наступило продолжительное молчание. При свете свечи двое спокойно смотрели друг другу в глаза.

— Почему Крадок согласится отдать дочь от своего очага? — прервав наконец молчание, спросил Аквила. — У меня нет земли, нет имущества, только лошадь и меч, что дал мне ты.

— Крадок отдаст тебе дочь, если попросишь, потому что ты из моего окружения и потому что он погиб бы в Абере, не отведи ты удар, предназначенный ему.

«Что ж, если Амбросию кажутся полезными такие вот связи между его народом и народом Вортимера, то самое правильное — ему самому взять в жены дочь какого-нибудь местного князя, но, конечно, познатнее Крадока», — мелькнуло в голове у Аквилы.

Амбросий медленно поднял голову, и Аквиле почудилось, что глаза его видят что-то важное в недоступной другим дали.

— Управлять Британией — достаточно тяжкая ноша, — проговорил Амбросий. — Она потребует от человека всех его сил и отказа от всех других привязанностей.

Аквила молчал. Из-за Флавии он не хотел иметь дело с женщинами ни сейчас, ни потом. Они таили в себе опасность и могли сильно ранить. Но он знал: попроси его сейчас Амбросий отправиться из этой освещенной комнаты прямо на смерть, сказав, что она каким-то образом может сплотить Британию и загнать варваров в море, он пошел бы не колеблясь. Так имеет ли он право отказать ему в менее значительной просьбе?

Амбросий слегка улыбнулся и посмотрел ему прямо в глаза:

— Раянид очень красивая — сливки с вересковым медом!

Аквила аккуратно повесил охотничий щит на гвоздь, вбитый в опорный столб. Он так никогда и не мог понять, что заставило его сказать:

— Сливки с вересковым медом приедаются, и, если уж я непременно должен выбрать одну из сестер, я выбираю смуглую.

13

Пустая хижина

Наутро, когда уже началась предотъездная суета, Аквила отыскал Крадока и попросил его отдать ему в жены Нэсс, предупредив, что сможет забрать ее с собой только на обратном пути. Однако, излагая свою просьбу, он не был до конца уверен, что поступает правильно и что Амбросий не ошибается. И, лишь получив согласие вождя, он понял: Амбросий прав и другого выхода у него нет.

Все уладив и договорившись обо всем с Крадоком, Аквила не спешил присоединиться к своим товарищам. Он знал, что они, должно быть, уже собрались и теперь прогуливают лошадей, но ему хотелось немного побыть одному. Он свернул в сад и стал прохаживаться под деревьями, не выпуская, однако, меча из рук. Золото ушло из сада, и даже яблоки утратили теплоту красок; холодный, пронизывающий ветер раскачивал ветки, ерошил листья, которые серебрились на фоне бегущих курчавых облаков. Пора было уходить, как вдруг он увидел Нэсс, — она стояла чуть поодаль и наблюдала за ним.

Он медленно двинулся ей навстречу, потом остановился, и они долго смотрели друг на друга.

— Нэсс, что ты здесь делаешь? — спросил он, оправившись от удивления. Голос у него был пасмурный, под стать серому, хмурому утру.

— Пришла поглядеть на тебя. Мое любопытство простительно — я ведь должна буду уехать с тобой, с чужими людьми, и провести всю жизнь под твоим крылом.

— Так, значит, Крадок, твой отец, сказал тебе?

— Да, конечно сказал. С его стороны это очень благородно. И хотя это ничего для меня не меняет, но все же лучше знать заранее, а не вдруг, в последний момент. — Она поглядела на него, и в глазах ее был тот же дерзкий вызов, что и при их первой встрече, только сейчас она не улыбалась. — Почему ты вздумал взять меня в жены? — спросила она.