Фол последней надежды - Юля Артеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?
— Громов, ну ты что, оглох? Говорю, не взяла ничего из дома, но очень хотела принять душ. Пришлось тут пошариться и украсть чистое полотенце. Как думаешь, меня посадят?
Подхожу ближе, фокусируясь теперь на ее лице и говорю:
— Нет, конечно. У тебя есть алиби. Я подтвержу, что мы весь вечер провели в шахматном клубе.
Геля смеется, сощурившись:
— Ты играть-то умеешь, Вано?
— А то, — чем ближе я к ней, тем сильнее голос хрипнет, — обставить тебя? Шах и мат.
Она смотрит испуганно, как будто я зверь какой-то агрессивный. Что ее во мне так пугает, понять не могу. Вроде нормально общаемся, а иногда так взглянет, как будто я маньяк в темной подворотне.
Поэтому спрашиваю, воспользовавшись ее молчанием:
— Боишься меня?
Тут же жалею. Потому что глаза Ангелины расширяются, а эмоции в них я прочитать не могу. Правда, что ли, боится?
— С чего ты взял?
— Не знаю, просто иногда смотришь так. Как будто напугана.
Мы стоим близко, а меня так и подмывает сделать еще шаг вперед. Нестерпимо хочется коснуться ее. Все, что могу себе позволить, это качнуть рукой, мазнув костяшками пальцев по ее кисти. Геля вздрагивает. Почему?
— Громов, — она хмыкает, но не так уверенно, как обычно, — это глупо.
— Так что?
— Нет, не боюсь, — сдавленно отвечает Геля.
Она пахнет сладко. Ванилью, как обычно. Наверное, это такой парфюм, но мне даже странно, что она сама его выбрала. Может, подарили?
Понимаю, что поднял руку, только когда сжимаю плечо Ангелины. Разве я это планировал? Она подается чуть ближе, вдыхает через приоткрытые губы. Ведь не уходит, не отодвигается! Может быть, ей тоже приятно? Мне — охренеть как. Голова плывет от того, что Геля касается меня грудью на очередном глубоком вдохе.
И тогда моя совсем уж ослабевшая сила воли окончательно погибает. Я наклоняюсь и целую Гелю в губы.
Мне не терпится, я весь дрожу, потому подгребаю девушку ближе и провожу языком по ее верхней губе. Геля тоже вся как будто вибрирует. Становится мягче, податливее в моих руках. Я вообще ничего не соображаю, хотя очень стараюсь удержаться хотя бы за краешек сознания.
Но, когда она несмело касается своим языком моего и вдруг тихо стонет, мне совсем срывает голову. Ей ведь тоже нравится!
А потом она вдруг отстраняется и говорит едва слышно:
— У тебя есть девушка, Вань.
Глава 30
— Прости, — говорю ошарашенно.
Морок спадает, и в этот момент я вообще не понимаю, чем думал в тот момент, когда целовал Гелю.
Отступаю на шаг назад, чтобы помочь голове окончательно проясниться. Смотрю на Ангелину и вдруг содрогаюсь от истеричного смешка. Глаза Субботиной становятся еще более изумленными, но теперь хотя бы не стеклянными.
— Ты…Ты смеешься? — спрашивает она.
— Прости, — повторяю, но тут же снова срываюсь на смех.
Закрываю глаза ладонью в надежде, что это поможет мне объясниться, но уголки губ неумолимо ползут вверх.
Пытаюсь пояснить:
— Просто ты выглядишь такой удивленной. И не понимаешь, что я шокирован не меньше твоего.
Отнимаю ладонь от глаз и снова смотрю на Гелю. На ее лице так много эмоций, и они так быстро перемешиваются и трансформируются, что понять ее шансов у меня не остается.
Смущена? Расстроена? Обижена? Зла? Ее щеки чуть тронуты краской, и мне хочется думать о том, это хоть немного, но от удовольствия.
Как так вышло, что я так резко упал в эти эмоции к ней?
— Почему ты шокирован? — спрашивает она.
Я молчу. Прямо отвечать мне не хочется. Кажется слишком сложным и слишком…стыдным, что ли.
— М-м-м, — протягиваю невнятно, отводя взгляд, — не знаю, как объяснить.
— Может, попытаешься?
Я часто шучу, что Геля пытается докопаться до истины, как бульдог, но теперь, когда это ее качество давит в мою болевую точку, мне совсем не смешно.
— Я не должен был, — у меня наконец получается справиться с улыбкой, и я серьезно смотрю ей в глаза, — извини меня.
Она молчит, опускает взгляд вниз, хмурится. О чем, интересно, думает? О том, что я придурок? Или о том, что у меня нет никакой морали, раз я поцеловал ее, будучи в отношениях?
А она в действительности есть, эта мораль? Я про Алену ни на секунду не вспомнил. Я, выходит, сволочь в этой ситуации? По отношению к обеим девушкам. Рассерженно тру шею ладонью.
— Извинить? — спрашивает Геля, затем рассеянно оглядывается, кидает мокрое полотенце на скамейку.
Потом снова подбирает его, вновь оглядывается. Так трогательно, что она переживает за это дурацкое полотенце.
— Окей, Вань, — и интонации в ее голосе не сулят вообще ничего хорошего, — извиняю. Что, просто забудем об этом? Так ты хочешь?
Последнее, чего я хотел бы, это забыть этот поцелуй. До сих пор чувствую ее мягкие губы и тепло ее тела. Но как сказать об этом? Умереть было бы проще. Поэтому просто киваю.
— Класс, — скупо роняет она, швыряет полотенце в угол и входит на улицу.
Я медлю. Мне так нестерпимо стыдно! Блин, это просто помешательство. Как можно было так все испортить?!
Очнувшись, выскакиваю за Гелей. Видимо, от стресса выдаю старое прозвище, которое, как оказалось, ей не нравится.
Кричу:
— Гелик!
Она оборачивается через плечо, взглядом вопрошая, в своем ли я уме.
— Гель! Прости! Черт, ну я уже триста раз извинился!
Но она уже не слушает, летит впереди меня, наверняка на тяге праведного гнева. Я ловлю в фокус ее макушку с мокрыми волосами, ее широкие джинсы, которые, как выяснилось, совсем не скрывают изгибы фигуры. Думаю — может, стоит притормозить, отпустить ее? Чтобы Геля остыла, а я подумал. Расстался, в конце концов, с Аленой. Теперь ведь мне очевидно, что эти отношения для меня ничего не значат. И честнее, конечно, было бы прекратить их еще до этого шального поцелуя.
— Пока, спортсмены! — Паша салютует двумя пальцами ото лба из своей будки.
— Пока, — бросает Геля, сама устремляясь в темноту.
Я чуть задерживаюсь, чтобы пожать парню руку, а потом снова припускаю за Ангелиной. На
