Наследник своенравной магии - Чарли Хольмберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уверена, у них… все в порядке, – предположила она.
Мерритт уронил руки.
– Да, уверен, так и есть. – Он встал, размял спину. – Я, наверное, лягу пораньше. Путешествие было утомительное.
Выдавив слабую улыбку, он сказал:
– Спокойной ночи, Хюльда.
Хюльда напряглась. Он уходил. Она так хотела поддержать его, но он уходил, и тон его из заботливого превратился в усталый… Она сказала что-то не то? Она пыталась найти что-то хорошее, но, может, он не этого хотел. Но откуда же ей знать, чего он хочет? Она никак не могла прочувствовать эту ситуацию. Это все было так сложно…
Он шел в сторону приемной. «Покажи ему, – сказала Даниэль. – Пробей скорлупу этого яйца».
Но как ей это сделать? Как перестать быть статуей?
Он почти ушел. Ее дыхание участилось, а разум будто сорвался, ища что-то, хоть что-нибудь…
– Я распустила швы на платье сестры! – завопила она. Ее окатило жаром от корней волос до груди.
Мерритт замер на пороге. Обернулся.
– Что?
Она мгновение просто шевелила губами, пытаясь разобраться в мыслях.
– Я… То есть когда я была подростком… Мне было так больно, когда Даниэль пригласили на местные танцы, а меня нет, особенно потому, что ее пригласил мальчик моего возраста, который мне нравился… В общем, я приревновала и распустила швы на спине ее платья, и меня там не было, а лиф разошелся где-то посреди вечера, и Даниэль прибежала домой, рыдая. Я потом отвратительно себя чувствовала, но я никогда ни единой живой душе не рассказывала. Ни ей, ни родителям, ни друзьям.
Несколько мгновений он смотрел на нее, нахмурив лоб.
– Хюльда… зачем ты мне это рассказываешь?
Она сделала глубокий вдох.
– Я… я пытаюсь быть уязвимой. Я знаю, у меня с этим трудности, – отведя глаза, она забарабанила ногтями. – Даниэль обратила мое внимание на то, что у меня есть эти стены стоицизма – она их описала более поэтично, – и пусть я знаю, что не могу сопереживать тебе, я могу сочувствовать, и я не хочу быть железным стержнем в платье, просто я всегда так справлялась с подобными вещами. Но я не хочу, чтобы тебе приходилось справляться с ними в одиночку. Я… я учусь быть гибкой.
Она подняла глаза. Тихая улыбка коснулась его губ, добавляя ей храбрости.
– Спасибо, – сказал он, мягко и искренне. Он прижал ладонь к косяку и оперся о него. – Я это ценю. И я бы не сказал, что ты железный стержень…
– Просто статуя, – предложила она.
Он пожал плечами.
– Статуя, сделанная из более мягкой глины, чем ты сама думаешь, как мне кажется.
Жар отступил.
– С этим я могу работать. И… – «Стук, стук, стук», – стучали ее ногти. – Я была бы признательна, если бы ты мог мне сказать… что, как ты думаешь, нам делать дальше… то есть что бы ты хотел, чтобы я сделала. Я хочу поддержать тебя, Мерритт.
Его поза стала более расслабленной. Оттолкнувшись от стены, он вернулся к ней и протянул руку, которую она приняла. Он поднял ее с дивана на ноги и обнял.
– Ты и так это делаешь, – пробормотал Мерритт. – Я вижу, как ты стараешься. Я ценю это. Я… честно не знаю, что еще можно сделать. Разве что ты хочешь снова переехать сюда.
Она положила голову ему на плечо.
– Не думаю, что это разумно. Не сейчас, пока идет этот аудит. А как я уже говорила, Уимбрел Хаус сейчас не нуждается в магически одаренной экономке.
Он вздохнул:
– Я знаю.
Она провела рукой вниз по его спине. Он не отстранился. Значит, это приемлемо. Она провела вверх и вниз несколько раз, затем отстранилась сама. Несколько шерстинок Оуэйна пристали к его рукаву; Хюльда потянулась, чтобы их убрать, но до того, как она притронулась к ним, ее зрение размылось, провидение затопило все чувства.
Вот он прямо перед ней, одетый в свое синее пальто, несобранные волосы развеваются за спиной – бежит. Он бежал. Они бежали. Через… было похоже на Бостон, но Хюльда не могла понять, где именно…
И видение распалось, было – и нет. Она опять сфокусировалась на шерстинках, но не смогла вызвать его вновь.
– Что ты видела? – спросил Мерритт.
Хюльда моргнула.
– Прости, что?
Он улыбнулся, приподняв один край губ.
– Ну ты ведь не могла уже забыть.
Забыть – а, да, она все вспомнила. В самом деле было нечестно, что побочный эффект провидения – забывчивость, а она даже не может контролировать свою силу. По правде говоря, эти приступы были столь же своенравны, как и сама ее магия, они начинались и заканчивались, когда им было угодно. Хотя, пожалуй, это было особенно сильное видение…
Она помолчала.
– Как ты узнал?..
Он пожал плечами.
– У тебя появляется такое отсутствующее выражение лица, когда это происходит.
Ей стало интересно, насколько отсутствующим становилось ее лицо и как странно это выглядело.
– Я видела, как мы бежим. Через Бостон.
– Бежим? – повторил Мерритт, делая шаг назад, забирая с собой оставшееся тепло. – Мы? Когда?
Хюльда покачала головой:
– Я не знаю. Я не смогла как следует рассмотреть. – Она нахмурилась. – Но довольно скоро, как мне кажется.
Он улыбнулся.
– Я подумывал сводить тебя в театр. Может, мы туда опоздаем.
Она закатила глаза.
– Тогда лучше нам выйти пораньше.
– Завтра же займусь билетами, – он ухватил ее руку и сжал ее.
Она сжала его руку в ответ.
– Ступайте отдыхать, Мерритт Фернсби. Вам это нужно.
Он посмотрел в окно на темно-синюю ночь.
– Давай я сперва доставлю тебя на материк, – сказал он. – Схожу за пальто.
– И еще одно, Мерритт. Ну, скорее, два вопроса.
Он повернулся к ней.
Хюльда рассказала, что случилось в БИХОКе с Бэйли, и о своих подозрениях о том, что он манипулировал ее эмоциями, пытаясь убедить ее снять свою кандидатуру на пост директора.
– Он уверяет, что таких способностей у него нет? – спросил Мерритт, полный скепсиса.
Она кивнула.
– Уверяет, да, – она сомневалась. – Мистер Уокер подтвердил, что единственные чары истерии, которыми обладает мистер Бэйли, – это ребячество.
– Как-как?
– Глупость, – поправилась она.
Мерритт скривил губы и минутку поразмышлял об этом. Хюльда, по обыкновению, сунула руку в карман и нашла пальцами телеграмму Миры. Она все еще носила ее с собой. По какой причине – сама не могла
