Демон воздуха - Саймон Ливек

Я догадывался, что они не оставили тело на виду. Понятное дело, его необходимо было переместить до того, как оно закоченеет, но унести его совсем далеко посреди ночи они не могли. Наверняка ни мой хозяин, ни его слуга не знали, куда его деть, ведь им было неизвестно, где живут близкие покойника или его друзья. Скорее всего они пристроили его где-то поблизости, надеясь избавиться от утопленника на рассвете.

В нашем городе немногие владельцы домов по ночам освещали свои жилища горящими факелами, но мой хозяин был как раз одним из них. Я взял себе один факел и поспешил к переднему крыльцу, где под широкими ступеньками, ведущими во внутренний двор, хранились в крохотной каморке носилки.

Еще с порога я понял, что тупой слуга не обманул моих ожиданий — тело нашлось там. Почти сразу же я заметил что-то неладное. Я не успел разобраться, в чем дело, как тело зашевелилось и встало на ноги.

Я уронил факел, он упал к моим ногам и почти погас. Впрочем, это не имело значения, ведь здесь горел еще один, воткнутый в стену над моей головой. Я попятился и выставил назад руки, пытаясь найти дверь. Как только я нащупал ее, я собрался дать деру.

Но в этот момент мертвец заговорил:

— И-извиняюсь… Я не должен находиться здесь. Я… уже ухожу.

По голосу я узнал молодого жреца, который вместе с напарником выуживал утопленника из воды. Я сразу же увидел всю картину иначе.

Оказывается, я принял за покойника жреца. Это он так напугал меня, когда поднялся с корточек, по-видимому, сам перепуганный не меньше моего. А мертвец, как я теперь разглядел, находился в сидячей позе на носилках, прислоненный к их высокой спинке, и выглядел вполне мирно, если не считать ужасной резаной раны на горле и отвисшей челюсти, зияющей, как черная дыра. Он по-прежнему оставался голым и на фоне перьев и кроличьих шкур, устилавших спинку паланкина, выглядел еще более жалким, чем в самом начале, когда его только вытащили из воды.

Я подобрал с пола факел, и, надо сказать, сделал это весьма своевременно, ведь иначе здесь могло что-нибудь загореться.

Я во все глаза уставился на жреца. В мерцающем свете факела, среди пляшущих теней его вымазанное сажей лицо казалось непроницаемым. Наблюдая, как он стреляет по сторонам глазами, надеясь убежать, я поймал себя на неуютной мысли, что, возможно, видел его где-то еще до этой ночи.

— Кто ты такой? — спросил я.

— Ельтеот, — ответил он. — Жрец Уицилопочтли.

В голосе его не слышалось дрожи, но скованность и какое-то неестественное спокойствие выдавали его страх, чуть ли не готовность молить о пощаде. Теперь он казался мне даже моложе, чем во время нашего разговора на берегу канала. Разумеется, он говорил правду — он не должен был здесь находиться. Его место было в Доме Жрецов или возле алтаря, где ему надлежало поддерживать огонь и жертвовать свою кровь богам.

Я задал ему вопрос, который напрашивался сам собой.

Смекнув, что проскользнуть мимо меня не удастся, он, похоже, чуточку расслабился.

— Мне стало любопытно, что с ним. — Он указал на тело.

Я шагнул в его сторону и усмехаясь сказал:

— Значит, нас двое таких любознательных!

Он посторонился, давая мне посмотреть на тело, да и сам заглянул через мое плечо. Уже потом я подумал, что тогда он мог спокойно броситься к двери, если бы захотел.

Спустя какое-то время он сказал:

— Он умер от ран, так ведь?

Я буркнул в знак согласия. Я осматривал шею мертвеца, осторожно щупая края резаной раны. Кожа вокруг была холодной, помертвелой и сухой, как если бы в теле совсем не осталось крови.

— От этой раны он, бесспорно, и умер. Интересно, чем ее нанесли?

— Может, мечом? — предположил он.

— Может быть. Рассечено уж больно ровно — слишком ровно для кремневого ножа. По-видимому, обсидиан. — И все же насчет меча я сомневался. — Рана довольно мелковата, не так ли? Скорее всего это был нож или бритва. Мечом ему бы просто снесли голову.

— Не обязательно. Тот, кто наносил удар, мог не иметь достаточно простора для размаха.

Я обернулся и внимательно посмотрел на этого молодого жреца. А он и впрямь не дурак, подумал я, только эта сообразительность когда-нибудь доведет его до неприятностей.

— Ты прав, — согласился я. — Это был или нож из чего-то более твердого, чем кремень, или его убили в тесном пространстве. Или то и другое вместе. А это как раз запросто. Ведь чем меньше в данном случае пространства, тем скорее тот, кто наносил удар, предпочел бы нож. — Я попытался представить себе все тесные пространства, какие могли прийти на ум, — какая-нибудь комнатушка, парилка в бане, ниша на задворках храма. Ведь люди стараются совершать убийства в местах уединенных, сокрытых от посторонних глаз.

Я отошел от мертвеца на шаг, чтобы со стороны осмотреть остальные раны.

— А про эти отметины ты что думаешь? — спросил я.

На сморщенной и посеревшей коже виднелись многочисленные проколы, порезы и вздутия.

— Не знаю, — сказал он. — Но они явно наносились умышленно. Когда ты вошел, я как раз думал над тем, что они похожи и на шрамы после истязаний шипами или раскаленными иглами, какими обычно пользуются жрецы.

— Но зачем это делать?

— Может, хотели наказать?

— Это похоже на правду, — согласился я, так как прекрасно знал, что жрецы именно так и поступают. От страшных воспоминаний я содрогался до сих пор. — Или его хотели заставить заговорить. — Я принялся разглядывать лицо мертвеца. Глаза его были открыты и поблескивали в свете факела. Зрачки еще не помутнели, как обычно случается после наступления смерти. Что, интересно, они видели? Что хотели выудить из него при помощи пытки?

Я смерил жреца пристальным взглядом.

— А почему ты захотел снова посмотреть на тело?

— Да мне все не давали покоя эти отметины. По-моему, с чем-то подобным я уже встречался раньше.

То же самое я мог сказать и про себя. Я тоже видел нечто похожее. Потому и пришел сюда сейчас.

— Понимаешь ли, я удостоен чести служить при храме на Большой Пирамиде, — объяснил он. — Я участвовал в проведении жертвенного обряда на празднике Поднятых Знамен. Так вот там у одного из рабов тоже были подобные отметины — проколы, порезы, ожоги. Я хорошо разглядел их, когда мы укладывали этого человека на жертвенный камень. Я помню…

— Я тоже помню, — перебил его я. — Ведь он был уже мертв, когда попал к вам, так ведь?

Жрец изумленно вытаращился на меня:

— А ты откуда знаешь?

— Я был там. Он прыгнул вниз со ступенек на полпути к вершине. Нам пришлось потом тащить его на самый верх да еще уговаривать пейналя и огненного жреца принять жертву. — Теперь я и сам вспомнил этого Ельтеота — это он встречал нас на верхних ступеньках. — Я тоже заметил тогда эти шрамы.

— Так это был ты?! Ну теперь припоминаю! А как все странно, правда? Ты притащил тогда к нам эту исколотую и изрезанную жертву, а теперь вот мертвое тело точно в таком же состоянии обнаружено прямо перед домом твоего хозяина. Что же происходит? — Он прищурился, внимательно разглядывая меня, а я не сводил глаз с мертвого тела в паланкине.

— Понятия не имею, — медленно проговорил я. — Мне надо хорошенько поразмыслить.

Я все еще пребывал в раздумьях, когда молодой жрец ушел. Потом у меня зашипел и погас факел, и я продолжал размышлять над случившимся уже в темноте.

Я просто не мог пойти к себе в конуру и ждать, пока за мной пришлют. Мне необходимо было вырваться из когтей главного министра. Но как? Я должен как можно быстрее найти этих колдунов и привести их к Монтесуме, да так, чтобы меня не поймал на этом мой хозяин. Тогда я бы отдался на милость императора, и, если он соблаговолил бы, то смог остаться в живых.

Так что мне оставалось одно — выследить этих колдунов. Я соображал лихорадочно — даже взмок, — и тут до меня наконец дошло, как действовать. Я понял и как поймать убийцу человека, найденного нами в канале, и как выяснить, почему на его теле обнаружилось мое имя.

Сам мертвец был половиной послания, а вот второй его половиной являлось мое имя. Либо послание предназначалось мне — я, правда, никак не мог его истолковать, — либо оно было обо мне. Но в любом случае, как я заключил, мне необходимо ответить на него. Я должен дать ответ, и убийца сам придет за мной.

Убийца приведет меня к этим колдунам. Омовенный раб Сияющего Света подвергся столь же жестоким истязаниям, как и мертвец, находившийся сейчас перед моими глазами. Это означало, что оба они побывали в руках одного и того же человека. Омовенный раб оказался одним из тех, за кем охотились мой хозяин и император, к их же числу, стало быть, принадлежал и утопленник, выуженный из канала. И его чудовищная худоба скорее всего объяснялась тем, что его держали в темнице впроголодь.

С другой стороны, Сияющий Свет, даже будь он убийцей, вряд ли мог послать мне эту мрачную «весточку», так как не принадлежал к малому кругу людей, знающих мое полное имя. Но он мог действовать с кем-нибудь сообща. Тот омовенный раб был своеобразным посланием, а тело в канале служило напоминанием.