Иноземия, или туда и снова туда - Михаил Высоцкий

В отличие от него Она имела прекрасное детство, богатых родителей, престижное образование сначала в хорошей Мосгавской школе, потом — в Мосгавском вузе. По специальности она, как ни удивительно, оказалась математиком, хотя, по ее же признанию, цифры были всегда именно тем, в чем она совершенно не разбиралась. И когда в тот год, когда она поступала, самым престижным вдруг стал математический факультет — она спокойно отнеслась к выбору ее родителей, поступила туда, проучилась три года, не выучив ни одного предмета стала лучшей выпускницей, примером для всего вуза, после чего, обретя наконец почти полную свободу, занялась тем, чем фактически и занималась все годы своей учебы. Она продолжила развлекаться. Хотя ее развлечения и отличались, причем заметно отличались, от того, что считали за подобное все ее сверстники. Ону совершенно не интересовали гулянки, концерты, дискотеки, «дни рождения», и прочие поводы пойти и напиться. Намного больше ей нравился риск, адреналин, свежие ощущения. Ну и, конечно, «работа» с людьми. Оне нравилось то, что пару слов, пару легких движений бровями, и человек забывал о своих планах, начиная делать то, на что она его провоцировала. Так что Она пробовала все, что только могла, при этом очень осторожно стараясь не перейти грань дозволенного. Она понимала, что ее жизнь, как и жизнь Ава, все время идет по краю — один шаг вбок, и всего за пол года хороший человек может превратится в растение, которое без очередной дозы вообще не чувствует окончательным мир. От подобный экстримов Она держалась всегда на некотором отдалении, но зато автостопом объездить в одиночку всю Великославию, взобраться на считающуюся до этого неприступной скалу или прыгнуть с чем-то вроде парашюта — это был как раз ее стиль. Как и Ав, она побывала во многих странах, при этом часто ее родители были совершенно уверены в том, что их любимая дочурка сидит на даче и, завалившись грудой книг, ваяет очередную гениальную математическую теорию. И дочурка оправдывала их ожидания, став самым юным кандидатом математических наук во всей Великославии, и, вполне возможно, скоро станет и самым юным доктором, а то и академиком. При этом, естественно, и дня не посидев за формулами — для этого были нужны настоящие ученые, которые и включали ее в списки соавторов, а то и вообще презентуя свои неплохие работы от имени молодой и жутко перспективной девушки. Как она этого добивалась? «Работая» с ними. В принципе, многие девушки делает примерно то же самое, достигая цели в жизни методом красивых глаз. Но Она была не одной из многих. Не обделенная природной красотой, как раз ее она старалась использовать по минимуму, предпочитая всего добиться именно умом, а не внешностью. Она прекрасно сознавала, что красота не вечна, что красота сводит многих с ума, а ей хотелось, ей было интересно общаться с теми, кто был в трезвом рассудке. Ну можно убедить кого-то что-то подписать, напоив его до одури вином и развлекая по полной программе, но разве это интересно? Вот убедить того же человека подписать ту же бумагу, причем добровольно, при свидетелях, это да. Или выманить у очередного мультимиллионера две трети его состояния, при этом не проведя с ним ни единой ночи, став лучшей подругой его жены и детей, да чтоб потом они все еще и боготворили тебя как спасителя… Именно это было интересно Оне, и хоть общество вокруг считало бы ее аферисткой, если бы случайно узнало хоть о половине ее подвигов, Заку подобное отношение к жизни понравилось. Как и Ав, Она не признавала абсолютной власти писаных законов, считая, что если слушаться всех предписаний, то жизнь будет не жизнью, а чередой однообразных мучений и страданий. Потому, увидев того же Зака, Она воистину женским чутьем поняла — с этим не поскучаешь, а потому без всяких раздумий и пошла за ним.

Она и Ав относились к жизни по разному. Первый жил для себя, не считая нужным, чтоб о тебе кто-то знал, считая, что мнение окружающих для настоящего человека ровным счетом ничего не значит. Вторая тоже жила для себя, при этом считая обязательным, чтоб тобой все восхищались и гордились, чтоб тебя все любили и уважали. Но при этом жили и он, и она одинаково — в вечном поиске чего-то нового, в стремлении познать непознанное и постичь непостижимое. То есть именно так, как мечтал жить и Зак, не будь он проклятым правителем этого Мена, и именно поэтому их всех троих и притянуло друг к другу.

Впрочем, если кто-то невзначай решил, что Зак был столь же откровенен, как и его спутники, то… Из самой постановки вопроса понятно, что именно это значит. Естественно, что по своей извечной привычке принимать информацию только в одну сторону, вовнутрь, Зак о своей собственной биографии не сказал толком ни единого слова, и не потому, что это была особая тайна. А просто так. По принципу «а вам оно надо»?

На все про все, на все рассказы и признания, откровения и повествования ушло ровно два дня плавания. Много это, или мало? Сложно сказать, но скорее мало, чем много. Почему именно мало? Мало. Все же мало. Конечно, за два дня можно обговорить абсолютно все, но это при условии, что каждый из участников разговора будет зачитывать заранее подготовленный доклад, беседы же между Заком и его спутниками проходили в спокойной, дружественной обстановке неторопливой беседы в сопровождении свежих морских брызг и легкого ветра. И, раз уж началась речь о том, что два дня — это мало, следует упомянуть и о причине, помешавшей нашим героям заниматься тем же самым третий, четвертый и все остальные дни. А причина это действительно была, причем едва ли не первым, кто ее заметил, был сам Зак. Так как именно он был едва ли не единственным, кто до сих пор получал наслаждение от вида спокойного и тихого моря и мог смотреть часами на бесконечную водную гладь. Так что именно Менский оказался первым, кто заметил где-то далеко бордовый парус, все еще едва заметный, но с значительной скоростью увеличивающийся в угловых размерах. То есть приближающийся.

— Надо же, странный цвет парусов, — заметил Зак, — Белый или черный, это я еще понимаю, но бордовый цвет…

— О нет! — на этот раз Ав опередил собирающуюся сказать то же самое Ону.

— Это что, пираты? — догадался Зак, верно оценив интонацию Ава и заметно возросшую активность всех тех, кто до этого мирно занимался своими незначительными делами.

— Это намного хуже, чем пираты! — ответила вместо Ава Она.

— Да? — Зак и сам догадался, что это не пираты, потому что вместо того, чтоб доставать оружие, все доставали бумаги, еще бумаги и снова бумаги. Ну и деньги тоже, — Кто же это тогда?

— Это, Зак, странно, очень странно, что ты этого не знаешь, корабли Ордена Нерушимых Правил.

— Ав, я что-то не понимаю, если это не пираты, а всего лишь какой-то орден, то чего нам…

— Зак, это не «какой-то орден»! Это Орден Нерушимых Правил! Ты что, действительно ничего про него не знаешь? Ладно, тогда расскажу, время у нас еще есть. Причем у нас много, у нас очень много времени… — начал повествование Ав.

Как оказалось, Орден Нерушимых Правил в начале своего существования в незапамятные времена был лишь обычной портовой службой, которая следила за тем, чтоб на многочисленных суднах соблюдались все необходимые предписания. Чтоб была необходимая санитарная обстановка, чтоб была возможность тушения пожара, чтоб вся техническая база соответствовала нужным предписаниям. Конечно, никаких особых рычагов влияния эта служба не имела, и максимум, что она могла — затянуть осмотр, потому что стоило ей позвать каких-то работников правоохранительных органов — те моментально получали взятку и вместо капитанов все нагоняи получали именно сотрудники этой службы. Им это не нравилось. И через определенное время они и сами начали брать взятки, причем меньшие, чем требовали все остальные. Капитанам это понравилось, они не хотели лишних задержек, так что платили все не раздумывая. Служба богатела и богатела, пускала щупальца все в новые и новые порта, пока, наконец, весь мир не стал окутан ее паутиной. Ну а потом тот, кто всем этим руководил, получил озарение сверху — зачем, спрашивается, быть привязанным к портам, делиться с их начальниками, платить налоги, если можно все взять в свои руки? Денег у службы уже тогда хватало, так что она сначала неспешно получила право не подчиняться министерствам морских дел, потом — министерствам финансов, ну а потом вообще перестала кому-то подчинятся, основав собственны орден и начав полностью независимую деятельность. Против Ордена Нерушимых Правил выступили правительства нескольких стран, но тут внезапно на сторону мятежников встали многие капитаны, которые почему-то решили, что так они смогут снизить свои затраты и получить большую прибыль… Имена тех капитанов среди их потомков стали самыми грубыми оскорблениями. Нет, конечно, после того, как Орден Нерушимых Правил одержал победу, он действительно стал бороться за права вольных судовладельцев, помогать финансами отличникам санитарного дела и штрафовать только самых злостных нарушителей, против которых и их собраться имели достаточно. Но так продлилось недолго — прошло всего с десяток лет, и орден начал стягивать путы. Начиная с незаметного повышения штрафов и ведения агитаторской деятельности, постепенно он стал требовать за самые малейшие нарушения такие запредельные суммы, что капитаны взяли, да и взбунтовались. Им казалось, что эти жалкие санитарщики, которые только за их счет и живут, тут же подожмут лапы и забьются в самый дальний угол… Что же, многие капитаны, десять лет назад поддержавшие орден, заплатили кровью за свою ошибку. Потому что как-то так внезапно оказалось, что у Ордена Нерушимых Правил есть огромный и могучий флот, по крохам собираемый все эти годы, есть власть, есть связи, есть влияние, есть могучие покровители, есть все, чтоб не только словом, но и делом доказать свою силу. После великой битвы, где была уничтожена четверть всех мировых кораблей, лишь пять процентов из которых были кораблями Ордена, все наконец прозрели и поняли — на морях появилась новая сила, не считаться с которой невозможно. Даже СОС, страна, обладающая сейчас половиной всех кораблей Иноземии, побаивалась Ордена, никогда не рискую в открытую выступить против него. Конечно, если бы тот флот, что есть у СОСа сейчас, участвовал в той битве, шансы Ордена на победу заметно бы уменьшились, но тогда СОС остался в стороне, а сейчас просто не хотел вмешиваться в затяжную и непопулярную войну. Тем более корабли Ордена никогда по негласной договоренности судна СОСа не трогали, но зато судна остальных стран… Нет, они не топили их, как почти вымершие полулегендарные пираты, они не брали в плен заложников, требуя выкупа. Они просто на своих быстроходных суднах с традиционным бордовым парусом, цвет которого напоминал Ордену о цвете удостоверений его легендарных основателей, догоняли очередную жертву, поднимались на борт и проводили инспекцию. При этом любое нарушение — штраф, а так как нарушения были всегда, а сумму штрафов определяли сами члены Ордена, то и любой подобный визит для каждого судовладельца был чем-то вроде судного дня. Не пустить же на борт проверяющих было смерти подобно — те бы быстро передали информацию про корабль своим карательным силам, для этих целей на каждом корабле было по несколько десятков почтовых чаек. И через день, максимум — два, обреченное судно вместе со всем своим экипажем и пассажирами оказалось бы на дне. Так что капитаны давно уже смирились с подобной участью, заранее закладывая в стоимость билетов возможность подобного риска. Смирились с этим и пассажиры, Орден и их штрафовал, например за пребывание на палубе в нетрезвом виде, или просто за то, что они своим взглядом оскорбили члена Ордена. Все с этим смирились, а те, кто не смирился, уже давно лежали на дне. Все, кроме Зака, у которого рассказ Ава, продолженный и дополненный Оной, вызвал не грусть по поводу предстоящей долгой задержки, осмотры меньше чем две недели никогда не продолжались, и неизбежных финансовых трат. Вместо этого Зак просто засиял от радости. На его лице появилась особая улыбка, которую знающие Менского люди назвали бы «улыбка Зака озаренного».