Перевёрнутый мир - Елена Сазанович

Что ж, теперь от них я так легко не откажусь. Совсем недавно я чуть было так легкомысленно не потерял роль, но больше такой ошибки не повторю. Я снимусь лишь в этом дурацком сериале, заработаю круглую сумму, а потом подыщу работу по душе. И попробую изменить порядок вещей хотя бы в одном деле, вернее, расставить эти вещи в нужном порядке. Попробую хотя бы одно дело усовершенствовать и возвести до уровня искусства. Но для начала нужен хоть какой-то капитал. Его мне могла дать только работа в кино. Лютик прав – кому мы нужны в этом мире?! И если жизнь хоть один раз повернулась к нам лицом, нужно помнить, что это может и не повториться. Я же больше не хотел искушать судьбу. Мне нужны деньги. Чтобы стать свободным, я должен откупиться. Вначале нужно смотреть на мир как на модель, а потом уже пытаться его изменить. И мне придется до конца сыграть роль Ростика, не очень честного и чистого на руку парня. Чтобы потом жить по всем правилам, которые должны быть и которых пока нет.

Этим же вечером, пересиливая отвращение, я позвонил Бине и договорился о встрече. Я успокоил себя тем, что все это временно. Что ненадолго я стану негодяем и подлецом. И временно буду поступаться совестью, продавая ее. Чтобы потом иметь возможность жить по-другому… Тогда я еще не знал, что от хорошего к дурному идти гораздо легче, чем наоборот.

И я легко решился на свидание с Биной, все больше и больше убеждая себя, что сейчас я – всего лишь артист Ростислав Неглинов. Которому позволено многое. Данька же по-прежнему живет в Сосновке и когда-нибудь, в один прекрасный солнечный, день я обязательно к нему вернусь, в его маленькую сторожку, утопающую в зелени. И навстречу выбежит радостный Чижик. А сегодня мне нужно поменьше вспоминать тот лесной мир, чтобы легче жить в этом.

С Биной мы встретились в парке. Я убедил себя, что, несмотря на ее серую внешность, выглядит она довольно неплохо. В том же красном плаще, темных очках и косынке она была даже эффектна. А я приложил все усилия, чтобы выглядеть плохо. Не побрился, нацепил на себя что-то помятое и старое из ростикова гардероба, и перед встречей для храбрости выпил стакан коньяка, так что разило от меня неслабо.

Как ни странно, эффект оказался обратным. Видимо, все-таки я плохо разбирался в женщинах. Ростик наверняка бы нашел способ вызвать к себе неприязнь. Мне же это не удалось. Напротив, Бине настолько надоел ухоженный, чистенький, утонченный муж, что меня она встретила восторженным влюбленным взглядом. Она даже сняла очки, пожирая меня глазами с ног до головы. А ее припухлый глаз все время дергался.

– Болит? – участливо спросил я, слегка притронувшись к веку.

Она надула губки, изображая из себя ребенка.

– Ага, все этот сволочная пчела. До чего ненавижу всяких насекомых! Отвращение вызывают, кажется бы, придушила их всех! – Она скривилась и затрясла кулачками.

Я скривился вслед за ней. Я обожал всяких насекомых. А отвращение у меня вызывали некоторые представители рода человеческого, да и то с недавних пор. Одна из них сейчас стояла передо мной. И я понял, что если не напьюсь до беспамятства, то сотворю очередную глупость. И уже не смогу исправить ошибки. Ведь предупреждение Песочного было более чем серьезным.

– Куда-нибудь сходим, отужинаем? – я пытался оттянуть время, хотя надеяться было не на что. – Я ужасно голодный.

– У меня дома все есть, – пропищала Бина. – Я заказала шикарный ужин из ресторана, его уже привезли. Осталось разогреть в печке.

– Ужин дома? – Я не поверил своим ушам. И несказанно обрадовался. – Значит, мы ужинаем с твоим мужем?

Бина тоненько заливисто расхохоталась. Я был слишком наивен, цепляясь за любую соломинку, и в этой пикантной ситуации пытался найти спасение в лице ее благоверного.

– А ты шутник! У меня есть своя квартира, как бы собственная крыша под солнцем. Сам понимаешь, творческим натурам нужно иногда уединяться.

– Кому-кому? – честно не понял я.

– Творческим натурам! – вызывающе встряхнула головой Бина. – Мне же где-то нужно учить свою роль. Подумать о том о сем. Например, о своем творчестве… Ну и вообще…

Мне ничего не оставалось, как смириться. И с творческой натурой, и с предстоящей ночью любви.

– Едем, Бина! – Я решительно взял ее за руку. – Творческим натурам иногда нужен полноценный отдых.

Откровенной иронии жена продюсера, безусловно, не заметила.

Квартира Альбины была ей под стать. Супермодная, очень безвкусная и бесцветная. И совершенно стерильная. Белые стены, стеклянная мебель, ни одного цветка и ни одной книги. Мне показалось, что это – больничная палата, разве что очень дорогая. Я с опаской поглядывал на дверь, меня не покидало чувство, что вот-вот появится санитар в белом накрахмаленном халате и в лучшем случае предложит мензурку с горькой микстурой, в худшем – привяжет к кровати.

Впрочем, санитар в данной ситуации был бы для меня просто чудом. Но чуда не произошло. Вместо него появилась Бина в белом атласном халате и предложила выпить. Она с ногами забралась на плюшевый диван, откровенно обнажив коленки. Она была на своей территории.

– Вино, шнапс?

Я понятия не имел, что такое шнапс, но по резкому звучанию названия подумал, что, наверное, это самый крепкий напиток из предложенных. А мне так нужно было срочно забыться и все забыть. И я залпом выпил рюмку, содержимое которой на поверку оказалось всего-навсего водкой, хотя и немецкой. Умеют же за счет непонятностей набивать цену вещам! Я тут же налил вторую рюмку. И непонятное стало более ясным.

Бина нежно провела пальчиком по моей руке. Ее пальчик был, как всегда, влажный. И я поежился.

– Говорят, у тебя были серьезные проблемы с алкоголем? – участливо спросила она Ростика. Так как мне пришлось отвечать за него, я подумал, что лично мои проблемы с алкоголем только начинаются.

– Все в прошлом, – улыбнулся я. И для убедительности выпил еще.

Меня не так-то просто свалить с ног. И все же голова пошла кругом. Ноги стали ватными. Я почувствовал на своих губах горьковатый поцелуй, слегка отдающий шнапсом. И искренне пожалел Ростика, который ради жалкой роли должен целовать столетнюю продюсершу. По сравнению с ним я был в более выгодном положении. И хотя от всей души ненавидел Бину, мысли о Ростике придали сил. Я крепко обнял Бину. Перед моими глазами проплыли белые стерильные стены. И показалось, что пахнет горькой микстурой. И я вновь почувствовал на своих губах терпкий вкус. Где-то далеко-далеко приглушенно залаяла собака. Мне показалось, что Чижик зовет меня и просит о помощи. А я пытаюсь вырваться из больничной палаты, разбить окно, однако ноги не слушаются. А санитары уже вяжут меня резиновыми жгутами, и становится нечем дышать. Мне хочется крикнуть Чижику, что помню его и никогда не брошу, но язык липнет к небу, и я задыхаюсь…

Наконец я очнулся. И увидел склоненное над собой лицо Бины. Жиденькие волосы растрепались, по щекам пошли красные пятна, а глаз слезился и еще больше набух. Кругом белые больничные стены и запах микстуры, которая называется шнапсом. Если это – любовь, я даю себе зарок никогда больше не любить.

– Любимый, – слышу я хрипы Бины. И мне становится тошно. И чтобы выжить, чтобы набраться сил и привести мысли в порядок, я вспоминаю Чижика. Его рыжую лисью морду, его заливистый лай. Мне становится легче.

– Любимый…

Бина перебивает мои мысли. Она имеет на это право. Я должен сегодня любить ее, чтобы жить дальше, чтобы работать и чтобы когда-нибудь потом послать всех к черту. И стать абсолютно свободным. Для этого я должен играть в любовь с Биной.

Я старательно глажу ее по бесцветным волосам. Осторожно прикасаюсь губами к красной щеке. Но сказать ничего не могу. Это выше моих сил.

– Скажи мне что-нибудь, – требует Бина.

Я закрываю глаза и вижу перед собой Чижика, резвящегося на крыльце сторожки. Он подбегает ко мне, лижет руки, и я его треплю по рыжему загривку… Альбина приближает руку к моим губам. Я представляю, с каким удовольствием ее укусил бы Чижик. Я машинально целую руку Альбины и с трудом выдавливаю заветные слова, только бы она отстала.

– Я люблю тебя, – шепчу я, а на деле, наверное, получается – «гав».

Бина довольно смеется. Я сыграл свою роль до конца, и мне хочется поскорее домой. Хотя это и не мой дом, он все же лучше, чем стерильная палата с невидимыми санитарами. И я осторожно освобождаюсь от цепких рук Бины.

– Когда мы встретимся? – спрашивает она, и ее серые глазки при этом вызывающе блестят.

– Завтра, – говорю я, не лукавя. Завтра съемочный день. Я старательно припоминаю, сколько осталось до окончания съемок. Пожалуй, дней двадцать пять. Из них нужно вычесть выходные, которые Бина наверняка проведет с Песочным, мои внезапные приступы болезни, которые я придумаю, и просто неудачные дни. Что ж, не так много времени судьба нам выделяет для личных встреч. От этой мысли становится легче. И я даже ободряюще хлопаю жену продюсера по плечу.