Anamnesis vitae. (История жизни). - Александр Светин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Угу, — лейтенант приканчивал очередную чашку чая.
— Далее, я, как и планировали, проверю архивы. Если выяснится, что все убитые наблюдались у Марии Глебовны, придется установить за ней наблюдение. Возможно, она нас выведет на убийцу. Кстати, теперь-то мы знаем точно, что она не убивала. По крайней мере, лично.
— Точно! — опять согласился Семен.
— Идем дальше. Надо будет срочно поднять списки всех беременных в окрестных селах… ну, в радиусе поражения нашего маньяка. И взять их под охрану.
— Сдурел?! — лейтенант поперхнулся чаем. — Где я тебе столько народу возьму? Ты хоть представляешь, сколько в округе может быть беременных?!
— С трудом, — честно признался я. — Но другого способа обезопасить их, пока ты не поймаешь убийцу, я не вижу.
— Пока мы не поймаем! — уточнил участковый.
— Мы так мы, — не стал возражать я.
Чего уж греха таить, заинтересованность лейтенанта во мне, как в носителе интеллектуального начала, мне льстила.
— Палыч, пошли спать! — неожиданно прервал мои разглагольствования Семен. — Утро вечера мудренее. У меня мозги уже отключились.
Я прислушался к себе — и понял, как смертельно устал.
— Пошли. Я тоже уже в кому впадаю.
Проводив лейтенанта до машины, я побрел в свою «квартиру». Улыбаясь в предвкушении встречи с Алей.
Но ее дома не оказалось. В растерянности я стоял над заправленной кроватью и чувствовал, как в душу проворно вползает пустота.
Не позволяя ей заползти целиком, я выскочил в коридор и устремился в приемное отделение.
Клавдия Петровна усердно и неторопливо крутила из нарезанных бинтов марлевые шарики. На столе перед ней накопилась уже изрядная куча.
— Клавдия Петровна, вы Алю не видели? — спросил я, стараясь быть спокойным. Получалось с трудом и неубедительно.
— Аленьку-то? Видела, как же! Она минут пять как вышла…
— Куда вышла?! С кем?! — мое показное спокойствие как рукой сняло.
— Одна, конечно. На крыльцо. Наверное, просто воздухом подышать…
Не дослушав фельдшерицу, я выскочил на крыльцо. Снаружи никого не было. Вряд ли Аля вышла подышать воздухом: было довольно холодно, да еще и ливень зарядил. Почти летний, с крупными, увесистыми каплями. Вот только холодный.
— Аля! — негромко позвал я и огляделся.
Никто не отозвался. Глаза уже привыкли к темноте, и я увидел вдалеке светлое пятно, удаляющееся в сторону леса.
— Аля! — позвал я уже громче и устремился за ней.
Далекий силуэт не приближался, несмотря на то, что я почти бежал. Правда, бежать по скользкой старой траве было весьма затруднительно: ноги разъезжались, я то и дело поскальзывался, а несколько раз — и вовсе падал. Но упрямо поднимался на ноги и продолжал погоню за светлым пятном в ночи.
Девушка вошла в лес. По моей спине опять пробежался холодок страха — куда же она одна, да в такое время! Я еще ускорился.
В лесу темень стояла несусветная. Сердце мое упало. Я вертел головой во все стороны, но не видел в темноте ни малейшего просвета. Аля исчезла!
— Аля! — уже во все горло крикнул я.
Бесполезно! Шум дождя перекрывал все остальные звуки. По какому-то наитию, я помчался вперед. Уклоняясь от бегущих навстречу деревьев и прислушиваясь к ночи.
Несколько минут я несся по спящему лесу. Куда — я не знал. Зато знал, зачем. Вернее — за кем. Где-то там, в большом темном лесу, была моя Алька. Одна.
Деревья вдруг расступились, выпуская меня на большую поляну. И я увидел.
…Она кружилась в самом центре поляны. Раскинув руки, запрокинув голову и подставив лицо дождю, Аля танцевала под ним. В ритме капель, покидающих небо. Под музыку осени.
Я тоже услышал ее. Любуясь тонкой танцующей фигуркой, я вдруг понял, что шум капель давно уже слился в странную, чарующую музыку. Она заполнила собой все: темный уснувший лес, плачущее небо, умирающую траву под ногами… И мое сознание.
Я стоял, слушал и смотрел. Аля кружилась в своем странном танце и временами мне казалось, что она взлетает, отрывается от земли, перепархивает с места на место, словно огромная бабочка.
Я смотрел — и боялся, что музыка стихнет, и танец закончится. Будто восьмиклассник, впервые набравшийся смелости пригласить на танец предмет своих мечтаний и теперь с трепетом ожидающий окончания песни.
Боялся — и в то же время желал этого.
Потому что Аля сейчас была не со мной. И не здесь. Она танцевала в своем, неведомом и недоступном мне мире. Далеком и совершенно чужом. Понимание этого настигло меня сразу же, едва я увидел кружащуюся в дожде фигурку.
Да — не со мной. Да — не здесь. Да — чужая…
Но, Господи, как же это было красиво!
Я стоял и смотрел. Понимая, что ничего более прекрасного я никогда не видел и не увижу…
Спустя вечность дождь кончился. И вместе с ним стихла волшебная музыка.
Аля подошла ко мне и обняла за шею:
— Спасибо, что не остановил меня, Кот!
— Ты видела меня?
— Я танцевала для тебя.
— Это было красиво. Очень красиво.
— Да. Я знаю.
— Ты замерзла, наверное? — я стащил с себя куртку и укутал Алю.
— Не замерзла. Но все равно спасибо. Ты ее согрел. Я люблю твое тепло, — улыбнулась она.
— Не уходи больше так, Кошка! — попросил я ее.
— Как?
— Так… внезапно.
— Не буду, — серьезно пообещала она. — Пошли домой?
— Пошли.
Не торопясь, обнявшись, мы побрели по мокрому ночному лесу. Домой.
30 сентября, 03.25,
Кобельки, участковая больница
Аля уснула, уютно устроившись головкой на моем плече. Я слушал ее спокойное, немного посапывающее дыхание, перебирал рыжие волосы и смотрел в потолок. Не спалось.
Слишком уж много событий навалилось на меня за прошедшие сутки. После трехнедельного затишья вновь появился загадочный маньяк. Еще больше запутав и без того запутанную историю с этими убийствами. Теперь приходилось поневоле ломать голову, с кем (или с чем!) мы имеем дело. Ответы на этот непростой вопрос упорно не находились.
Аля что-то тихо пробормотала во сне и перевернулась на другой бок, выскользнув из-под одеяла. Я старательно укрыл ее, поцеловал в макушку и встал. Сон, кажется, напрочь забыл о моем существовании.
Подойдя к окну, я уткнулся лбом в приятно-холодное стекло и принялся вглядываться в темноту. Туда, где в ночи должно было быть озеро.
Там оно и было, наверное. А где-то на озере горел огонек. Судя по мерцанию, это был костер. Или факел. Во всяком случае, открытое пламя. Рыбаки?
Непонятным образом факт наличия огня в глубине озера меня встревожил. До боли в глазах я всматривался в ночь, пытаясь разглядеть что-нибудь еще, кроме мерцающего оранжевого пятна. Бесполезно.
— Кот, ты что? — сонный голос Али за спиной заставил меня вздрогнуть.
Я обернулся:
— Ничего, Алюшка. Просто не спится.
Она села в постели:
— Тебе неспокойно?
— Да.
Врать ей я не умел.
— Иди ко мне.
Я подошел и присел рядом.
— Я тебя разбудил. Извини, Котенок.
— Не разбудил. Я сама проснулась, — она притянула меня к себе. — Что тебе сказать, чтобы ты не тревожился?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Просто скажи, что ты со мной.
— Я с тобой, Кот. Вся — с тобой.
— Как это — вся?
— Телом. Мыслями. Чувствами. Душой.
Я покрепче обнял ее.
— Кажется, я понял, чего боюсь. Боюсь, что ты вдруг исчезнешь так же внезапно, как появилась. И придет пустота.
— Не исчезну. Не хочу исчезать. Я хочу быть с тобой, Кот, — она отстранилась слегка, улыбнулась и провела ладошкой по моей щеке. — Ты же не против?
— Я — за. Мне не жить без тебя, Алька.
— Не говори так, пожалуйста! — она вдруг стала серьезной.
— Почему?
— Живут не для кого-то и не ради кого-то. Жить стоит ради самой жизни.
— Я не понимаю…
— Поймешь. Когда-то поймешь обязательно. Но это так.
— Иногда мне кажется, что ты старше меня раз в сто! — улыбнулся я.
— Кто знает, может и в самом деле так? У меня же паспорта нет! — ее глаза опять смеялись.
— Должен сказать, что для старушки ты очень даже ничего… во всех смыслах!
— Нахал! — она щелкнула меня по носу. — Но чертовски привлекательный!
— Ага… и сексуальный! — скромно добавил я.
— Да ну? Докажи!
Я и доказал…
Отдышавшись, она легонько царапнула меня ноготками по животу:
— Зверь!
— Сама такая! — выдохнул я.
Аля тихо засмеялась.
— Мы, наверное, забавно смотримся со стороны: лежим, пыхтим и обзываемся! — она положила голову мне на грудь. — Мне хорошо с тобой, Кот! Очень-очень хорошо! И не только телом.
— А мне — с тобой. Вот ведь совпадение какое! — счастливо улыбаясь, я глядел в потолок. Тревога прошла напрочь.