Римские древности - Дионисий Галикарнасский

частным лицом и от союзника, и вовсе не во вред государству, разве не заслуживаешь ты сурового наказания за то, что развращаешь юношей, внося в их жизнь страстное стремление к царскому богатству, роскоши и расточительности, хотя им требуется строгая сдержанность, если общество желает самосохранения?! 4. Да и за то, что позоришь собственных предков, из коих никто не нарушил отчие обычаи и не взял постыдное богатство взамен честной бедности, но все остались с тем же самым небольшим имуществом, унаследовав которое, ты счел его меньшим, чем подобает тебе! (22) 5. И за то, что губишь добрую славу, сложившуюся о тебе вследствие твоего прежнего образа жизни, как о человеке умеренном и благоразумном, который сильнее всякого позорного желания! И после этого ты останешься безнаказанным, став из хорошего плохим, когда тебе следовало, даже если раньше был порочен, перестать быть таковым? Или же ты будешь и впредь принимать участие в чем-либо из благ, которые причитаются хорошим гражданам, а не покинешь город, что лучше всего, либо, по крайней мере, — Форум?» Ambr.

XVIII. И если с этими словами они вычеркнут меня из списка сената и переведут в разряд тех, кто ограничен в правах[1387], что смогу я им сказать или сделать в свое оправдание? Какую жизнь затем я буду вести, подвергшись такому бесчестью и бросив тень на всех своих потомков? (23) 2. Да и тебе самому в чем еще я окажусь полезен, потеряв всякое влияние и уважение у сограждан, ради чего, собственно, ты ныне и обхаживаешь меня? Остается только, не имея больше возможности занимать какое-либо место на родине, уйти со всем своим семейством и имуществом, осудив себя на позорное изгнание. 3. Где после этого я проведу остаток жизни? Или какое место примет меня, лишившегося, что вероятно, свободы слова? Ну конечно, твое царство! И ты предоставишь мне все блага, какие есть у тиранов? И какое благо ты дашь мне равное тому, что отнимешь у меня, лишив самого ценного из всех приобретений — свободы? (24) 4. Как же смогу я вынести перемену в жизни, поздно начиная учиться рабствовать? Когда даже родившиеся при власти царей и тиранов, если только благородны, жадно стремятся к свободе и считают все блага ниже ее, так неужели те, кто жил в государстве свободном и научившемся править другими, спокойно перенесут перемену от лучшего к худшему, согласившись стать из свободных рабами лишь для того, чтобы ежедневно устраивать пышные застолья, всегда иметь при себе множество слуг и неограниченно получать удовольствия от красивых женщин и мальчиков, как будто в этом состоит человеческое счастье, а не в доблести? (25) 5. А какое пользование этими самыми вещами, пусть даже они достойны большого рвения, сможет оказаться приятным, когда оно ненадежно? Ибо в вашей власти, кто дарует эти удовольствия, отнять их обратно, как только вы сами захотите. А ведь я умалчиваю о зависти, о клевете, о жизни, при которой нет ни мгновения без опасности и страха, и о многом другом, тягостном и недостойном благородного образа мыслей, что приносит проживание у царей. 6. Да не охватит Фабриция такое безумие, чтобы он, покинув знаменитый Рим, предпочел жизнь в Эпире и, хотя мог бы стоять во главе государства-повелителя, сам оказался под властью одного человека, который рассуждает совсем не так, как остальные люди, и привык выслушивать от всех только то, что ему приятно. (26) 7. И даже желая изменить свой образ мыслей и смирить себя, чтобы ты не подозревал от меня никакого зла, я все-таки не смогу этого. Оставаясь же таким, каким меня сделали природа и мои привычки, я покажусь тебе невыносимым, и, кроме того, будет казаться, будто я перетягиваю руководство на себя. А в целом, могу посоветовать тебе не то что Фабриция, но и никого другого не принимать в своем царстве, кто лучше тебя или равен тебе, да и вообще — любого человека, воспитанного в условиях свободы и имеющего образ мыслей возвышеннее, чем свойственно частному лицу. 8. Ведь человек возвышенного образа мыслей — небезопасный и неприятный сосед для царя. Но в отношении собственной пользы ты сам определишь, что тебе следует делать, по поводу же пленников найди какое-нибудь приемлемое решение и позволь нам уйти».

(27) А когда он закончил свою речь, царь, восхитившись благородством его души, берет его за правую руку и говорит: «Уже не придет мне в голову удивляться, почему ваш город знаменит и обладает столь большой властью, раз он воспитывает таких людей. И поэтому более всего я желал бы, чтобы с самого начала не случилось у меня с вами никакого раздора, но поскольку это произошло и кто-то из богов захотел свести нас лишь после того, как мы испытали силу и доблесть друг друга, то я готов примириться. И чтобы первым положить начало гуманным поступкам, к которым вы призываете меня, я из уважения к вашему городу отпускаю всех пленников без выкупа»: Ambr.

Покорив Ливию вплоть даже до племен, живущих на побережье Океана. Steph. Byz. s. v. Oceanus.

Констанция[1388]... есть и другая в Бруттии, как у Дионисия в девятнадцатой книге «Римских древностей». Steph. Byz.

Книга XX

Стратегия боя с Пирром — Описание сражений — Результат второго сражения римлян против Пирра — Причины поражения около полиса «Регий». Несчастья, овладевшие этим полисом — Тирания во всех полисах Сицилии — Пирр переправляется в Италию — Пирр забирает священные сокровища Персефоны — Предопределение судьбы Пирра — Фрагменты различных событий в различные времена

I. Договорившись через глашатаев о времени битвы, они выступили из лагерей и заняли боевые порядки следующим образом[1389]. Царь Пирр поставил вперед македонскую фалангу на правом фланге и после нее — наемников-италиотов из Тарента[1390], 2. — затем отряды из Амбракии[1391] и вслед за ними фалангу из тарентинцев с белыми щитами, затем — союзные войска из бруттиев[1392] и луканов[1393], в центр же фаланги он поставил феспротов[1394] и хаонов[1395], а рядом с ними — наемников из этолийцев[1396], акарнанцев[1397] и афаманов[1398], последними же — самнитов[1399], которых он разместил на левом фланге. 3. Он расположил самнитскую, фессалийекую, бруттийскую и наемную конницу из Тарента на правом фланге, амбракийскую же, луканскую, тарентинскую и эллинскую наемную конницу, состоящую из акарнанцев, этолийцев, македонян и афаманов,